Графиня — Софья Андреевна Толстая, вдова поэта А. К. Толстого. См. п. 248.
Графиня Елизавета Николаевна Гейден (ур. гр. Зубова, 1833-1894) — петербургская знакомая Достоевского, великосветская дама-филантропка. По словам А. Г. Достоевской, писатель 'любил беседовать' с Гейден (Воспоминания. — С. 258). Напыщенные, холодно-экстатические письма Гейден к Достоевскому дают некоторое представление о характере их взаимоотношений. Написаны они неправильным, не по-русски звучащим языком; эгоцентрические нотки то и дело прорываются сквозь густые волны фимиама, на который не скупится корреспондентка. Можно усомниться, что Достоевскому всегда приятны были встречи и беседы с Гейден.
Вот недатированная записка Гейден, свидетельствующая о том, что она не без назойливости напрашивалась на встречи с писателем, которых он пытался избежать:
'Добрейший Федор Михайлович, я положительно скучаю от запрещения вашего приехать к вам до будущей недели. Что мне устройство квартиры? Мне хочется вас видеть и послушать. Если позволите, то приеду сегодня в 3 часа, а если нельзя, то скажите, как лучше, в понедельник или во вторник' (ЦГАЛИ. — Ф. 212. — Он. 1. — Ед. хр. 66).
Обширное письмо Гейден, датированное 2 июля 1880 г., обращено к 'сердечно- уважаемому учителю', у которого, по ее выражению, 'мы обретаем течение живого слова и которого поэтому предполагаем у самого источника'. 'Вся Россия внимала вам на пушкинском празднике, — пишет Гейден, — и, принимая непосредственно из ваших уст ваше исповедание русских идеалов, она шла за вами, как один человек, в разоблаченную действительность, которую вы исходили трудами и слезами, и потому Россия признала за вами право оглашать ее и звать за собой в тихое пристанище любви, откуда вы взираете на нас с властью. В эту минуту вас все понимали, и глубоко заронилось ваше слово в юных сердцах, ищущих с чистым восторгом задач своей жизни. — Благословенны вы за это руководительство.
Я была в Петербурге и слышала обо всем торжестве, радовалась сердечной радостью, а здесь, в деревне, встретившись месяцем спустя с сыном-студентом, который был на этом празднике, он мне с умилением сказал: 'Всю жизнь не забуду слова Достоевского'.
— Если я сама была под сильным влиянием сочувствия и восторга — зачем же я раньше не писала вам? — спросите, может быть. Оттого, что вы принадлежали в это время истории, окружающим, корифеям слова. Я одного для себя жаждала, прочесть ваше слово в полном его подлиннике, что и теперь не получила, так как оно еще не явилось во всем своем объеме в печати. Но я предчувствую его во всей его силе…' (Авт. // ЛБ. — Ф. 93.II.2.73).
Письмо, датированное 18 августа того же года и посвященное разбору 'Дневника писателя' и речи о Пушкине, написано в столь же восторженном тоне. См. 'Вопросы литературы'. — 1971. — № 11. — С. 218.
На первой странице 'Нового времени', № 1767, 28 января 1881 г., напечатана следующая заметка, озаглавленная 'Пушкинский вечер':
'В сообщаемой сегодня программе пушкинского вечера читатели не найдут возвещенного прежде имени Ф. М. Достоевского. Он сильно занемог вечером 26 января и лежит в постели. Люди, еще так недавно попрекавшие его тем, что он слишком часто принимает овации на публичных чтениях, могут теперь успокоиться: публика услышит его не скоро. Лишь бы сохранилась для русского народа дорогая жизнь глубочайшего из его современных писателей, прямого преемника наших литературных гениев! '
Среди бумаг А. Г. Достоевской сохранился написанный ее рукою текст письма к Гейден, представляющего собой ответ на публикуемое письмо. См. С. 188 настоящ. тома.
Достоевский умер 28 января в 8 часов 38 минут вечера. См. историю его предсмертной болезни в письме А. Г. Достоевской к Н. Н. Страхову (21 октября 1883 г.) — Жизнь и труды Достоевского. — С. 352, в ее 'Воспоминаниях'. — С. 370-390 и в 'Биографии…'. — С. 315-329.
С. С. Кашпирева. См. о ней в п. 264.
'28 января до 12 часов все шло благополучно, но затем опять полила кровь, и Федор Михайлович очень ослабел. В это время к нему заехал А. Н. Майков и провел у него все предобеденное время, наблюдая и ухаживая за ним вместе с домашними. Разговоров не было, потому что больному было строго запрещено говорить.
Около двух часов ему было, по-видимому, лучше. Часу в пятом А. Н. Майков уехал домой обедать <…> После обеда А. Н. Майков вернулся к больному уже не один, а с женою, и при них, в 6 1/2 часов вечера случилось последнее кровотечение, за которым следовало беспамятство и агония <…> Федор Михайлович скончался в 8 часов 38 минут вечера' (Биография… — С. 323-324).
Телеграмма Миллера к Аксакову неизвестна.
