сидели они, ужинали, вдруг, смотрят, мужик какой-то идет. Они все напряглись. Думают, ну вот и здесь нас нашли.
Оказывается, ничего подобного. Дядька этот пришел жить проситься. Бекар ему говорит, у нас тут жизнь не ахти, все время надо что-то благоустраивать, все время суетня, комфорта нет никакого. А мужик говорит: «Все, все буду делать, только можно с вами остаться?» Бекар ему говорит: «У нас тут, конечно, не очень удобно, но если ты все будешь делать, то пожалуйста».
Мужик остался. Потом, по прошествии некоторого времени, еще семья одна пришла с детьми. Потом еще и еще. Никого не прогоняли, принимали, помогали, чем могли. А эти вновь пришедшие тоже старались что есть сил. Постепенно народу набилось много. Откуда они узнавали о пещере, никто не знал. А спрашивать как-то неудобно было. Новенькие страшные ужасы рассказывали, такие вещи, уму непостижимые.
В это время в Пермолоне совершенно неожиданное событие приключилось. Президент помер. Подавился костью и в одночасье капут-мортум у него случился. Все прямо обалдели, даже плакать начали, а некоторые просто волосы на себе рвали. Помер наш президент, как же теперь мы без него жить-то будем? Но не очень долго плакали, так поплакали, поплакали, и потихоньку все на нет сошло. А руководить-то народом надо же кому-то. Решили нового президента выбирать.
Был в палатах один дядя. Пережил все примочки старого президента. Он говорит, меня выбирайте, не пожалеете. Со мной вам очень даже хорошо будет, за мной вы как за каменной стеной будете. Все так прикинули и думают, может, правду говорит, все-таки каким-то образом ему удалось выжить.
И вообще – вроде бы он ничего себе и выглядит прилично. Взяли и его выбрали. А как только его выбрали, он говорит, все это, что при прежнем президенте было, – отменяется. Все это пурга была, все эти питания, разрешения, все это надо псу под хвост выкинуть, наплевать и забыть.
Люди думают, а это неплохо, столько неудобств с предыдущими делами было, а этот правильно говорит. Обрадовались, спрашивают его, что же теперь можно есть когда угодно? Он отвечает, улыбаясь в усы, когда хотите, тогда и жрите, что хотите, то и хавайте. Тут прямо радость такая по всему Пермолону покатилась. Спрашивают – а в фонтаны воды можно налить? Он говорит – валяйте, только деньги платите, все можно, только оплачивайте услуги. Тут пермолонцы осмелели и новому президенту главный вопрос решили задать, – а с врагами типа, что у нас? Кто у нас теперь враги?
Задали вопрос этот, потому что ведь важно знать, чтобы потом не париться и голову себе не ломать. И тут новый президент вообще всех удивил, он так сказал – вы пока так поживите, а там видно будет, кто у нас враги. Пока точно сказать не могу. Поживите пока без врагов немного, отдохните. Люди просто очумели, прелесть-то какая, и то и се можно, и без врагов можно манек передохнуть. И тут на таких радостях они спрашивают, так, для очистки совести, а путешествия? Президент улыбнулся опять и говорит: «Куда хотите, туда и валите».
Ну что так не жить? Это же сказка, это чудо чудное, диво дивное.
Вести эти докатились и до пещеры. Прибегает один мужик в пещеру и Бекару, запыхавшись, вон говорит, ну дела, говорит, вам теперь можно обратно возвращаться, новый теперь в Пермолоне президент, все разрешает, жизнь теперь будет слаще сахара. Давайте собирайтесь. А Бекар в это время с людьми плотину на пещерной реке сооружал. Он так посмотрел на пришедшего мужика и говорит, поживем – увидим. И дальше продолжил делом заниматься. Мужик удивился. Говорит: «Что же вы тут будете в темноте под землей сидеть, когда теперь можно в покое в чудо-городе Пермолоне проживать». А Бекар ему: «Почему в темноте?» И включил какую-то дрюку. Вся пещера осветилась ярким, ровным светом, и ветерок задул, типа вентиляция. Мужик подивился на все эти дела, говорит: «Ну, не хотите, как хотите. Если что, в гости к нам приходите». Бекар ему: «Нет уж, лучше вы к нам». На том и порешили.
История Пупель
Пупель работала в поте лица. Писала заголовки и рисовала агитационные плакаты, ходила в Высшее художественное заведение, делала курсовые проекты. Магда сдержала свое слово.
Работа у Пупель была. Благодаря ее скромным доходам молодая семья не подыхала с голоду. Конечно, ни о каких излишествах речи не шло. Денег Пупель едва-едва хватало на прожитье.
Погост даже и не думал заводить частную практику. Он говорил, что не до конца изучил еще векторность гомеопатии. Нельзя сказать, что он очень сильно напрягался по поводу этой самой пресловутой векторности. Он по-прежнему читал свои книжицы, вальяжно расположившись в кресле, до ужаса прокурив всю небольшую квартиру Пупель.
Все было бы ничего, если бы он просто молча сидел и читал. Это было бы замечательно. Кошмар весь заключался в том, что он своим долгом считал учить уму-разуму свою глупую женушку. За неимением пациентов он лечил несчастную Пупель. Когда она, бедолага, притаскивалась из высшего художественного заведения и принималась за объявления, то Погост как раз начинал свое лечение. Он орал:
– Что ты уселась, у нас жрать нечего, ты бы сначала обед приготовила, а потом уж за эту пургу принималась!
Пупель вяло возмущалась, вякала, что ей некогда. И тут, в зависимости от расположения звезд на небосводе, от дуновения ветра, сценарий разворачивался по-разному. Первый, лучший вариант: Погост долго орал, потом сменял гнев на милость и спокойно говорил:
– Пупель, нам надо нормально питаться, будь любезна, приготовь покушать, мне принеси и сама поешь.
И Пупель принималась что-то изготовлять. Худший вариант был нервно-паралитического свойства.
Погост начинал орать и с бешеной злобой колотить кулаками в стену, потом становился пунцово- зеленым и бежал с молотком и огромными гвоздями в ванную. Там со всей дури он начинал заколачивать эти чудовищные гвозди в дверной косяк, в кармане его халата именно для этих сцен был припасен кусок старого резинового эспандера. Этот длинный шмат Погост приматывал к гвоздям.
– Жизни от тебя нет! – голосил он. – Сейчас повешусь, к чертовой матери, ну женку Господь послал, со свету меня сживает, жрать не готовит, дом весь запустила, грибы тут только не растут! – И далее по плану происходило засовывание головы в петлю эспандера.
Обычно на этом драматическом моменте Пупель не выдерживала, вереща, кидалась к нему, уговаривала не вешаться. Он, как правило, долго упрямился, костеря ее на чем свет стоит, потом снисходил до прощения и требовал незамедлительного приготовления пищи.
Почему этот вариант был хуже первого? Потому что Пупель приходилось брать клещи, выдергивать гвозди из косяка, закидывать эспандер за шкаф и потом только приниматься за приготовление пищи, время на развернутую сцену уходило в два раза больше. Времени же Пупель катастрофически не хватало.
После ужина Погост требовал ритуальной медитации, которая в начале их совместной жизни как-то приводила Пупель в чувства, а впоследствии безумно раздражала, и только после всего этого веселья она могла сесть за работу.
Погост тем временем, сидя в кресле, зачитывал из книги всяческие умности и требовал от нее дословного этих умностей пересказа, задавал вопросы, так сказать, на усвояемость текста. Если Пупель отвечала формально, то он начинал покрикивать и раздражаться.
Пупель каждый раз благодарила Бога за то, что он наградил ее очень хорошей памятью. Она могла с ходу повторить абсолютно непонятный текст практически дословно, не вникая в содержание. Это ее и спасало.
Она писала объявления, повторяя вслух цитаты из Штейнера, иногда, правда, случайно они, цитаты эти проклятущие, попадали в объявления, не целиком, а так, слово другое, машинально под диктовку Погоста. Поначалу это приводило Пупель в отчаяние. Ей приходилось начинать работу заново, расчерчивать лист и всякое такое, но со временем, как известно, опыт приходит только в процессе, она и эту проблему научилась решать легко и просто.
Пупель обзавелась огромным количеством лезвий «Нева». Изумительная вещь. Одним движением руки она элегантно вырезала с листа кусок Штейнера, и дело было в шляпе. Все эти упражнения происходили до глубокой ночи, причем Пупель намеренно затягивала процесс. Она каждый раз надеялась, что Погост, утомившись чтением и вопросами, вдруг заснет на полуслове. Этого никогда не происходило. У Пупель слипались глаза, она все чаще и чаще пользовалась лезвием «Нева». Погост всегда был ни в одном глазу. Неутомимый был человек, кремень. Весь день он, по его собственным словам, готовился к медитациям. В
