Ведь вы, кажется, служили в 'Вечно Побеждающей Армии'?
Да, я служил там.
А! Понимаю!..
В середине дня джонка остановилась. Ю слышал, как капитан объяснял патеру, что по реке плывет большое количество трупов и продвигаться вперед очень трудно.
Вдруг раздался выстрел, и наверху началась беготня.
Ю с трудом оставался на месте. Он чувствовал сильное желание выбежать наверх и броситься в воду. Соседство капитана Джонса и патера Салливена ему не нравилось. Капитан джонки внушал ему сильные подозрения. Но приходилось надеяться на Фына, которому этот капитан приходился земляком.
С берега начали что-то кричать, и к борту джонки подошла лодка.
Послышались громкие голоса и резкие окрики. Наверху кто-то ходил и бряцал оружием.
Над головой Ю заскрипели доски. Голос отца Салливена зазвучал на этот раз чуть слышно.
— Вы ничем не рискуете. Здесь бывший тайпинский инструктор. Кроме того, кто-то копошится под палубой.
А вы кто? — спросил другой голос на дурном английском языке.
Я отеи Салливен из Сиккавейской общины. Меня тут хорошо знают. Вот мой пропуск. Этот офицер — Джонс. Он дезертир из английского флота.
Э, нет, святой мистер, дезертиры из английского флота не нужны! Нужны длинноволосые разбойники. Понимаете?
Советую вам обыскать всю джонку. Впрочем, поступайте как знаете.
Ю приподнялся и чуть не ударился головой о перегородку.
'Ищут, цинские лисицы! Проклятый патер!' Наверху что-то зашевелилось. Выпала доска палубы.
Кто тут? — спросил Ю, сжимая кулаки.
Тише, не кричи!
Это была дочь капитана. Она спрыгнула в каморку. В руке у нее болтался крошечный фонарик.
— Священник сказал начальнику чертей, что здесь есть беглецы из Нанкина. Обыскивают всю джонку. Полезай сюда и сиди тихо. Вот сюда, в ящик.
На яшике было написано: 'British India Opium'. Он был пуст. Ю не медлил ни минуты. Крышка захлопнулась над ним, и фонарик погас.
Прошло не меньше получаса. Караул обыскал уже всю джонку. Наверху снова послышались шаги.
А здесь что?
Помещение моей ничтожной дочери, — вежливо отвечал капитан.
Вылезай! — скомандовал начальник караула, обращаясь к девушке.
Ю замер.
Здесь нечего искать, — прозвучал голос Фына. — Кто мог спрятаться в такой конуре?
Я вижу здесь кое-что получше, — отвечал начальник. — Эй, капитан, откуда ты везешь груз?
Это пустой ящик, преждерожденпый господин, — отвечал сверху капитан. — У кого сейчас купишь опиум в Нанкине?
А если здесь нет опиума, то должно быть серебро, — упорствовал начальник. — Не может быть, чтобы ты не пограбил в логове разбойников! Я еще не видал честных лодочников.
Крышка с ящика упала. Над Ю нагнулось мясистое, грубое лицо, освещенное сбоку фонарем. Юноша увидел форменную куртку.
— Ай-яй, это он! — разочарованно протянул начальник. — А я думал — серебро…
Ю вылез.
Зачем спрятался?
Я испугался.
Честные люди не пугаются… Кто ты?
Я человек.
Человек?
Осмелюсь выразить свое низкое мнение, — подал голос Фын, — у него коса. Он не разбойник. Он очень пуглив.
Может быть, это и так, — пробурчал начальник. — Мы посмотрим, нет ли у него оружия.
У него нет оружия, — сказал Фын.
Чэн, обыщи его.
Ю обыскали. Оружия при нем не нашли, зато нашли черный гвардейский флажок тайпинов, который он носил на груди со времени битвы при Гаоцзяо.
На лужайке в центре небольшой группы сидели на складных стульях два человека. Один из них был отец Салливен. Его большая черная шляпа была сдвинута на затылок. Вид у него был такой, какой бывает у человека, по горло занятого тяжелой работой. Другой был неподвижный генерал в шапке с синим шариком и в кофте с изображением леопарда. Вокруг них стояла генеральская стража.
Отец Салливен вертелся на стуле, вставал, снова садился и что-то горячо доказывал генералу. Генерал, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания. Солдаты тщательно следили за важными, неторопливыми жестами генеральской руки. Рука делала небрежный жест — и очередного пленника тащили куда-то за забор.
Джонса и Ю ввели вдвоем. Салливен подошел к Джонсу, посмотрел на него почти в упор и сказал:
Что с вами делать, сэр?
А что полагается? — спокойно спросил Джонс.
Полагается привязать вас к пушке и разнести в клочья.
О! — сказал Джонс. — А вы-то тут при чем, святой отец?
Салливен не торопясь вытащил из рукава платок и вытер лоб.
— Невыносимая духота, — заметил он. — Все-таки субтропики… Вы спрашиваете, при чем тут я? Я переводчик.
Джонс вытащил из кармана и развернул перед носом Салливена большой лист бумаги, на котором красовались лев и единорог.
Думаю, что не так-то легко будет отправить на тот свет англичанина, привязав его к пушке! — сказал он. — Я ведь не китаец.
Спрячьте вашу бумагу, — произнес отец Салливен, — она вам еще пригодится. Я пошутил. Вы свободны.
Я не хотел бы пользоваться вашим великодушием, святой отец! — запальчиво сказал Джонс. — Пусть меня судит тот господин с синим шариком, только не вы..
Перестаньте дурака валять! — рассердился Салливен. — Может быть, вы желаете перейти в святую римско-католическую веру?
Не имею никакого желания.
Тогда возвращайтесь к вашим родичам, давно погрязшим в еретических заблуждениях. Вы амнистированы.
Это вы меня амнистируете?
Не я, а ваш контр-адмирал Стэйвли. Как я сейчас узнал, он добился прощения двенадцати английским морякам, в свое время покинувшим флот ее величества.
Вы… шутите?
И не думаю. Вот номер шанхайской газеты от вчерашнего числа. Вы можете прочитать свою фамилию в списке. Поздравляю вас!
Джонс схватил газету обеими руками.
— А ты, мой друг, — соболезнующе сказал Салливен, обращаясь к Ю, — выбирай сам, что хочешь: разлететься на куски или стать хорошим человеком?
Ю не отвечал,
Позвольте узнать, — вмешался Джонс: — вы опять шутите или говорите всерьез? Что вы
