Не было сказано, в какое имение. Пущин ехал в Михайловское, где жил поэт Пушкин. Но поэт был ссыльный. Его несколько лет тому назад выслали из столицы за «возмутительные» стихи. Он находился под надзором полиции и духовенства. А книгу для проезжающих просматривали в полиции. Вот почему Пущин не указал, куда едет.
Это было в январе 1825 года. Восемь лет прошло с тех пор, как лицеисты разлетелись из Царского Села.
Итак, бывший Жанно, а теперь Иван Иванович Пущин был судьёй. Скажем прямо — пост невеликий.
Пущин был выпущен из Лицея вовсе не в судьи, а офицером в гвардию. Но прослужил он в гвардии недолго. На дворцовом выходе к нему однажды подошёл младший брат царя, великий князь Михаил Павлович.
— Это что же? — спросил он резко.
Пущин вытянулся. Он не понял, чего хочет великий князь.
— Темляк,[24] — отрывисто сказал Михаил Павлович, — темляк не по форме повязан! Как смеете являться в таком виде? Где учились? В Лицее? Я так и думал! Небось стишки сочиняете?
Пущин вздрогнул и побледнел. Возражать брату царя не полагалось. Но в тот же день Пущин подал в отставку и стал судьёй.
Для человека из знатной семьи быть обыкновенным судьёй и разбирать дела простых людей считалось презренным занятием.
— Пущин испортил себе карьер, — пожимая плечами, говорил Корф.
Но у Пущина другое было на уме. Он был членом тайного общества. Он отпустил на волю своих крестьян. Ему рисовались великие перемены — падение царей бессовестных, республика, вольность, слава народная…
Всё это было в тайне. Об этом даже во сне нельзя было проговориться.
— Лошади поданы, — доложил Пущину слуга Алексей.
Кибитка понеслась дальше, свернула с дороги в лес и заколыхалась на просёлочной дороге.
Дорога была плоха. Колокольчик уже не мерно брякал, а болтался без всякого толку. Кибитку бросало и валяло, как лодочку на бурном море. Наконец она накренилась так, что ямщик на всём ходу слетел в сугроб.
— Держись! — крикнул Пущин Алексею и схватил вожжи.
Лошади понеслись во весь опор, К счастью, свернуть им было некуда — кругом лес и глубокий снег. Лошади скакали по дороге в гору и наконец сами влетели в ворота усадьбы.
Усадьба была не из богатых — приземистый, небольшой, старый дом, утонувший в снегу. Дым из труб не шёл. Похоже было, что в доме никто не живёт.
Лошади проскакали мимо крыльца и завязли в сугробах посреди двора.
Колокольчик оборвался.
И тут оказалось, что в доме есть люди. На крыльцо выскочила небольшая фигурка, босая, в ночной рубашке:
— Жанно! Братец! Боже мой!
Это был Пушкин.
Жанно, весь облепленный снегом, облапил Пушкина, как медведь.
Несколько минут они молча любовались друг другом. Наконец Жанно приподнял Пушкина и потащил его в дом. Поэт был не тяжёл. В сенях к Пущину бросилась старуха в тёплом платке.
— Жанно, голубчик, — сказал Пушкин, вытирая слёзы, — это няня моя, Арина Родионовна… Ты ведь её знаешь?
— Как не знать, — рассмеялся Жанно, — я её в Петербурге ещё знал!
Пушкин жил уныло. Комнатёнка у него была маленькая, вся усыпанная листами исписанной бумаги и обожжёнными кусочками гусиных перьев.
— Узнаю тебя, Александр, — смеялся Жанно, — перья обкусаны и сожжены на свечке, совсем как в Лицее! Пишешь по ночам, поправляешь свечу и грызёшь перо!
— Да, — со вздохом признался Пушкин, — только в стенку-то постучать некому…
Подали кофе. Друзья уселись болтать. Разговору хватило бы и на трое суток.
— Ведь ты в тайном обществе? — спрашивал Пушкин. — Скажи, друг Жанно, не секретничай, ведь есть общество?
— Дорогой мой, — отвечал Жанно, — ты задал мне вопрос немыслимый…
— Ладно, не говори! Может быть, ты и прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою — по моим глупостям… Давай лучше выпьем за всех!
Алексей хлопнул пробкой и разлил вино. Выпили за Россию, за Лицей, за друзей.
— А теперь, — сказал Пушкин, значительно посмотрев на Жанно, — выпьем, брат, за «неё»…
Оба встали. Они хорошо знали, кто такая «она» и как пили за «неё» офицеры в Царском Селе. Это была свобода. Помолчали и выпили. Жанно усмехнулся и поцеловал Пушкина.
— Ну вот и ладно! — закричал Пушкин. — Давай займёмся литературой! Какие новости в столицах? Не привёз ли чего-нибудь?
— Запрещённую комедию привёз.
— Молодец какой! Кто сочинил!
— Грибоедов. Название «Горе от ума».
— Да ты прелесть! Давай читать!
Читал Пушкин. Как всегда, начал он сквозь зубы, как бы про себя, а потом разошёлся. И тут к крыльцу подъехал возок.
— А… — сердито сказал Александр, поглядев в окно, — это мой сторож.
Он быстро спрятал «Горе от ума» под подушку и раскрыл на столе толстую церковную книгу.
Вошёл низенький монах с рыжей бородкой, благословил обоих и быстрым взглядом осмотрел комнату. Пушкин сделал постное лицо.
— Друг ваш, Александр Сергеевич? — спросил монах. — А по фамилии как, прошу прощенья, сударь? Пущин? Вижу, что вас друзья не забывают, Александр Сергеевич…
«Допрашивает», — подумал Жанно.
Монах, однако, больше никаких вопросов не задавал. Он не спеша выпил два стакана чаю с ромом, распрощался, ещё раз посмотрел внимательно на Пущина и уехал.
— Видишь, — сказал Александр, глядя в окно, — наблюдатели уже ему донесли, что ты здесь. Приехал проверить, чем мы тут занимаемся… Да ну его! Давай читать дальше!
Читали и спорили до ночи. После ужина Пущин стал собираться в путь. В сенях обнялись крепко. Пушкин опустил голову.
— Когда и где увидимся, брат Жанно?
— Да что ты грустишь? Может статься, и в Москве. Не век же тебе в ссылке сидеть!
— Ох, Жанно, ты не знаешь, что такое ссылка! Я как в клетке, один…
Пущин крепко ухватил его за плечи.
— Не падай духом, Саша… Ты не один, друзья тебя и в самом деле не забыли. Мужайся, служи музам… Увидимся!
Колокольчик брякнул у крыльца. Алексей молча подал шубу. Жанно оторвался от Пушкина, надел шубу, выбежал на крыльцо, полез в кибитку.
— До свиданья в Москве! — крикнул Жанно.
— Прощай, друг, — донеслось до него с крыльца.
Возок тронулся. Жанно смотрел назад, на маленький заброшенный дом. На крыльце Пушкин стоял со свечой в руке, и этот огонёк ещё долго был виден в морозной тьме.
— В Москве, — повторил Жанно.
В сердце у него была непонятная, тупая боль. Он словно чувствовал, что никакого свидания в Москве
