так и не дошли руки, а сейчас, когда сюда привезли столько книг из Медменема…[35] вообще говоря, библиотека в плачевном состоянии.
Льюис прочистил горло.
— Это то самое… гм… прославленное аббатство?
— Аббатство Святого Франциска Уайкомского. — Пожилой джентльмен закатил глаза. — А оно прославленное? Не удивляюсь. Для тайного общества у нас поразительно много болтунов. Сейчас они уже не слишком увлекаются распутством. Однако, как говорится: «Как горлица, я в молодые года, тра–ля–ля–ля, готова была целоваться всегда, тра–ля–ля–ля»…[36]
Они вышли из дома в просторный сад, где неоклассическая тема продолжилась — храмы, арки, еще больше статуй, столпившихся вокруг озера. Однако на переднем плане на лужайке был водружен небольшой и несколько шаткий шатер из розового шелка.
Когда они приблизились, Льюис услышал мужской голос:
— Я бы не стал так поступать, Фрэнсис. За это великий тюрк почти наверняка прикажет отрубить тебе левую руку.
— Фрэнсис плохой! — послышался детский голосок.
— Мне кажется, Фрэнсис, у тебя появился библиотекарь, — сказал мистер Уайтхед и провел Льюиса вокруг шатра ко входу.
Внутри на турецком ковре стояло блюдо со сладостями и нарезанными апельсинами и сидели два крошечных ребенка и немолодой мужчина. На мужчине были халат и тюрбан.
— Что? — спросил мужчина. — А. Прошу вас, извините меня, мы играем в арабов.
— Ничего–ничего, — заверил Льюис.
— Позвольте представить вам мистера Льюиса Оуэнса, сэр Фрэнсис, — произнес мистер Уайтхед не без некоторой иронии. — Мистер Оуэнс — лорд ле Деспенсер, сэр Фрэнсис Дэшвуд.
Дальнейшие церемонии пришлось отложить, поскольку мальчик, которому ужасно хотелось сладостей, схватил полную горсть и быстрее молнии сунул в рот, из–за чего девочка пронзительно завизжала:
— Ну вот, папа, он все равно!..
— Позвольте представить моих детей. Фрэнсис и Франсис Дэшвуд. — Сэр Фрэнсис дважды хлопнул в ладоши, и из портика показалась няня. — Я всех называю в свою честь — очень по–римски, вы не находите? Миссис Уиллис, отведите детей обратно в гарем. Фанни, как нужно себя вести? Что мы должны делать, когда знакомимся с джентльменами из неверных?
Девочка накинула на голову покрывало, а потом поднялась на ноги и сделала неловкий реверанс. Няня подхватила мальчика, отработанным движением вытащила у него изо рта липкий сладкий ком и, невзирая на крики протеста, утащила малыша прочь. Девочка побежала за ней, лишь один раз наступив на волочившееся по земле покрывало.
— Не хотите ли сесть, мистер Оуэнс? — спросил сэр Фрэнсис, указывая место на ковре рядом с собой. Мистер Уайтхед уже сходил к портику и принес себе садовый стул.
— С благодарностью, сэр, — ответил Льюис и кое–как забрался в шатер.
Сэр Фрэнсис протянул ему блюдо, и Льюис взял себе дольку апельсина. Вблизи сэр Фрэнсис вовсе не был похож на легендарного распутника и богохульника: лицо у него оказалось добродушное, с проницательными глазами и безо всякого следа той одутловатой затуманенности, какая присуща давним пьяницам.
— Вот письмо, — сказал мистер Уайтхед, протягивая бумагу сэру Фрэнсису, который уставился в нее, держа в вытянутой руке.
— Что ж, сэр, вы пришли к нам с отменными рекомендациями, — заметил он, ознакомившись с письмом. — Представляется, что вы большой ученый.
— Доктор Франклин слишком добр, — ответил Льюис, изо всех сил изображая смущение.
— И у вас есть опыт восстановления старинных бумаг! Это великолепно — ведь некоторые сокровища моей коллекции, знаете ли, невероятно редки и, подобно смертной плоти, дряхлеют от времени. — Сэр Фрэнсис сунул письмо в карман и искоса поглядел на Льюиса. — Полагаю, вы… гм… осведомлены о природе библиотеки?
— О! — Льюис вспыхнул. — Да. Да, милорд, осведомлен.
— Не думаю, что вы такой уж благочестивей; в противном случае едва ли Франклин порекомендовал бы вас. Мистер Уильямс горько нас разочаровал, очень горько; будем надеяться, что его преемник добьется лучших результатов. — Сэр Фрэнсис взял дольку апельсина и впился в нее зубами. — Не сомневаюсь, вам приходилось слышать разные истории, — добавил он.
— Э–э–э… да.
Сэр Фрэнсис фыркнул.
— По большей части это дичайшие преувеличения. Впрочем, и на нашу долю выпадали некоторые услады, не так ли, Пол? Хорошая еда, хорошая выпивка, хорошая компания. Изведайте радость жизни, мой мальчик, пока вы в силах, ведь все мы так скоро увянем, словно летние цветы.
— И правда, скоро, — вздохнул мистер Уайтхед. — Хотя твердая вера в вечную загробную жизнь — большое утешение.
— Воистину, — с торжественным видом согласился сэр Фрэнсис. — Однако мы еще не совсем одряхлели, верно? Не далее как вчера вечером я думал, что пора бы нам устроить очередное собрание нашего ордена — встретиться кое с кем из братьев монахов. — Он искусно подмигнул Льюису. — Немножечко веселья и решительно ничего такого, чего бы следовало стыдиться. Пол знает одно почтенное заведение с весьма добросердечными, покладистыми девицами — все, как одна, очаровательны, скромны, никакой французской болезни, зато интеллектуальных достоинств в изобилии, представляете?
— Ах! Совсем как древнегреческие гетеры? — уточнил Льюис.
— Вот именно! — ответил сэр Фрэнсис, схватил его за руку и с энтузиазмом потряс. — Истинно так. А для мужчин наших лет, в конце концов, есть своя прелесть и в интеллектуальной беседе. Конечно, я не жду, что молодой человек мне поверит…
Он сунул в рот конфету и на четвереньках выполз из шатра.
— Идемте, — бодро сказал он. — Мы покажем вам библиотеку.
Итак, Льюис получил должность. Она оказалась донельзя необременительной; у него была очаровательная комната, свободное расписание и место за столом сэра Фрэнсиса. Во второй вечер у Льюиса возникли сложности с силлабабом,[37] в который добавили крыжовник, однако он сумел оставить без внимания сверкающие буквы и как ни в чем не бывало улыбался остротам хозяина дома.
А библиотека оказалась настоящей сокровищницей.
Она и вправду по большей части состояла из эротических произведений — скорее эклектичных, нежели извращенных. Льюис обнаружил великолепный экземпляр первого перевода «Камасутры» на английский. К тому же библиотеку, несомненно, давно пора было привести в порядок: «Путешествия Гулливера» бились за место на полке с трудами по Каббале или но архитектуре, или с «Книгой мучеников» Фокса, или с «Любовными элегиями» Овидия. Нашлись в библиотеке и несколько самых настоящих древних свитков и кодексов: «Вакханки» Еврипида второго века и примерно такие же старинные «Лягушки» Аристофана.
Но среди всего этого богатства затесались и фальшивки, самая занятная — алхимический трактат, якобы написанный Аристотелем; выполнены они были хорошо, их явно делал человек, у которого в распоряжении имелся изрядный запас очень старого папируса и который владел несколькими хитроумными рецептами изготовления аутентичных чернил. Льюис узнал руку одного фальсификатора, работавшего в прошлом веке и ориентировавшегося на рукописи Иоанна Евгеника.[38] Этот неизвестный русский был своего рода знаменитостью среди торговцев поддельными документами; Льюис, отметив, что в молодости сэр Фрэнсис побывал в России, предположил, что ему могли продать много фальшивок работы того же мастера.
В конце недели Льюис уселся за искусно спрятанный полевой передатчик и отправил сообщение:
«ДЭШВУДСКАЯ МИССИЯ ПРОТЕКАЕТ УСПЕШНО. ПОЛУЧИЛ ДОСТУП В БИБЛИОТЕКУ. ИНВЕСТОРАМ
