Что ни делай — а жертве насильяникогда не забыть о беде,не расправить помятые крылья,не предаться беспечной судьбе.Что за дело умам любопытным?Но уже шепоток за плечом,словно связана чем-то постыднымистязуемая с палачом.Мир твердит, что страдание свято,но в молчанье проходит онаи глядит на людей виновато,словно чем-нибудь заклеймена.
1975
ИЗ ВРЕМЕН ОККУПАЦИИ
Дойчкомендант — бюрократ и фашиствызвал к себе бургомистра-иуду:— Слушайте нас, господин бургомистр!Надо сказать православному люду:мы за религию! Чтоб не прослытьгуннами, варварами, чужаками,я предлагаю — давайте открытьцеркви, закрытые большевиками! —…Город стоял на горе, на виду.Сорок церквей отводились под склады.В том роковом сорок первом годутолько в одной загорались лампады…— Я разрешаю губернский собор!Немцы слова не бросают на ветер! —Был бургомистр проходимец и вор,но не дурак, потому и ответил:— Герр комендант, поотвыкнул народот православья.Советскую школулюди прошли.Нам бы малый приход —церковь Апостолов или Николу… —Храм застеклили, лампады зажгли,произнесли благодарное слово…Кончилась служба, и в город вошлис грохотом танки комкора Попова.Герр комендант с бургомистром вдвоемна перекладине рядом повисли…Город дымился, сожженный огнем,трубы тянулись в морозные выси.…………………………………………………….Но с той поры, как печальный курьезили как память военной эпохи,в нем — два прибежища пенья и слез,где обитают надежды и вздохи.
1975
СТАРУХА
Тряпичница и попрыгунья,красотка тридцатых годовсидит, погружаясь в раздумья,в кругу отживающих вдов.Бывало, женой командармана полузакрытых балахона танцевала так плавно,блистая во всех зеркалах.Четыре гранатовых ромбагорело в петлице его…Нет-нет расхохочется, словновсе длится ее торжество.Нет-нет да поблекшие патлымизинцем поправит слегка…Да ей при дворе Клеопатрыблистать бы в иные века!Но запах французской «Шанели»,