таким образом или из-за существования какого-то правила либо законоположения, которое делает молитву обязательной. Нет, мы творим молитву, ибо она представляет собой радостное общение с тем, кого мы любим. Мы жаждем духовного общения и присутствия того, кто заставляет трепетать все наше естество до самой сердцевины.
Через молитву мы получаем очень многое, причем не только то, что приносит с собой сама молитва, — хотя и этого тоже немало, — но благодаря милости и присутствию священной Животворящей Силы, в обществе которой мы оказываемся.
Когда нас посещает Великая Тайна, когда она проникает в нас и пропитывает нас, когда мы чувствуем себя в ней и ее в себе, все прочее как бы тает, плавится. И именно таков один из моих любимых способов молиться. Это молитва, обращенная к Животворящей Силе. Молитва, состоящая в сиюминутном поклонении Великой Тайне. Когда я погружен в спокойствие и полностью настроен в резонанс Великой Тайне, то ощущаю радостный трепет всего сущего. Я чувствую его каждой клеточкой своего естества, и куда бы я ни взглянул, мне видится там Великая Тайна. Во мне, пробегая волна за волной, пульсирует идеальная умиротворенность и гармония.
Каждое действие обретает божественный характер, когда моя любимая владеет мною с такой полнотой и проникновенностью. Каждая встреча становится встречей со священной Животворящей Силой, которая живет внутри меня. Подобно Уолту Уитмену, я тоже провозглашаю:
Вот вам молитва сиюминутного поклонения Великой Тайне. О, сколь же необычна эта молитва! Человеку обязательно надо проводить время наедине со священной Животворящей Силой. Как и любые другие взаимоотношения, эти тоже надо строить, укреплять и подпитывать. Они нуждаются в близком знакомстве. В доверии. В молчаливом, особенном времени, Которое вы проводите вместе. Побыть таким образом в обществе Великой Тайны означает не просто подумать обо всех подобных вещах. Это нечто, намного выходящее за рамки мышления. За рамки любых идей и понятий. Это молчаливые моменты молитвы и поклонения. Время, когда вы теряете себя в присутствии Великой Тайны.
Порой в разгар самого напряженного и занятого дня, невзирая на все мелочи моей обыденной жизни и вопреки им, ко мне приходит с визитом Великая Тайна. Внезапно я ощущаю, что она где-то здесь, рядом, и все мои заботы, все беспокойся во испаряются и уходят в небытие, а я ощущаю себя преображенным и вознесенным, ибо существую теперь не сам по себе, но под божественной опекой и защитой. В такие моменты мне открывается полнота всего бытия, и я вижу мир не своими собственными глазами, а глазами моего Возлюбленного существа. Такова молитва, взывающая к вечному присутствию Великой Тайны.
Еще один способ молитвы, который доставляет мне огромную радость, — это когда я молюсь с сердцем, полным хвалы и благодарности. Каждый день — обычно это бывает по утрам — я произношу простые слова: «Я люблю тебя». Или же говорю:
«Дела твои столь величественны и чудесны», — когда вижу какую-то вещь, которая по-настоящему трогает меня: солнце, проглянувшее сквозь облака, птицу, парящую на ветру по изящной дуге, — и тем самым лишний раз подтверждаю Великой Животворящей Силе свою любовь и почитание. Я никогда не устаю восхвалять ее. Я добиваюсь ее души, как влюбленный. Я поклоняюсь Великой Тайне. Прославляю ее. И высоко ценю.
Каждый раз, садясь за стол и вознося очередную благодарность, — а эта практика доставляет мне огромное удовольствие, — я нахожу что-нибудь, достойное почитания: радости и удовольствия сегодняшнего дня, компанию друзей, успех какого-то предприятия, свое здоровье, вкус и питательность блюд, украшающих стол, их ароматы, — словом, я восхваляю своей молитвой простые повседневные радости. Каждый дар, каждое удовольствие, каждое зрелище, каждый знак и каждый звук приходят ко мне от Великой Тайны. Есть очень много того, за что мне надлежит поклоняться ей и выражать свою огромную благодарность. Куда бы я ни обратил свой взор, передо мною сокровища, дарованные Великой Тайной. И чем больше я благодарю и восхваляю, тем больше красоты воспринимаю вокруг. Получается так, словно постоянное восхваление каким-то образом промывает и очищает мне глаза, так что им открывается все больше и больше. Я слышал, что великие мистики прошлого сообщали о чем-то подобном, и тоже подтверждаю данный факт. Молитва, полная восхвалений и благодарности, — это одна из дверей на пути к прекрасному.
Я никогда не упускаю возможности воспеть Великую Тайну и выразить благодарность в ее адрес. Я поклоняюсь ей за все. За солнечный день, за свое здоровье, за людей, которые мне встретились, за успехи и радости, достающиеся мне в повседневной жизни. Все исходит от Великой Тайны, и всякий раз, когда я вспоминаю об этом, я приношу ей слова почитания. Тем самым я ощущаю себя связанным с нею, чувствую себя человеком особенным и удостоенным милости.
Если бы я мог восхвалять Вселенную тысячу раз в день, этого все равно не хватило бы, дабы со всей надлежащей глубиной выразить то, насколько я ценю все, что творит для меня Великая Тайна. Ту великую радость и честь, которые составляет сам факт жизни.
Если бы мне было суждено жить в вечности, то я с огромной радостью присоединился бы к святому небесному хору, чтобы воспевать и восхвалять Животворящую Силу, и на это занятие не хватило бы десяти тысяч лет или даже больше.
«Священны, священны, священны дела твои, о, Величайшая и Священнейшая из Сил», — эхом разносился бы мой голос по самым дальним закоулкам Вселенной. Каким волнительным было бы для меня участие в почитании ее Величества, в воспевании ее вечной славы. Я не раз чувствовал прикосновение Великой Тайны и свидетельствую, как оно прекрасно. Я знаю из первых рук, насколько всеобъемлюща ее красота и любовь, как обогащает и лелеет каждое ее прикосновение, насколько полным является даруемое ею прощение. Сколь же малой и простой вещью было бы участие в хоре, возглашающем ей хвалу! Я не единожды воображал себе нечто подобное. И сколь же сладостны и радостны эти мысли, ибо они обогащают и питают меня до глубины души!
Молитва, посвященная любви и приятию, — это практическое проявление той любви и приятия, какие свойственны Великой Тайне, любящей и принимающей каждого из нас. Я начинаю с самого себя. Я люблю и принимаю себя целиком и Полностью, ибо знаю, что пока я не смогу сделать этого, мне не будет дано по-настоящему полюбить никого другого — даже саму Великую Тайну. Я должен всесторонне принимать, ценить и почитать себя в храме, возведенном мною самим.
Когда я становлюсь нелепым или смехотворным, когда я деградирую, когда унижаю себя словом или мыслью, то тем самым подвергаю осмеянию огромный труд, проделываемый Великой Тайной. Каждая мысль, позорящая меня, одновременно позорит и ее. А когда я не хочу позориться сам и позорить ее, то тем самым возвышаю себя. Как бы иронично это ни звучало, но, славя ее, я в то же самое время славлю и себя.
Затем я выражаю любовь и приятие по отношению к своим братьям и сестрам, ко всем тем, кто вместе со мной шагает по нашей планете, — даже к тем, кто сильнее всего раздражает меня или кто противен мне. Более того, к ним я выражаю эти теплые чувства в первую очередь, ибо ни для меня, ни для Великой Тайны не будет никаким особым достижением, если я стану сортировать и отбирать, кого я полюблю, а кого нет. Если буду воздавать должное тем, кто близок мне, с кем я согласен и кем восхищаюсь, но осуждать тех, кому я противостою или возражаю. Что в этом хорошего? Разве мы не должны любить даже тех людей, которые совершили преступления против моих братьев и сестер и не проявляют желания покаяться?
Насколько же глубока наша любовь, если мы не в состоянии любить нарушителя так же сильно, как и тех, чьи права он нарушает? Палача так же, как и его жертву? Разве не в одинаковой мере они оба нуждаются в любви и исцелении? Разве нам не заповедано отвечать любовью на ненависть и добром на зло? А если мы не в состоянии поступать таким образом, то разве мы вправе провозглашать эту мысль в качестве своего идеала? Неужто мы не можем хоть иногда выйти за рамки наших нормальных способов взаимодействия с людьми? Неужто не в силах проявлять меньше осуждения и больше любви? И разве не в этом состоит один из способов пробудить наши сердца таким образом, чтобы в нас могла жить и процветать
