– Мэм, нам приказали это сделать.
Рядом стоял Кабрера (помогать толкать он и не думал) – и гнев и так уже издерганного лейтенанта полиции нашел новую цель
– Кабрера, какого черта!?
– Нам надо освободить место для нашего фургона!
– Ну, так и освобождайте!
– Нужно откатить машину, я приказал…
– Черт, моим людям приказываю я и никто другой! Мы обеспечиваем вашу работу – но это не значит, что кто-то из полицейских должен вскрывать машины! О'Хара, закройте немедленно машину и вернитесь на свой пост! А вам, уважаемый сэр, если нужно убрать машину в сторону – делайте это сами!
– Лейтенант, мы на одной стороне.
– К сожалению!
В унынии Кабрера вернулся под защиту деревянных стен мечети.
– По улице идти больше двадцати метров.
В мечети воцарилось молчание, нарушенное стуком еще одного камня, попавшего в двери.
– Сэр, эти двадцать метров нам придется не идти, а бежать.
– Может быть, вы позволите мне выступить и попрощаться с правоверными, которые приходили ко мне сюда и внимали слову Аллаха? – предложил мулла
Кабрера в бессилии посмотрел на агентов АТОГ. МакДугал ухмылялся
– Сэр, на вашем месте я бы внял голосу разума.
Удивительно – но улица успокоилась, не до конца конечно, как только первым вышел мулла. Сам Мантино не раз бывал в буйных черных кварталах, каких в изобилии было и в столице страны Вашингтоне – и если бы он не видел это своими глазами – он бы не поверил тому кто рассказал бы ему про это. Скандал в черном районе – это больше чем скандал, тут полно живущих на велфере* молодых людей, которые просыпаются в двенадцать часов дня, потому что тусили под магнитофон и пели рэп всю ночь. Они носят балахоны и спущенные чуть ли не до колен штаны стиля 'обосрался и иду', у них всю дорогу у уха пристроен дешевый магнитофон, включенный на полную громкость и ежесекундно вышибающий из головы остатки мозгов. Они с трудом закончили бесплатную муниципальную школу, в которой на окнах решетки, а на входе – металлоискатель и охранник с револьвером, многие из них уже успели отбыть уголовное наказание 'как несовершеннолетние'. Им совершенно нечего делать в этой жизни, они не работают и не пытаются найти постоянное место работы, они меняют талоны на бесплатные продукты питания на понюшку кокаина, они всегда готовы на мелкое преступление, а если подвернется выгодная и в их понимании относительно безопасная возможность – то и на крупное. Они не уважают ни закон, ни государство, ни общество, но считают, что общество и государство должно обеспечивать их велфером по факту их рождения, и велфером таким что бы можно было жить не работая. В их песнях говорится о доступных женщинах, наркотиках и убитых полицейских, и каждый раз когда возникает скандал да еще и скандал с участием полиции – они готовы принять в нем самое активное участие, побить стекла, перевернуть машины – а потом подать в суд с бесплатным, предоставленным правозащитниками адвокатом, если полицейский огреет их дубинкой по хребту. Они все чаще и чаще принимают ислам, потому что ислам – это круто, ислам – это полные отморозки, которые воюют против государства, взрывают и убивают солдат этого государства и идут на смерть сами. Их становится год от года все больше и больше, потому что в черном квартале рожают детей по пьянке и чтобы получить потом пособие на ребенка, а мамашам часто бывает по четырнадцать лет. Они – новое лицо Североамериканских соединенных штатов, они шумны и анархичны, их очень много и зачастую для того чтобы их успокоить – приходится вызывать SWAT.
Но никогда агент Мантино не видел, чтобы кто-то мог успокоить эту толпу одним движением руки.
– Мир вам! – громко сказал мулла
Толпа еще больше утихла, потом послышались выкрики 'и вам мир'.
– Так получилось, что я вынужден покинуть эту страну навсегда, и не смогу больше направлять вас по истинному пути…
Толпа вновь зашумела – но мулла воздел обе руки к небу, призывая к тишине в несколько театральном жесте. И толпа снова повиновалась ему.
– Да, так получилось, что меня не будет с вами. Но Аллах остается с вами, с теми, кто верит в него. Живите же, опасаясь наказания его, и так как велит Книга, сражайтесь – но не преступайте, ибо Аллах не любит преступающих и об этом тоже говорит Книга. А теперь – перестаньте бросать камни и грязь, опустите свои руки, ибо рядом мечеть, ваш дом, и тому, кто приедет вместо меня потом придется убирать все это.
– А когда кто-то приедет вместо вас? – выкрикнул громко кто-то
– Думаю скоро. Аллах не оставит вас без заступничества.
После этой, на удивление мирно закончившейся операции – муллу препроводили в аэропорт и там сопровождали, пока он не сел в самолет Нью-Йорк – Санкт Петербург – агенты Мак Дугал и Мантино решили, что самое время перекусить. В САСШ как ни в какой другой стране мира кроме разве что Италии это легко сделать – они заехали в заведение, торгующее цыплятами по рецепту полковника Сандерса, купили острую куриную грудку** на вынос – и сейчас наворачивали ее, сидя в машине на стоянке заведения.
– Что за хреновину мы делаем? – спросил Мантино, пытаясь глотком Колы погасить горящий во рту пожар
– Что ты имеешь в виду?
– Сегодняшнюю ситуацию. Тот парень, священнослужитель – я первый раз видел, чтобы кто-то мог так успокаивать толпу. Если мы его выдворили – это зачем? Чтобы негры шли и дальше воровали по мелочи? Чтобы был погром? Нам вообще нужно спокойствие на улицах – или не нужно? Какого хрена?
– Знаешь… – МакДугал немного помолчал, решая, стоит ли доверяться напарнику или нет – я тебе скажу одну вещь, только это должно остаться между нами. Чтобы ты понимал, с чем мы имеем дело, окей?
– Могила – заверил Мантино – мог бы и не предупреждать.
– Мало ли… Так вот – в Вашингтонском офисе ФБР был парень который работал по программе КОИНТЕЛПРО-Крест. Один из самых опытных контрразведчиков, его перебросили с наблюдения за римским посольством. Его звали Кейт Коннор, может быть слышал мельком. Так вот – через год СРСники вывалили нам на стол его снимки и записи аудиоконтроля, как он ходит в подпольную православную церковь. И исповедуется русскому священнику. В исповедях он ничего не сказал – но сам понимаешь, что агент, работающий по программе Крест, в православную церковь ходить не должен. Его вызвали на комиссию по служебной этике, решили показательно раскатать в блин, чтобы неповадно было другим. Потом, когда его понизили до специального агента и отправили в какой-то занюханный полевой офис в центре страны… короче мы с ним сидели и пили пиво в баре. Конечно, у нас в Бюро есть поганая традиция, когда кого-то объявляют отверженным он и становится отверженным – но мне на это всегда было плевать. Я его тогда и спросил – а нахрена? Нахрена ты, старший агент, который через пару лет вполне мог стать инспектирующим агентом, а в перспективе и заместителем директора спустил в сортир свою карьеру? Он помолчал – но потом ответил. Он сказал: знаешь, Джек, я не хочу погружаться все глубже в дерьмо, захлебываясь в нем и делать вид, что ничего не происходит. У него было двое сыновей, младшему восемь. И вот он в один прекрасный день пришел из школы – а Кейт позаботился и отдал парня в хорошую школу – и сказал, кем он хочет быть в будущем. Он сказал, что хочет быть геем, и что у них в школе каждую неделю преподают уроки толерантности. А там, на этих уроках, говорят что геи – хорошие люди, что всем надо дружить с геями, рассказывают сказки про детей, которых усыновили два добрых папы. А когда Кейт бросился в церковь – он был протестантом – то падре сказал ему, что все правильно, что даже они теперь
