Джуди жестом велела ему замолчать.
— Сэм говорит, что в тот день Бет непременно бы спасли, так или иначе. Но Фрэнк чувствовал себя виноватым… он думал, что я брошу его, буквально желал, считая, что это будет заслуженным наказанием. Иногда Фрэнк вел себя как настоящий идиот.
В ее голосе прозвучала такая нежность, что на секунду Джек ей поверил, будто их отношения изменились с того самого дня, когда Фрэнк отлучился за мороженым и не оказался рядом, когда тонула дочь. Гордость не позволила ему остаться с семьей, и он удалился в церковь. Не утрата веры, а недостаток ее; он ошибся, оценивая любовь жены. Возможно, дело отчасти (или даже полностью) было в этом, но Фрэнк заслуживал большего.
— Он не знал?
— О чем?
— Что Сэм на пляже, разумеется.
Джуди метнула на него свой фирменный взгляд — это было первое, о чем вспоминал Джек, думая о ней, — походивший на подъемный мост, но тут же смягчилась и отвела глаза.
— Нет, не знал.
— Бет обо всем догадалась, когда просматривала пленку и фотографии, что обнаружила в церкви, у Фрэнка.
— Это не так. Ей сказал Сэм. — Джуди коротко взглянула в зеркальце заднего вида; Сэм откинулся на спинку сиденья и уставился в окно. — Я говорила ему, что Бет — дочь Фрэнка, но это неправда. Женщина всегда знает, знала и я. Непонятное, абсолютно бездумное влечение, которое едва не положило конец моему браку до того, как он успел начаться. Но все вышло не так уж плохо.
Джек не отрывал взгляда от Сэма, но старик с равнодушным смирением смотрел в окно. Видимо, он уже все обдумал за прошедшие тридцать лет — тридцать лет вожделения и ожидания. Ничто более не могло его удивить. Только для Джуди этот разговор казался важным.
— Будь Фрэнк другим, я бы непременно призналась — рассказала ему все и ждала, пока не простит. Только вот Фрэнк никогда бы меня не простил: из-за своей веры, воспитания, своей семьи — всего того, что меня так пугало. И я решила молчать. До того самого дня на пляже я и словом об этом не обмолвилась.
Сэм печально улыбнулся:
— Но ты не можешь винить меня за то, что продолжал надеяться.
— Я тебе сказала.
— Да, но я-то не знал, как знала ты, и всегда гадал: а что, если… Одна неделя — а потом всю жизнь теряешься в догадках.
Так много слов и так мало сути, совсем как анекдот Никсона. Все, что они говорили, сводилось к «пойми меня, пойми и люби, несмотря ни на что». Джек знал, что подвел Бет — он это понял, — но ему только начинала открываться истинная глубина своего поражения. Он слишком многое таил в себе, предоставив ей в одиночку распутывать фамильные тайны. Манускрипт содержал ответы, но не те, которые были нужны Бет.
Оказавшись на вершине утеса, над спокойным морем, окутанным сумерками, Джек подумал, что они, возможно, найдут ее на могиле Фрэнка. Муж Джуди, отец Бет — и все это не то, чем кажется. Джек подумал, что теперь понимает ее рисунки — по крайней мере цвет.
Не было Бет и на могиле.
В сумерках свет фар казался тусклым; дорога поднималась все выше, полоска суши сужалась, что неизбежно, когда едешь на восток. Джуди огляделась и неуверенно посмотрела на Джека:
— Где мы? Куда мы едем?
— Уже недалеко.
— Ты ведь не думаешь, что она…
— Нет.
Север, восток, скалы. Лестница и невысокий вал. Место, где разбиваются сердца. Он не думал, что она… не хотел думать.
— Это же маяк. Господи, как ты меня напугал!
— Вы меня тоже.
Он бросил машину с включенным мотором и побежал — через дорогу, по мокрой траве. Бледный луч маяка скользнул над головой; склон холма был скользким, ноги у Джека то и дело срывались. Джуди и Сэм кричали вдогонку, но он добрался до вершины и, спотыкаясь, заспешил вниз, к самому краю. Бет не стала бы прыгать с утеса, как все эти туристы-самоубийцы, — она бы прыгнула здесь.
— Джек! Это опасно!
Он ничего не видел: ни тела у подножия утеса, ни блузки, зацепившейся за дерево, ни туфель на песке. Сквозь брызги прибоя трудно было что-то рассмотреть — а Бет, возможно, уже поглотило море.
— Господи, Джек!
Они втроем перегнулись через ограждение. Джек вслушивался в шум волн, надеясь услышать крик. Лучи маяка скользили по воде — все более яркие, по мере того как сгущался мрак. Джек всматривался в даль, и в нем нарастало сомнение. Сюда она приводила своих любовников. Ее здесь нет — и все же, все же… Он убедил себя, что Бет просто хотела побыть одна, но что, если она побежала к другому?
— Джек, что ты делаешь?
— Ее здесь нет!
Он весь промок, пробираясь через подлесок; руки замерзли. Джек исцарапался о ветки и камни, расшиб колени. Ему вдруг стало очень тяжело. К кому Бет могла уйти? С кем она сейчас?
Бет не было уже полтора дня. Джек надеялся найти ее раньше. Все они, наверное, надеялись и потому не побывали в самом очевидном месте, которое объединяло их всех.
Море внизу было серым, почти черным. Ни ветра, ни дождя — лишь холодный сырой песок, который проседал под ногами. В небе кружились последние птицы. С одной стороны — бухта, с другой — море. На волнах качались красные и зеленые бакены.
Двадцать лет назад все они были здесь. Что-то случилось, хотя и непонятно что. Спасение или саботаж, и кто-то плакал, лежа на песке. Встреча без расставания, запутанная комбинация начал и концов.
Потом они вернулись. Фрэнк отошел всего на минутку — а теперь навсегда. Однажды они спасли Бет — и снова ее потеряли. Джек подумал, что сейчас они поссорятся, но Джуди и Сэм лишь сели на песок поодаль друг от друга. Они молча смотрели на море и просеивали песок сквозь пальцы, пока не спустилась ночь. Джек держался в стороне и наблюдал за ними: два старика, которые не могут ничего понять.
ГЛАВА 23
Остаток ночи Джек провел на грани бреда. С него градом катился пот. Время то летело, то останавливалось. Он грезил, он знал, он рисовал себе ее возвращение тысячи раз. Бет оставляла ему загадки на разных языках. Она стояла у окна или в дверях. Она возвращалась всю ночь, но так и не вернулась. Он был один, с духами и шорохами, которые заставляли его поверить во что угодно. Создать невероятную машину. Раскрыть заговор теней. Джек задыхался под их тяжестью. Какая-то дверь в его сознании слетела с петель. Куда ушла Бет? С кем она? Когда она вернется — и когда перестанет возвращаться?
Джек встал с первыми проблесками рассвета — луна еще не скрылась, небосвод был усеян звездами. Он обхватил голову руками, чтобы она не раскололась на части, и отправился к той единственной вещи, которая удерживала его от распада и все еще могла их спасти.
Его сознание наполнили мрачные предчувствия, когда он принялся читать манускрипт сначала — как если бы он смотрел фильм через толстое стекло или слушал историю, рассказываемую шепотом. Люди
