зажала нос двумя пальцами. Пыль, словно мухи, слетевшиеся к свету, облепила лампу плотным облаком.
Я не отходила от двери и увидела только то, что освещалось скупым светом около нее. Груду доспехов и оружие.
Здесь хранилась история! Но как грубо и безответственно! Возникло ощущение, будто в течение веков сюда сваливали пришедшие в негодность или еще целые, но ставшие ненужными доспехи. Вперемешку, покрытые ржавчиной и плесенью, лежали тонкие кольчуги с рваными дырами, рассеченные латные кирасы, шлемы разных форм, с покореженными забралами и вмятинами, поножи и наручни. У стен, прислоненные, поблескивали холодной сталью двуручные мечи, такие огромные, что рукояти могли бы достать мне до подбородка. Тут же стояли алебарды и копья, мечи меньших размеров, лежали в беспорядке кинжалы и шпаги с инкрустированными эфесами — все заржавевшее, но не утерявшее былой грозности. По всему полу, где падал свет, были разбросаны арбалетные болты. Невольно я наклонилась и подобрала несколько. На острых наконечниках алела ржа, но мне вдруг подумалось, что это вовсе не ржавый налет, а кровь тех, в чье тело впивались когда-то много веков назад эти смертоносные иглы.
И вдруг я услышала, как кто-то спускается сверху. Приглушенное эхо отражалось от низких сводов потолка и разносилось далеко вглубь подземелий. Я вышла из оружейной и подняла повыше лампу, чтобы захватить как можно больше пространства лестницы.
— Надеюсь, я не вогнала тебя в панический ужас, своим появлением, — весело произнесла Джессика, появляясь из тьмы.
— Это ты наблюдала за мной? — спросила я вместо ответа.
— А ты вся извелась, думая, кто ж это был?
Зачем она пришла, удивлялась я. Что ей надо от меня? У меня не было повода доверять ей. Зато были все основания не доверять. Еще раз оказаться запертой! Нет уж, увольте. Тем более в таком мрачном месте! А Джессика могла бы сделать это, причем с большим удовольствием, без раздумий и угрызений совести. Иногда я сомневалась, была ли у нее вообще совесть.
— Здесь очень нездоровая атмосфера, — сказала я, разглядывая покрытые плесенью камни и ржавую решетку в арочном проходе, зависшую над нами.
Джессика подошла ко мне и, протянув руку, коснулась решетки.
— Когда я только приехала, мне пришлось не раз спускаться сюда, — заговорила она. — Старушенция посылала меня 'учить историю'. Устраивала проверку на стойкость. А я упрямо читала историю Китчестеров и осматривала подземелье. После рассказывала ей, кого и как здесь казнили или сгноили в камерах. Так я заслужила место.
Ее холеные пальцы обвили ржавые прутья, и она изо всех сил дернула решетку вниз. Я как будто ожидала, что раздастся тревожный лязг и решетка поедет вниз. Но та осталась недвижима.
Мы прошли под аркой и оказались на перепутье. Отсюда шло разветвление на несколько коридоров, чернеющих в стенах непроглядными безднами. Я нерешительно остановилась.
— Нам прямо. Раньше все эти коридоры вели к лестницам и потайным ходам, по ним можно было попасть почти в любую комнату в замке и флигелях. Но со временем многие из них засыпали или разобрали при строительстве, а что не сделали люди, то завершили обвалы. А там, — Джессика указала на проход перед нами, — там и есть тюрьма! Что трусишь! А казалась такой смелой…
Не дожидаясь ответа, она засмеялась и пошла вперед. Я, естественно, последовала за ней. Воздух здесь был спертый и вонял крысиным пометом и гнилью. Нам открылся длинный, по крайней мере, мне так показалось, потому как лампа освещала только малую часть, зал.
— Сейчас мы находимся как раз под пиршественным залом. Пленники гнили под звуки шумных пирушек и музыку менестрелей наверху! Забавно, не находишь?
Меня передернуло. В какой-то отрешенности я осматривалась кругом. По бокам шли тесные крохотные помещения, зарешеченные толстыми деревянными прутьями с узкими, в палец, щелями между ними. Мы остановились возле одной из камер. Сбоку от нее из пола торчал рычаг, и Джессика налегла на него. Громоздкая решетка нехотя, медленно поползла вверх и застыла, вздрогнув, на уровне моей головы. В центре комнатки зияла дыра, занимавшая почти все пространство. Чтобы не упасть в нее, людям надо было осторожно обходить по краю. В стене торчали цепи, и небольшой выступ, на котором, как я поняла, и сидели, и спали.
— Заходи, не стесняйся, — хмыкнула Джессика, и сама же сделала первый шаг. — Видишь кольцо на цепи? Его надевали на шею, когда заключенный провинился. Цепь слишком коротка, и он не мог двигаться. Только сидеть у стены. Такое наказание могло длиться немало дней! А вон те щели наверху, это единственный источник света и воздуха. Они везде такие — забитые грязью.
Я смотрела во все глаза. И никак не могла взять в толк, что подземелья, о которых я мечтала и представляла в своих приключениях, такие…такие…. Я не могла найти слов, чтобы выразить то гадливое, мерзкое чувство, владевшее мной.
— Вижу, ты уже раскисла, тогда я не поведу тебя в камеру пыток. Она в конце зала. Среди твоих предков было немало изуверов, которым нравилось мучить пленных, — она растянула губы в язвительной улыбочке. — Еще были и такие, кто задерживали путников и требовали выкуп, а если бедняги отказывались, то их пытали до тех пор, пока Китчестеры не получали деньги.
— Поэтому у них такая дурная слава! — пробормотала я. — И люди до сих пор боятся их.
— Пытки, разврат, высокомерие и, конечно же, склочный характер… Вот, кстати, одна из забав, — она указала на дыру в полу. — Отхожее место. Дыры специально такие большие. Пленники верили, что через них можно сбежать и, прыгали туда, в надежде обрести свободу. Но вместо свободы ломали кости и оставались лежать там, крича о помощи, умоляя. Стоны и крики эхом разносились в округе. Но там же они и умирали. Их тело гнило и…
Я наблюдала за ее лицом, пока она говорила. Ей как будто нравилось говорить о мерзостях, совершенных тут, и видеть мой ужас.
— Достаточно!
— …смрад разносился по всему подземелью. Представляешь, какое тут стояло зловоние. Многие задыхались, кто-то сходил с ума, а их живое тело грызли трупные черви и мошкара.
— Как человек жесток! — выкрикнула я.
— Это в мою честь или тех, кто здесь когда-то властвовал? — небрежно поинтересовалась мисс Рассел. Я проигнорировала ее вызов. Она зло рассмеялась надо мной. Позже подозвала:
— Посвети здесь. Смотри, еще видны царапины на камнях. Молитвы, проклятия, угрозы…
Я склонилась и действительно смогла прочитать некоторые надписи.
— Кто-то еще чувствовал здесь! Жил! — воскликнула я с благоговением, дотрагиваясь до корявых, еле проступавших под плесенью процарапанных букв.
— Здесь жутко и хочется кричать от страха.
— Кричи не кричи, никто не услышит… Ну все, пойдем. Сейчас я расчихаюсь, и своды, не выдержав такого шума, обрушатся на нас.
Временами, когда Джессика забывала, что надо язвить и разжигать злость, ее можно было терпеть. Я была благодарна ей, что она пришла сюда и была со мной. Одна я не выдержала бы!
Мы выбрались из подземного 'царства' на белый свет, и обе чуть ли не со счастьем глубоко вдохнули свежий, пахнувший розами и летом воздух. Нет, мы не сблизились, не стали друзьями. Время, проведенное вместе, словно вылазка в стан противника, и каждый немного узнал другого. Хотя признаю, это знание не изменило мое мнение о Джессике Рассел
— Я заметила, тебе дозволяется некоторая свобода действий, — сказала я, когда мы шли по саду, обходя дом. — И леди Редлифф смотрит на многое сквозь пальцы, если дело касается тебя.
— Знаю, к чему ты клонишь. Она выказывает мне расположение, чтобы лишний раз унизить Эллен! Использует меня. Этого-то я и добивалась — быть полезной. Элеонора нуждается во мне.
Для чего она вообще пришла? Почему сейчас открывается мне? Но уже в следующее мгновение я поняла почему.
— Я хочу быть полезной не только ей, но и тебе. Хочу предостеречь тебя от некоторых необдуманных действий, которые могут оказаться…губительными для тебя.
— Зачем?
