Она выпустила из рук плетку, та рассыпалась в пыль, тут же подхваченную ветром.
— А вот я ожидала. С самого начала знала, что ты только ради него и согласился. — Я не думала, что ее голос будет таким… чистым и звонким… — Окончательно спелся с этими белокрылыми?
— Я присягу давал только одну, и изменять ей я не собираюсь. Убирайся,
Женщина сузила полыхавшие насыщенным багровым глаза, усмехнулась, и тряхнула источающими неяркий кровавый свет волосами.
— Тогда тебе лучше больше не возвращаться.
— Я сам решу, — резко перебил ее он. — И дружка своего забери.
Она прожгла демона полным ненависти взглядом, отойдя на пару шагов, нагнулась и взвалила на плечо что-то, в чем я с ужасом признала чье-то тело.
Из спины ее вырвались огромные, темно-алые крылья. Один взмах — и она взмыла в ночное небо. Демон несколько секунд всматривался вверх, туда, где исчезла та женщина, а потом, не глядя ни на кого, развернулся и пошел прочь.
Демм с непроницаемым лицом, чуть помедлив, последовал за ним. Ну и я тоже…
Глава 10
Конец сна — начало кошмара
На «нашу» поляну мы вернулись уже вчетвером. Тот человек, пришедший вместе с демоном, молчаливой тенью увязался за нами.
Вообще, кто он такой? Лопатки сверлил его пристальный взгляд, заставляя меня нервничать. В конце концов, я не выдержала и села за Деммом. Так он меня не будет видеть. Или, хотя бы, я его.
Демон занимался ранами Демма. Конечно, они страшно выглядели, но, как я поняла, особой опасности не представляли. Основная проблема была в торчащих из порезов мелких, темно-красных нитях. Если попытаться просто вытащить их, то Демм испытывал очень сильную боль, что хлестала по моим чувствам. А он только делал еще более непроницаемое лицо, хотя, куда уж дальше. И ведь не вытаскивались эти нити, просто обрывались, словно они вросли в плоть. Поэтому демону пришлось прибегать к своей силе. Ладони окутал зеленоватый свет, и он медленно начал водить ими в паре сантиметров над ранами. И нити растворялись прямо на глазах.
Невероятно… я еще нескоро буду воспринимать подобное как ничем не примечательную данность. Когда они закончили, Демм окончательно стащил рубашку с зажившего, но покрытого коричневыми разводами тела, и направился в палатку.
Какой же он мускулистый. Именно мускулистый, подтянутый, совсем не напоминающий боксеров из рекламы, напоминавших надутые шарики.
Ох, совсем засмотрелась и забыла о приличиях!
Но тут он повернулся спиной.
Я в шоке смотрела на два длинных шрама, идущих от лопаток параллельно его позвоночнику. Старые, давно зажившие раны, от которых в напоминание остались лишь тонкие полосочки. Где же он получил их?
Как раз возле палатки стоял тот подозрительный незнакомец.
Он прошел мимо него как ни в чем не бывало. Даже потянулся, чтобы откинуть полог палатки, но рука его замерла. Демм медленно обернулся и посмотрел на мужчину, будто впервые его заметил.
— Демон, это еще кто такой? — удивленно спросил он. Зажмурился и несколько по-звериному втянул воздух. Потом с озадаченным лицом повернулся к демону. — Знакомо пахнет.
Но ему ответил сам незнакомец.
— Мое имя
Седьмой потомок? Как в тех воспоминаниях… Он рассказывал ей тогда о седьмом потомке… о будущем, обо мне.
Правильно, все сходится! Как же я раньше не додумалась придти к такому выводу, хотя бы из-за того, что Демм называет себя моим Стражем!
Он рассказал ей про пророчество, но… как я могла его забыть? Нет… я даже не запоминала… Лишь помню, что на седьмом потомке завязано нечто величественное и страшное, как и на его Страже.
И этот мужчина — он назвался Хранителем… как моя бабушка называла себя в насланном копией видении, суррогата моего воспоминания. Ведь я не помню, чтобы такое когда-либо происходило.
Демм, удивленно вскинув брови, рассматривал назвавшего себя Хранителем, тот отвечал ему высокомерно-презрительным взглядом. Демм словно и не замечал этого взгляда.
— Ты тот костяк, что мы освободили в пещере? Сподвижник Выжившей?
Хранитель не менее презрительно хмыкнул, подошел и сел возле костра, от которого осталась лишь черная зола да некрупные куски угля. Покидал на кострище остаток принесенных мною веток, и начал делать нечто странное, чему я не могла дать объяснения. Он отодрал кусок коры, нашарил на земле небольшую по длине, с ладонь, палочку, поставил на кусок коры, и начал быстро-быстро вертеть ее меж ладоней. Интересно, что этими действиями он хочет добиться?
Наблюдая за ним, я чуть не забыла о том, что несказанно меня потрясло.
Я подошла к Демму, уже успевшему натянуть футболку, и шепотом спросила:
— Он что, правда тот скелет?
Я не заметила, когда демон с противоположного края поляны оказался рядом. Он подошел сзади, чем опять чуть не довел меня до сердечного приступа.
— Он самый, — подтвердил он.
Он… самый? Но…
— Как?! — вырвалось у меня.
— Как он стал таким? Из плоти и крови?
Я немного ошалело закивала. Услышанное никак не могло объясниться моим мозгом.
Демон неожиданно подскочил к Демму, зажал его голову под мышкой и начал азартно тереть кулаком его макушку.
— А это он сам вам расскажет, верно? — прокричал он сквозь возмущенные крики Демма.
Смотря на их потасовку, я невольно улыбнулась. Сейчас, как никогда, они походили на старых друзей. А вот мужчина наблюдал на ними с ярко выраженным презрением как на лице, так и в глазах.
Он вообще умеет смотреть как-либо иначе?
Демон, уже уклоняясь от атак освободившегося Демма, насмешливо фыркнул и едва не пропустил удар:
— Умеет, еще как умеет. Но мы же отбросы, гадкие демоны для него, не достойные ничего выше презрения.
Хранитель, за то время, пока я отвернулась от него, успел разжечь костер… теперь мне понятны, для чего он совершал эти непонятные действия.
Он протянул руки прямо к самому огню, даже казалось, что он уже несколько раз обжегся, но видимо, только казалось, потому что он не одергивал их, не чувствовал жара.
И глядя на него, всколыхнулась сострадание.
Человек, и пусть он не человек, но все же… Каково это было, продолжать жить, нет, существовать в том состоянии, в котором мы его нашли? Каково ничего не чувствовать и не ощущать? И помнить… все помнить, прокручивать снова и снова свою жизнь, разбирать мельчайшие детали… Переживать моменты радости и скорби… Много, много раз. Я бы не вынесла этого. И понятен становится полный ненависти взгляд на тех, кто напоминает обрекших его на эти муки.