сверхпривилегированным массам полноправных господ-американцев). Поэтому особых откровений в этой книжке мы не найдём. Но отблеск того сияния, которое озаряет души избранных
Называется книжка просто и веско, как всё американское: «Обретая нашу страну: политика левых в Америке в XX веке».
Ричард Маккей Рорти — американский философ-неопрагматист. Он прожил долгую и успешную, как сама Америка, жизнь. Родился он 4 октября 1931 года в Нью-Йорке, и был единственным ребёнком в семье. Его мать, Винифред Рорти, была дочерью известнейшего американского баптистского теолога Уолтера Раушенбуша, автора социальной концепции современного баптизма и ключевой фигуры в Евангелическом социальном движении США. Немецкие корни, кстати — хороший тон для американского мыслителя; некоторые из величайших американских умов были импортированы прямо из Германии. Лучшие из них были, конечно же, немецкими евреями, как Поппер или Штраус: святая кровь в стране святой крови — Америка может быть уподоблена золотому кольцу, оправе, в которой в качестве бриллианта сияет Избранный Народ. Но «просто немецкая кровь» — тоже неплохо: Америка, в сущности, очень немецкая страна, несмотря на язык. Надо сказать, для понимающих людей вопросы крови — самые важные вопросы в мире; вопросы теологии — тоже. Кровь и Бог — вот то, чем следует интересоваться в первую очередь, всё остальное глубоко вторично…
Разумеется, отец его был троцкистом.
Рорти сделал обычную для американского интеллектуала карьеру — образование в Чикаго, PhD в Йеле, потоптался на ниве традиционных для американского интеллектуала темах, пережил пару переворотов во взглядах. От радикального марксизма, унаследованного от отца, он, так сказать, взял лучшее. Профессорствовал в Университете Вирджинии, потом занимался сравнительным литературоведением в Стенфорде.
Как мыслитель он был эффективен. Его первая книга, заслужившая внимание публики —
Если отвлечься от этого обстоятельства (от которого отвлекаться, повторяю ещё раз, нельзя, но всё- таки сыграем разок в пошлую игру «незаинтересованного рассмотрения интеллектуального содержания»), вся новизна сочинения состояла в удачно выбранных образах — философского ума как зеркала, подлежащего беспрестанной шлифовке, чтобы отражать феномены, и философии как бесконечного судебного заседания (слегка кафкианского), которое судит те или иные мысли, явления культуры и так далее, чтобы их разрешить или отвергнуть. Образ, кстати, при всей своей пошлости (для неамериканца) точный: философия Канта и в самом деле построена на перенесении юридических процедур в область чистой мысли. Кант, правда, не очень хорошо разбирался в юриспруденции, что роковым образом отразилось на его философии, а также и на философии вообще. Ибо именно кантианство было принято за эталон философствования как дисциплины — о чём Рорти и рассуждает, и весьма остроумно. В дальнейшем он пришёл к выводу, что кантианство всё же имеет смысл, одно плохо, что засудили не того подозреваемого — кантовские вопросы нужно было задавать не опыту, а языку.
Дальнейшая карьера привела Рорти на страницы американских газет — а это очень высокая честь для высоколобого. Он пользовался славой «модного профессора», публичного интеллектуала, которую тщательно пестовал, не забывая развлекать публику (занятие не столь малопочтенное, как представляется иным «мыслящим людям»). Рорти, например, занимался философией Хайдеггера — и написал эссе на тему того, что было бы, если бы Хайдеггер в своё время женился на еврейке и как изменилась бы от этого его философская позиция. Как нетрудно догадаться, Рорти вообще много писал и говорил на эти темы. 8 июня 2007 года он умер от рака, успев до того опубликовать множество интервью, выступлений по разным вопросам, представляющим интерес для самых широких слоёв понятно чего.
Философию он полагал родом литературной критики, но не слишком на этом настаивал. Себя считал иронизирующим либералом и прагматистом.
О прагматизме как истинно американском мировоззрении можно говорить бесконечно. Прагматизм и бихевиоризм — это суть американского способа побеждать, то есть мыслить. Ибо американец мыслит, чтобы побеждать — что крайне неестественно, ибо мышление как таковое всегда является уделом проигравших. Мышление, особенно теоретическое, родилось как психотерапевтическое средство, как способ самоутешения, как способ пережить свою ничтожность, не сходя с ума и не поедая себя изнутри. Философия — это утешение (Боэций, последний античный философ, впрямую назвал то, что было всегда), а утешение нужно лузерам. Это видно хотя бы из того, что философское мышление начинается с идеи
Однако определённые формы мышления всё-таки необходимы. Так вот, прагматизм, в том числе и философский — это и есть мышление победителя, мышление винера, мышление Важной Персоны,VIP- мышление.
Коснёмся же его — с подобающей случаю бережностью.
Начнём с цитаты, вводящей нас сразу в самую суть дела. Она взята из рассуждения Рорти об Уолте Уитмене, великом американском поэте. Напоминаем ещё и ещё раз, что величие Уитмена есть величие американца, ибо иные достоинства у Уитмена обнаружить нелегко, да они ему и не нужны, он и без них велик.
Но к сути. Рорти пишет по поводу политической философии Уитмена (этот великий человек ещё и философствовал):
Что ж. Надо сказать, что именно так — как взаимозаменяемые термины — понимают эти слова большинство американцев. Тем более, это тождество является принадлежностью американского политического дискурса.
Существенно здесь то, что это именно
