людей, прежние внутриобщинные отношения в Европе перестали выполнять роль эффективного регулятора повседневной жизни-что повлекло возникновение множества новых проблем в области социального и военного управления. Нескольким городам Северной Италии удалось прийти к верному решению, поскольку именно в их стенах надличностные рыночные взаимоотношения впервые стали определять поведение десятков тысяч людей.
Новым фактором между XI и XIII вв., стало увеличение Барселоной и Генуей производства арбалетов в такой мере, что те стали определять исход сражений. Вначале арбалеты использовались для защиты судов— горстка стрелков в «вороньем гнезде» на мачте могла серьезно осложнить захват даже слабозащищенного торгового судна. Наступательная мощь арбалетчиков была доказана в ходе Каталонской кампании 1282–1311 гг., в столкновениях с лучшей конницей эпохи. Вначале каталонцы разбили войско рыцарей (преимущественно французских) на Сицилии (1282 г.), а в последующие десятилетия наносили поражение за поражением турецкой легкой коннице на полях Балкан и Анатолии. Как и в Китае, крупномасштабное производство мощных арбалетов требовало наличия специалистов-металлургов, однако сложность в изготовлении искупалась простотой применения и мощью на поле боя. Всадник в доспехах более не мог единолично определять успех в бою, поскольку любой крепкий мужчина мог сбить рыцаря с коня на расстоянии ста и более метров. Неудивительно, что Второй Латеранский Собор (1139 г.) посчитал арбалет слишком смертоносным для войн между христианами и запретил его применение в сражениях с единоверцами!
Для защиты флангов и преследования разбитого противника строй пикинеров и арбалетчиков нуждался в кавалерии. Времена безоглядного натиска кучки рыцарей остались в прошлом; война становилась все более сложным делом. Одной лишь передаваемой из поколения в поколение доблести оказалось недостаточно, чтобы выигрывать битвы или сохранить господствующую роль в обществе. Пришло время искусства войны— необходимы были полководцы, умеющие управлять согласованными действиями пикинеров, арбалетчиков и кавалеристов. Пехота нуждалась в тщательной отработке поддержания строя, поскольку стоило последнему рассыпаться, как пикинеры становились легкой добычей рыцарей. После каждого выстрела арбалетчики также становились беззащитными и нуждались в защите пикинеров для того, чтобы успеть вновь взвести оружие.
Неудивительно, что граждане итальянских городов не могли сразу достичь столь высокой степени согласованности, необходимой в новых условиях боя. Города остальной Европы находились в еще более неутешительном состоянии и могли рассчитывать лишь на пассивную оборону за крепостными стенами. Тем не менее значительные изменения вследствие преобразований, которые горожане и торговля принесли в сельское общество в XI–XIV вв., значительным образом повлияли и на состояние военных дел в Европе. Сложность нового искусства войны явилась усиливающим фактором для роста местничества. Новая технология оказалась труднопостижимой даже наиболее развитым городам — и вдвойне более сложной для восприятия старыми территориальными образованиями — княжествами, королевствами, и более всего — таким гигантом, как Священная Римская империя. Потому-то возникнувшие в Латинской Европе XI–XII вв. формы экономической и военной мощи привели к развалу имперских структур в XIII в. В следующем поколении, к 1305 г., стал очевидным провал курса Святого престола на возрождение новой вселенской монархии на руинах Священной Римской империи.
Папство, как и империя, было пережитком римской старины. Память о славном прошлом живуча— во всяком случае, в среде теоретиков политики, нехотя пришедших к принятию политического плюрализма лишь в XVII в. Сумей Иннокентий III (1198–1216) и Бонифаций VIII (1294–1303) осуществить план по установлению папского господства над всем христианским миром, сделав военных, горожан и крестьян подданными теократии, Западная Европа уподобилась бы Китаю, где Сын Неба властвовал над обществом посредством преданного конфуцианским идеалам аппарата служащих.
Конечно, христианство не идентично конфуцианству — и тем не менее, правление римской церкви XIII в. странным образом уподоблялось китайским бюрократическим процедурам. Для рукоположения епископов и других высокопоставленных клириков требовались, по меньшей мере, начатки образования. Назначения рассматривались (по крайней мере, в принципе) папой. Должности не передавались по наследству и были открыты одаренным и честолюбивым служителям церкви. В этом христианский прелат XIII в. напоминал конфуцианского чиновника в Китае эпохи Сунь.
Более того, христианство было столь же враждебно духу рынка, сколь и конфуцианство. Осуждение ростовщичества в христианском богословии было гораздо более явным и непримиримым, нежели любой из конфуцианских текстов. Взаимное же недоверие между церковниками и военными в христианском обществе не было столь глубоким, сколь пропасть, разделявшая китайских мандаринов и военачальников. Если папская монархия состоялась бы, то история Западной Европы не стала бы зеркальным отражением китайской — однако различий было бы куда меньше. В реальности, потуги Святого Престола на господство над Латинским христианством имели столь же плачевный конец, сколь предшествовавшие им усилия германских императоров. Христианство осталось разделенным границами политических образований, постоянно раздираемых территориальными и правовыми притязаниями.
Подобная политическая ситуация сделала возможным становление и даже процветание единого — рыночно-военного — поведения в наиболее процветающих экономических центрах Западной Европы. Когда же наемные армии стали в Италии обыденным явлением, коммерциализация организованного применения насилия стала отличительной чертой xiv в., а влияние рыночных факторов и подходов на военные действия — беспрецедентным[105]. Искусство войны стало распространяться в европейской среде с быстротой, которая вознесла его до недосягаемых прежде высот. Всемирная история 1500–1900 гг. подтверждает уникальность Европы в этой сфере, а продолжающаяся поныне гонка вооружений обязана своим рождением активному взаимодействию европейских государств и частных предпринимателей в военных делах еще в XIV в. Что происходило и каким именно образом, заслуживает тщательного анализа.
Вначале об обстановке в общих чертах. На закате XIII в. многие страны Европы переживали тяжелые времена. В Италии и Нидерландах не хватало ресурсов, чтобы прокормить население. Начался период похолодания и широкого распространения эпидемий; лесов оставалось все меньше. Противостояние интересов богатых и бедных, работодателей и работников всколыхнуло Европу. Восстания горожан и крестьянские бунты, хоть и значительные, померкли перед лицом демографической катастрофы, когда в 1346 г. началось шествие Черной Смерти по городам Западной Европы. За одно поколение бубонная чума выкосила от четверти до трети всего населения Европы, а прежний уровень был восстановлен лишь к 1480 г.
Подобные хроники свидетельствуют, что XIV в. был не лучшим временем для большинства европейцев, хотя он ознаменован также событиями, более значимыми, нежели длинный список бедствий. Между 1280 и 1330 гг.[106] произошел рывок в кораблестроении, сделавший возможным постройку более крупных, прочных и маневренных кораблей, которые впервые могли выходить в открытое море зимой и летом. Эти всепогодные корабли вскоре сплели вокруг побережья Европы торговую сеть более плотную, чем было возможно когда-либо ранее. Цены на шерсть в Саутхемптоне, ткани в Брюге, квасцы в Хиосе, рабов в Кафе, пряности в Венеции и на металл в Аугсбурге стали взаимодействовать в пределах общеевропейского рынка. Векселя облегчили процесс платежей при дальней торговле; кредит стал смазочным материалом механизмов торговли и специализированного, крупносерийного ремесленного производства. Более сложная и многообразная, потенциально более богатая, и соответственно, более уязвимая экономика стала определять жизнь гораздо большего числа людей, нежели в предшествовавшие столетия. Города Северной Италии и, в меньшей мере, Нидерландов остались организационными центрами для всей системы торгового обмена.
Водные бассейны — Черное и Северное море на противоположных концах континента — впервые стали частью единого морского пространства. Итальянские корабли связали между собой ранее разделенные зимними штормами и политическими препонами Гибралтар и Дарданеллы. Таким же образом германские купцы ганзейских портов соединили Балтику с побережьем Северного моря и далее — с южными морями, на которых господствовали итальянцы. В XIV в. прибалтийские земли вошли в полосу пограничного взлета, тогда как остальная Европа прошла через испытания перенаселенности и затем — общественных потрясений и губительных эпидемий. Импорт соли с юга позволил заготавливать сельдь и капусту на зиму. Улучшенное питание означало большее количество рабочих рук для заготовки леса и
