музыки.
— Ты из того района дальше по шоссе? В котором школа?
— Ага!
— Там неплохо.
Он был загорелым, а когда улыбался, я заметила, что у него слегка кривые нижние зубы. Я пожала плечами:
— Ну да, нормально. — Обычно я не ограничиваюсь односложными ответами, но в комнате было действительно шумно, а от его улыбки я почему-то смутилась. — Только скучно.
— Да уж, могу тебе поверить. — Он кивнул в сторону Келли. — Твоя подруга?
— Да.
— Она ничего, да?
Да, ничего, а я — только способ познакомиться с Келли. Я сделала то, что от меня ожидали, и представила его, но у них дело далеко не зашло, потому что через пять минут в квартиру вломилась полиция и выволокла всех прочь. У них был приказ о разгоне нашего сборища. Думаю, кого-то из соседей достала музыка.
Полиция сразу извлекла из толпы нас с Келли. Вряд ли они заранее знали о нашем присутствии, но… Послушайте, я понимаю, что это звучит напыщенно, но на нас обеих была потрачена куча денег еще с момента нашего зачатия, у нас хорошая кожа, хорошие волосы, хорошие зубы, и… ну просто это сразу чувствуется, понимаете? Что тут пахнет деньгами. Пока нас сажали в машину, остальных запихивали в фургоны. Я заметила парня, который со мной разговаривал, и он улыбнулся мне своей кривой улыбкой, словно говоря: «Ну что тут поделаешь?» В участке, пока мы ждали мать Келли, женщина-полицейский приготовила нам чаю. Выплачивая штраф, миссис Бэнвилль улыбалась и извинялась, но, когда мы сели в машину, заговорила о «жучке»; это был сигнал к слезам и истерике.
— Я разочарована в тебе, Миранда. — (Она окинула меня яростным взглядом в зеркальце заднего вида. Она выглядит чудовищно — переборщила со своим лицом.) — Я ожидала, что ты проявишь больше здравого смысла. Хотя бы из благодарности.
Я уставилась в окно, на мелькавшие мимо стены. Конечно. Я должна радоваться, что у меня есть дом. Но чего она может ожидать от человека моего происхождения?
— Все это делается, — позднее говорила Пенни, — ради твоей безопасности.
Они были в Бомбее, а может, в Лос-Анджелесе, не знаю. Я не поняла. Они много ездят, потому что не могут жить здесь, но из принципа не хотят получать гражданство в другой стране.
— Я понимаю…
— Бэнвилли проявили исключительную доброту, позволив тебе жить у них…
— Я понимаю…
— Я знаю, что нельзя постоянно вести себя безупречно, Эм, но тебе действительно не стоит доставлять им неприятности.
У меня на пальце образовался крошечный белый шрам, похожий на полукруглый отпечаток ногтя. Большую часть времени я понятия не имею, где они находятся. А почему мне нельзя хотя бы один раз отправиться на поиски приключений?
— А теперь нам необходимо поговорить о твоей учебе, — вступила Фрэн. — Из школы сообщили, что им придется аннулировать все твои оценки за этот год.
Чертова программа. Как жаль, что я ее не выключила, прежде чем уйти!
— Да я только один раз!..
— Мы-то тебе верим, Эм, — мягко ответила Пенни. Иногда разговор с ними превращался в допрос с участием плохого копа и хорошего копа. Один — с чайником, второй — с фургоном. — Но мы не имеем отношения к выставлению оценок. Администрация утверждает, что за этот год ты честно не заработала ни одного балла.
Я сползла в кресле. Столько работы коту под хвост! Иногда мне хотелось убить Келли. Но кто за ней присмотрит, если не я?
— Итак, я разработала такой план, — заявила Фрэн и изложила его быстро, четко, не допускающим возражений тоном. Вот почему она зашибает такие деньжищи в качестве адвоката.
Пенни подмигнула мне, как она всегда делает, когда Фрэн разойдется, но я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы подмигнуть в ответ.
— У меня есть план получше, — сказала я, когда Фрэн закончила. — Я приезжаю к вам, мы будем жить вместе и снова станем семьей.
Мои матери обменялись взглядами.
— Эм, — начала Пенни, — я понимаю, ты считаешь это шикарным — вести космополитический образ жизни, но на самом деле это кошмар. Самолет, отель, самолет, отель — ты уже не можешь отличить одно от другого.
— А здесь ты получишь нормальное образование, — добавила Фрэн.
— Мы обе работаем по двадцать четыре часа в сутки, дорогая, — ты большую часть времени будешь одна, тебе станет скучно и одиноко…
— Уже не говоря о том, что ты получишь паспорт, а мне наверняка не нужно перечислять преимущества, даваемые им…
— Скоро ты поступишь в колледж, дорогая. Тогда тебе вообще будет не до нас.
Понимаете? После всего этого слова «но я все-таки хочу быть с вами» прозвучали бы просто неубедительно, так что я ничего не сказала и принялась изучать свой шрам. Краем глаза я заметила, что они переглянулись и улыбаются. Лицо Матери смягчилось, Мама приняла безмятежный вид. Они все еще без ума друг от друга — после стольких лет, после стольких испытаний. Я думаю, это пугает меня больше всего — ведь сейчас, когда меня нет рядом, они, возможно, поняли, как я им раньше мешала. И что, возможно, им не следовало приносить такие жертвы ради меня.
— Радость моя, нам пора…
— Я поговорю с Бэнвиллями и все улажу. Мы тебе позвоним из Торонто.
— Будь осторожна, дорогая. И постарайся вести себя хорошо. Помни — ты наш посол. Ради нашего дела.
Мы обменялись воздушными поцелуями, и они отключились. А я осталась одна, в этом шикарном доме в шикарном квартале, думать о том, что я готова все это бросить, только бы вернуться к ним. Не нужны мне никакие деньги. Потому что здесь, на этом дурацком крохотном клочке земли, я — ребенок, чьи родители вынуждены были покинуть страну и жить в изгнании. Потому что мои мамы — лесбиянки.
Итак, наши с Келли чемоданы были собраны, и мы отправились на лето в Шотландию. Идея была в том, чтобы заработать настоящие оценки, но на самом деле мы просто мотали срок за свой побег на вечеринку.
На время каникул мы поселились на острове Малл. Мои матери купили там дом, когда поженились, но затем законы снова поменялись, перед родителями встал выбор — покинуть страну или разойтись, и они переписали дом на меня. Так что я — отсутствующий земельный собственник. Мы редко приезжали сюда, даже когда еще жили втроем: на автомобиле сюда ехать долго, а в хорошем обществе — как часто напоминала нам миссис Бэнвилль — не принято слишком часто летать внутренними авиарейсами. Сами они с мистером Б. улетели в тот самый день, когда оставили нас кататься на лыжах в Квинстауне.
Нас привезла на остров Энила. Энила была нашей новой преподавательницей, а по совместительству персональной тюремщицей. У отца Келли имеются деловые связи в академических кругах, так что он без труда раздобыл для нас стражницу. Энила была тихой, худенькой, опрятной и какой-то… как будто выцветшей, что ли. Часть интерьера вроде обоев. Келли, обращаясь к ней, обычно смотрела ей не в глаза, а куда-то мимо, на правое ухо. Точно так же ее мать разговаривает со мной. Кроме тех случаев, когда демонстрирует меня своим друзьям. Тогда я превращаюсь во вторую дочь, которую она так и не смогла завести. «Это Эм, — говорит она. — Мы заботимся о ней, потому что ее матери вынуждены были уехать». Конечно, это впечатляет. Доброе дело во имя достойной идеи.
Келли не сказала ни слова насчет нашего изгнания, но я знала, что внутри она вся кипела. Думаю, у нее были планы провести лето в городе. С того дня, когда нас поймали и ей установили новый «жучок», она носила одежду с короткими рукавами, чтобы был виден шрам на левой руке. Как будто это был некий
