слышали, даже не думаем, что такое возможно.
— Так что? — теперь уже легат пристально заглянул в глаза священнику. Тот с честью выдержал, хотя тяжелый взгляд легата Диокла мало кто мог вынести из подчиненных.
— Ты назвал много версий. Любая из них может быть истиной. Задай мне один вопрос, самый важный. И сам все поймешь.
Командир задумался, отметая одну за другой рабочие гипотезы. В политику он не лез, но расстановки в Риме знал довольно неплохо. Положение обязывало. Если, конечно, он хотел оставаться легатом…
— Как они контролируют такие массы людей?
— Колдовством! — совершенно серьезно, не мигая, ответил священник. Диокл секунд пять обдумывал его слова, а затем громко, на весь трактир расхохотался. Чернокожий возница и каменщики посмотрели в их сторону с интересом, а затем невозмутимо вернулись к своим делам.
— Колдовством! Ой, не могу! Рассмешил ты меня, Прокопий из Аквилеи! Ой, рассмешил! Давно так не смеялся! — он навис над столом и угрожающе, по военному, рыкнул
— А теперь серьезно! Зачем вы меня позвали? Для чего я пёрся сюда от самой границы? Слушать этот бред? У меня в четвертой когорте гот один есть, так байки травит — заслушаешься! Вам до него — как до Индии пешком!
Старик никак не отреагировал на рык, продолжая спокойно попивать вино.
— Положи сюда руку — указал в центр стола.
— Зачем?
— Кое-что покажу. Положи.
Легат огляделся. Его ребята сидели вдоль стен на изготовку, кинжалы под полами плащей, метательные ножи в рукавах. Если что — через секунду старик будет мертв.
— Я не настолько глуп, чтоб причинять тебе вред — словно прочел его мысли священник, буравя глазами. Диокл положил.
— А теперь попробуй убрать.
Командир потянул руку на себя, но та не слушалась, лежала на месте. Потянул сильнее. Ноль эффекта. Он НЕ МОГ ею пошевелить!
— Ты…
— А теперь лови!
Полупустой кувшин, стоящий в центре стола резко поехал к нему, как будто подгоняемый невидимым ветром, и прыгнул в лицо. Просто, с места, сам по себе! Легат только и успел перехватить свободной рукой. После чего автоматически заглянул внутрь. За что чуть было не поплатился бровями. Из кувшина полыхнуло пламя, как будто внутри горело земляное масло.
— Колдун… — прошептал командир и попытался встать, ладонь в центре стола мешала, как будто приклеилась. Телохранители повскакивали, держа ножи и кинжалы на изготовку, рассеяно смотря на командира, не зная, что делать. Потому, как старик по-прежнему сидел, и не спеша цедил вино, не делая резких движений.
— Успокойся, мой мальчик. — рука отлипла от стола. — Присядь. Ну что, теперь поговорим?
Ошеломленный Диокл сел.
Солнце прорвалось сквозь веки и выжигало глаза. Такое же, как и на Средиземном море, в старых добрых Фессалониках, если не хуже. Я потянулся и открыл их. Пытаться спать дальше бессмысленно. К тому же, чувствовал себя совершенно выспавшимся.
Тут передо мной проплыли лица рыжей девчонки и очаровательной обнаженной латиноамериканки. Я подскочил, как ужаленный!.
— Блин, во гоню! В натуре псих!
— Ну, почему сразу псих? Просто иной!
Я обернулся на кровать, на которой только что спал. На ней лежала, раскинув волосы по подушке, вчерашняя огненно-рыжая девочка. Теперь на ней была полупрозрачная алая ночнушка с чересчур уж откровенным вырезом. Да и полупрозрачная, скажем так, тоже чересчур. У девочки были все те же ярко накрашенные обведенные черным голубые глаза, те же ярко-алые коготки и те же белые рожки. Натуральный чертенок! Причем довольно симпатичный. Я улыбнулся.
— Здрасте…
Чертенок в ответ лукаво стрельнула глазами.
— А где же твоя подруга, обнаженная индианка?
— Испанка. — она скривилась — Не знаю, где-то тут, рядом. Может, отчет пишет.
— Какой отчет?
— Ну, о вчерашних событиях. О том, что в Реале стало на одного иного больше.
— Иного? Это я что ль иной?
— Какой ты догадливый!
— А чё сразу иной? Я нормальный!
— А я и не сказала, что ты не нормальный. Ты иной, а не ненормальный.
— А, это как у Лукьяненко! Ночной дозор, выйти из сумрака! Я теперь что, колдовать могу?
Девочка весело так, по-детски, хихикнула.
— Да, в основном колдовать! Хотя, кто знает, какие у тебя способности откроются? Может и колдовать сможешь. Но вообще, тебе надо меньше фэнтези читать. Мир гораздо прозаичней! — потянула она.
— И проще — добавил я с легкой иронией.
— Нет, не проще! — оживилась девчонка — Прозаичней! А насчет простоты, пожалуй, даже сложнее… — она вздохнула — Столько всяких заморочек! Лукьяненко отдыхает! Теперь еще вот с тобой одна! — она повернулась на бок и стала гладить себя по бедру. Жест этот, конечно, предназначался мне, типа, оценить фигуру. Я оценил. Тупая озабоченная малолетка!
— А ты, как я понимаю, чёрт?
— Ну, типа того. Черт, демон, для тебя без разницы. Вообще, демон-искуситель второго ранга. Но вы называете нас всех чертями, хотя черти выполняют иную функцию.
— Какую же? — я оживился. — Грешников на сковородках жарят?
— А вот помрешь, заберу тебя к себе, тогда узнаешь! — усмехнулась она — Хотя, ты не далек от истины…
— Спасибо, я лучше пока как-нибудь здесь перетусуюсь. Мне тут нравится. А прям сейчас искушать меня не надо! — кивнул я в сторону ее руки, гладящей бедро. — Я люблю, во-первых, настоящих девочек, в смысле живых, а во-вторых, постарше. Малолетки не в моем вкусе.
Она убрала руку, засунула под голову и повернулась на спину. Опять жестом эдакой маленькой развратницы.
— Ну, насчет живых ничего не могу сказать — замурлыкала она — но по возрасту я гораздо старше и тебя, и твоей бабушки и даже твоего ангела-хранителя.
— Этой латинос, что ли?
— Она испанка, ей около ста пятидесяти.
— Ай, как нехорошо выдавать возраст подруги! Вдруг обидится? А тебе сколько?
— Ай, как не вежливо спрашивать даму о возрасте! А Консуэла не обидится, она ж ангел! И мне она не подруга, а конкурентка. У нее и спроси!
— Какие мы обидчивые!
— Мы не обидчивые, нам просто скучно. Давай чем-нибудь займемся?
— В смысле? Любовью?
— Блин, да ты только о сексе и думаешь! Кролик! Кажется, мы сработаемся!! — она подмигнула. — В смысле пожрем и на гулядки сходим.
Я понял, что чего-то не догоняю.
— О! Тебе девочек хочется? Типа, чертям можно даже ориентацию менять?
— Нет, ты в натуре тупой! — вздохнула она — Ладно, объясняю по пальцам — девочка села на кровати и стала оживленно жестикулировать
— Ты — смертный. Типа, человек! Усек?