Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

первоначальными набросками заполнены записями более позднего времени. На некоторых страницах второй и третьей рукописи имеются пометки и цифры, сделанные с целью установить последовательность текста.

Записи на рукописях не единовременны. Они отражают по крайней мере троекратное обращение к ним автора. Об этом свидетельствуют как различные чернила, так и само расположение более поздних записей, вставленных в промежутках между более ранними, или вынесенных на поля.

Как известно, 2 мая 1880 г. Общество любителей российской словесности обратилось к Достоевскому с просьбой произнести речь по случаю открытия памятника Пушкину. Достоевский был внутренне давно подготовлен связать с творчеством Пушкина судьбу самых дорогих для него убеждений. Надо полагать, что он сразу принялся за работу, и тут же набросал основные мысли, которые он желал высказать. 19 мая в письме Победоносцеву Достоевский сообщал о том, что речь свою о Пушкине он подготовил. Следовательно, основная часть очерка о Пушкине была написана между 2 и 19 мая 1880 г.

Итак, рукописи отражают самый ранний этап работы. Они предшествуют черновику речи, хранящемуся в ГПБ. Однако в первой рукописи содержится запись, сделанная, вероятно, несколько ранее и, может быть, вне связи с речью о Пушкине. Она расположена в конце второй страницы в направлении, обратном основному тексту. Все остальные записи в трех рукописях объединены общей темой и единой целевой установкой. Некоторые записи повторяются на нескольких страницах с той или иной степенью различия.

В первой, наиболее фрагментарной рукописи, можно встретить в тезисной форме главные мысли всей речи, но большинство записей относится к характеристике народности Пушкина, как самой существенной черты его таланта. Здесь приведен ряд образов и сцен, в которых эта особенность Пушкина сказалась наиболее полно. Среди них обращает на себя внимание пересказ Достоевским содержания небольшого отрывка из 'Капитанской дочки'. В сцене расправы Пугачева над защитниками Белогорской крепости, по мнению Достоевского, Пушкин глубоко верен народности. Достоевский восхищается тем, что писатель раскрыл типичные черты русского человека, например, то удивительное простодушие, с которым казаки подбадривают обреченного на виселицу. Достоевский ставит в заслугу Пушкину то, что он, верный дворянским традициям, тем не менее не лишил человечности образ 'озверевшего' Пугачева и увидел в нем не только 'русского плута', но и 'добродушную русскую душу'.

Любопытно здесь упоминание в этом же контексте 'великой государыни'. Говоря о лишенном всякого высокомерия взгляде поэта на русского человека и на явления русской жизни, Достоевский проводит параллель между рассказчиком Белкиным и повествователем в 'Капитанской дочке': 'Это Белкин посмотрел на Капитанскую дочку…' По мнению Достоевского, Пушкин до такой степени перевоплотился, что 'всякая мысль о подделке, об идеализации исчезает, стушевывается', что 'не подпишись Пушкин' под произведением, 'можно подумать, что рукопись действительно найдена'.

Относительно много внимания Достоевским уделено здесь 'иноку- летописцу'. Записи позволяют предполагать, что Достоевский думал сначала обосновать свое понимание народности Пушкина, анализируя этот образ. О том, что эта мысль не лишена оснований, говорят и фрагменты из двух других рукописей. В них упоминается о подвигах христианских подвижников, 'побеждавших свою плоть' и овладевавших 'духом своим до высочайших размеров свободы и нравственной силы'.

Представляет интерес и уже упоминавшаяся запись (самая ранняя). Она касается очень интересного вопроса об отношении Пушкина к своему дворянскому происхождению, которое нашло выражение в 'Моей родословной' и 'Родословной моего героя'. Может быть, эта запись возникла как впечатление от опубликованного в 'Русской старине' (1879 г., декабрь) автографа 'Моей родословной'. Возможно, она представляет собой осколок каких-нибудь неизвестных записей. Но несомненна ее тематическая связь с теми двумя отрывками, которые были опубликованы В. Б. Враской. Подобно им, он не вошел в содержание речи. В этом отрывке Достоевский, развивающий тезис о народности Пушкина, берет под свою защиту произведения, за которые поэт подвергался 'нападкам' в демократической критике, в частности в статьях Белинского. Достоевский оправдывает гордость Пушкина своим происхождением, говоря, что поэт восхищался 'доблестью' предков.

По словам Достоевского, стихи Пушкина вызваны раздражением против Булгарина и других 'писак русских', дразнивших его. Однако отрывок не позволяет судить, к какому окончательному выводу пришел бы Достоевский. Вторая рукопись носит менее фрагментарный характер.

Посредством вставок, пометок и цифр устанавливается хронология текста, целые куски которого почти без изменения были перенесены в последующие черновики речи, а потом и в самую речь.

Во многом содержание записей в третьей рукописи повторяет мысли предыдущей. Интересны записи, вскрывающие связь между сегодняшней позицией писателя и его прошлым политическим опытом. Характеризуя Алеко, Достоевский вскользь упоминает о Фурье: 'Укажите ему тогда систему Фурье, который еще тогда был не известен, и он c радостью бы поверил в нее и бросился бы работать для нее, и если б его сослали за это куда-нибудь — почел бы себя счастливым…'. К той же мысли Достоевский возвращался в 'Ответе Градовскому' (ср. черновик ЛБ. — Ф. 93.11.16/2).

Интересно отметить и оказавшееся зашифрованным в окончательном тексте указание на то, что 'этого страдальца, в котором отразился век и современный человек', Пушкин отыскал в себе гораздо более чем у Байрона, а это значит, что Достоевский признавал духовное родство Пушкина с образом скитальца.

Вместе с тем образ скитальца сближается Достоевским с типом современного революционера- нигилиста:

'Наши фантазеры, наши скитальцы продолжают и до сих пор свою деятельность и если не ходят в цыганские таборы, то ходят в народ, ибо тот же в них недуг, что в Алеко и Онегине, — все тот же человек, только в разное время явившийся и в разных видах осуществившийся. Это общий русский тип, во весь теперешний век'.

Если сравнить приведенные слова с соответствующим местом окончательного текста, то можно легко обнаружить, что Достоевский смягчил свою мысль. Откровенно враждебный тон по отношению к 'фантазерам' заменяется более сдержанной характеристикой. По поводу 'общего русского типа' появляются оговорки, которые преуменьшают образ скитальца как типично русского человека (XII. — 378).

Наброски речи о Пушкине свидетельствуют о том, что, прежде чем приняться за ее написание, Достоевский обратился к текстам пушкинских произведений. Следы чтения Пушкина обнаруживаются во всех набросках, включая и те, которые были опубликованы Враской. Во фрагментах содержится около пятнадцати скрытых или явных цитат из произведений Пушкина. Перечитывая Пушкина заново, Достоевский стремился найти среди пушкинских образов такие, которые, по его мнению, наиболее полно и ярко иллюстрировали бы его нравственные идеи. Достоевский затрагивал весьма обширный круг произведений Пушкина, могущих 'подтвердить' правильность выдвигаемой им концепции. Записи в виде отдельных фраз или просто упоминаний образов и произведений убеждают в том, что в самом начале речь о Пушкине мыслилась Достоевским на широком фоне критического разбора пушкинского творчества. Очевидно, предполагалось дать анализ даже тех произведений, которые могли быть выдвинуты в качестве возражений против его понимания народности Пушкина. Такова цель критического разбора стихотворения 'Поэт и чернь' в рукописи, опубликованной Враской, характеристика героев 'Капитанской дочки' и др. Многие из этих отрывков или вовсе не вошли даже в черновик или, будучи включенными в черновик и в наборную рукопись (по которой произносилась речь), не были произнесены, и Достоевский исключил их при печатании как в 'Московских ведомостях', так и в отдельном издании 'Дневника писателя' 1880 г. Из художественных произведений Пушкина в речи был оставлен только анализ 'Цыган' и 'Евгения Онегина' с подробной характеристикой образов Алеко, Онегина, Татьяны, вокруг которых Достоевский и сосредоточил свои основные выводы. Надо полагать, что сокращение критических наблюдений над различными произведениями Пушкина и выбор указанных двух вызван не только стремлением к цельности впечатления от устного выступления, выигрывающего от