пребудет в нем еще долгое время. Слишком уж сильный эмоциональный стресс испытала она. Но я пришел к интересному заключению…
Дамьян поднял бровь, призывая доктора продолжать.
— Смею утверждать, что миссис Уолтер завзятая морфинистка. Все признаки употребления налицо. Вы сказали, что она долгое время разыгрывала немощную больную, вот именно морфий в малых дозах и дал ей такую возможность. В состоянии наркотического опьянения…
— Я знаю, как действует морфий на человека, — жестко сказал Дамьян. — Но где она брала его?
— О, вот на это я не могу вам ответить. Возможно у врача, который лечил ее.
Дамьян сжал челюсти, так что слышно было, как заскрипели зубы.
— Это все?
— Нет. У нее явная склонность к галлюцинациям. Конечно, полиция будет решать, как поступить с ней, но едва ли она может отвечать за свои поступки. Я советую вам настаивать на помещении ее в специальное учреждение, где ее будут наблюдать и лечить… Однако я не пойму природу ее галлюцинаций. Мне приходилось сталкиваться с больными, чей рассудок был замутнен, но все действия миссис Уолтер говорят о холодной расчетливости и обдуманном планировании, а для этого нужно иметь трезвый ум. Морфий? Сомнительно. Те малые дозы, которые она принимала, чтобы сказаться больной, не могли стать причиной столь ярких и реалистических видений… Я в полном недоумении, мистер Клифер. Хотел бы я подвергнуть ее более тщательному осмотру…
Дамьян задал врачу еще несколько вопросов, но я уже не слушала их разговор. Думать об Эллен и ее воображаемом Леми мне тоже не хотелось. Хотелось спать. Но мне не дали заснуть. Появилась запыхавшаяся Жаннин. Комната сразу же наполнилась взволнованными восклицаниями и смятенными вздохами. Однако за всей этой беспокойной трескотней ощущалось еле сдерживаемое любопытство и ошеломление.
— Кто бы мог подумать! Наша бедняжка Эллен — убийца! — трепетно заахала раскрасневшаяся миссис Клифер, смазывая мои ссадины мазью. — Господи, мы едва поверили, когда услышали новость! Старик чуть дуба не дал! Все норовил соскочить с постели и прямо в сорочке направиться к тебе, удостовериться, что его обожаемая внучка цела и невредима… А Элеонора, вообще, как услышала, так сделалась синее мертвеца! Еще бы, кто захочет иметь дочку-убийцу! Она даже мистера Уолтера чуть не убила… Ах, ты же не знаешь, его нашли в ее гардеробной. Она опоила его какой-то гадостью из того запаса, каким пичкала себя… Бедный, бедный Мэтью…
— Успокойся уже! — процедил Дамьян, с раздражением, взглянув на мать. — Лучше поднимись наверх и приготовь Найтингейл постель и чего-нибудь успокоительного. Ей надо отдохнуть.
Не ответив сыну, Жаннин поднялась, явно с большим сожалением, и, одарив на последок доктора ласковым взглядом, выплыла из гостиной.
— Попытайся заснуть, — обратился ко мне Дамьян, его твердая рука на моем запястье предавала мне спокойной уверенности в том, что все в порядке. — Как только мать все приготовит, я отнесу тебя наверх. А пока поспи. Мне еще нужно отправить кого-нибудь за полицией. И старик, наверняка, захочет услышать все подробности… Лишь бы это не доконало его…
— Что ты, наоборот, это его взбодрит. Его может доконать только невыносимая скучища.
ГЛАВА 38
Кошмар преследовал меня. Мне снилось бестелесное лицо, выхваченное из глубины мрака тусклым ореолом света; лицо, открывшееся мне во всей своей жути, оно было так хорошо знакомо мне под маской искренности и сострадания, отчего теперь казалось еще более отвратительным. Во сне я с ужасом ощущала, как стальные тиски сжимаются на моем горле, а что-то острое впивается в щиколотку… Очнувшись, я поняла, что это всего лишь деревянный край подлокотника, на котором лежала моя вытянутая нога.
Сколько я проспала? Видимо недолго, так как ни Жаннин, ни Дамьян еще не появлялись. Я приподнялась, чувствуя ломоту и боль во всем теле, и откинулась на спинку дивана. Мне не давало покоя ощущение, что почему-то было очень важно перебрать в памяти все, о чем говорила Эллен; что от этого зависело очень многое и, если я сделаю это, то найду правильный ответ. Но ответ на какой вопрос?! Однако чем упорнее я пыталась схватить неотступную мысль, тем дальше она ускользала от меня.
От размышлений меня отвлек щелчок дверного замка. Но вместо Дамьяна в комнату вошла леди Редлифф, неся поднос со стаканом отвара и золотистыми бисквитами с изюмом, от которых поднимался душистый теплый аромат.
— В суматохе все разбрелись кто куда, приходится самой опускаться до прислуживания, — сквозь зубы процедила старуха, считая, видимо, что подобная манера говорить в данную минуту внушила бы мне трепет и продемонстрировала ничем непоколебимую властность. — Пей. Позже Жаннин приготовит тебе легкий обед.
Она поставила поднос мне на колени, а сама села на краешек стула, который до этого занимал Дамьян. Почуяв аппетитный запах бисквитов, я поняла, насколько голодна. Не обращая внимания на грязные руки, я жадно набросилась на еду.
— Ты имеешь исключительно неприятную особенность — создавать нервозную обстановку там, где прежде было спокойствие, — заявила она уничижительно. Мой явно несветский вид вызвал у нее раздражительную морщину в углу рта, словно бы неразбериха в моей одежде волновала ее гораздо сильнее случившейся трагедии. — Полагаю, нет ничего удивительного, что ты все время попадаешь в затруднительные ситуации.
Я видела, что даже в такой нелегкий час она всеми силами хранит верность своей излюбленной манере держать себя. Но за видимостью высокомерия, проступала чуждая для ее китчестеровского нрава и от того ненавистная ей растерянность. Простой чепчик и черное платье, лишили ее привычной спеси. Даже плечи, казалось, поникли под грузом навалившихся бед. Она, видимо, не знала, как вести себя со мной после случившегося, и нашла выход в нападении.
— Вы злитесь на меня. Но разве я виновата перед вами? — горячо воскликнула я. — Если вы думаете, что мое появление подтолкнуло вашу дочь к сумасшествию, то вы ошибаетесь! Оно зрело в ней долгие годы, с тех пор, как она потеряла сына. Эллен больна. И только ее больной разум виновен в трагедии. Мне глубоко жаль ее, несмотря ни на что.
Элеонора резко поднялась и прошлась по комнате. У окна она остановилась и крепко вцепилась в портьеру, скомкав ткань в кулаке.
— Что мне сказать? Моя дочь — убийца. Не очень-то приятно это осознавать. Но сумасшедших ведь не судят… Что с ней будет?
— Не мучайте себя, леди Редлифф. По-видимому, ее отправят в специальное учреждение для больных. Я не знаю. Но полиция разберется.
— Ее оставят жить? После того как она убила человека и пыталась дважды убить тебя? Разве ее сумасшествие больше не опасно?
Она обернулась ко мне. Глаза ее затуманились, но были это слезы жалости к своей дочери или раздражение, проскальзывавшее в ее голосе, я не поняла.
— Но в любом случае я не могу позволить, чтобы мою дочь, одну из Китчестеров, отправили в психушку или повесили! Это не-до-пус-ти-мо! Есть и другой способ наказать ее! Она понесет заслуженное наказание… Я вижу, ты уже выпила отвар!
Элеонора подошла ко мне и забрала из моих рук поднос. Поставив его на столик, она взяла стакан и выплеснула прямо на ковер оставшиеся в нем несколько капель жидкости. Затем вытащила из рукава носовой платок и тщательно вытерла стакан. Ее действия меня сильно удивили. Впрочем, как и последние слова.
— О каком способе вы говорите? Что вы имеете в виду?
— То, что я не допущу позора в семье! Я сама прослежу за тем, чтобы репутация Китчестеров осталась незапятнанной. Если чахоточная больная умрет после тяжкого приступа, никто из соседей не заподозрит ничего неладного.
