Сожженные мосты Часть 3

некоей демократии. Можно много говорить про демократию – но власть монарха есть власть монарха, и какими бы ширмами она не обставлялась – все равно это есть единоличная и несменяемая власть. Британская монархия была уникальна тем, что в Соединенном королевстве была создана уникальная система сдержек и противовесов и власть 'конституционного монарха' была более тайной, нежели явной. В Российской империи монарх правил открыто, не имея обязанности с кем-то советоваться или делиться полномочиями иначе как по собственному выбору – но он же единолично и отвечал за то, что происходило в стране. Единоличная власть позволяла быстро и оперативно принимать решения, длительная с самого детства подготовка наследника престола к принятию Короны делала эти решения осмысленными и опирающимися на нужные знания, а осознание своей ответственности делала эти решения осторожными и взвешенными. В Британии было то же самое – монарх, аристократия со своими закрытыми и полузакрытыми учеными заведениями, тайные фонды, институты – один Королевский институт международных отношений, известный рассадник самой разной заразы чего стоит. Не было только ответственности – вся ответственность ложилась на Парламент и Кабинет министров, оболваненные подданные ходили на выборы и считали, что голосуя за ту или иную партию они чего-то решают, хотя на самом деле они не решали ровным счетом ничего*…

Если так разобраться в этих велеречивых сентенциях – то их можно было свести к нескольким основным утверждениям, повторяющимся в разных вариациях.

Демократия – это высшая форма политической власти (при этом без раскрытия, а что собственно понимается под словом 'демократия').

Волей народа можно все изменить (опять-таки – не раскрывается что именно).

Насилием ничего не решить, имеет смысл только ненасильственное сопротивление, потому что применяя против режима насилие вы дискредитируете себя и становитесь на одну доску с ним.

В процессе изменений имеет смысл обращаться к опыту соседей, прислушиваться к их рекомендациям (великолепно!), впитывать их опыт (понятие 'соседи' опять-таки не раскрывается).

При этом, у графа Ежи появилось настойчивое ощущение, что вокруг – какой-то другой, непонятный ему народ и общаются они скорее невербально, чем вербально. Вот сейчас – все сказанное агитаторшей можно было уместить в краткую пятиминутную речь, если убрать повторы одного и того же в различных вариациях. А смысла в этой речи не было вовсе, поскольку из нее невозможно было понять – а что же все- таки нужно делать, и к чему конкретно это приведет. Не было никакой конкретики, кроме туманного 'влиться в семью наций', и 'стать наконец народом'. Тем не менее – по виду все вокруг были довольны услышанным, и что-то из этой речи вынесли. Решительно непонятно – что**.

Когда отгремели восторженные отзывы, и из уст пана Ковальчека прозвучало сакраментальное 'вопросы, прошу' – при этом он опасливо посмотрел на графа – тот поднял руку

– Разрешите?

Британка поощрительно улыбнулась ему

– Леди Алисия, а не могли бы вы поточнее сказать, что именно вы собрались менять?

Продолжая улыбаться (как нервный тик-то не начнется от такой улыбки) британка переспросила

– А разве я не рассказала об этом.

– Рассказали. Но я здесь в первый раз и немного не понял сути

– Хорошо. Мы, прежде всего, говорим о Польше, как о народе с европейской историей, некогда оказывавшем влияние на политику в мировом масштабе, а теперь пребывающем в некоей пассивной роли. Мы должны изменить именно это, поляки должны пробудиться и возвысить свой голос, они должны войти в семью народов на равных правах.

– А вы считаете, что сейчас они не входят в семью народов на равных правах? И что такое, кстати – семья народов? Я слышал, что так иногда называется Британское содружество наций.

Англичанка бросила взгляд на пана Ковальчека, быстрый и недобрый

– Да… начала она… так нас иногда называют.

– Позвольте… – моментально перебил граф Ежи – то есть вы считаете, что Польша должна войти в Британское содружество наций?

– О нет… конечно нет, мы говорим о другом содружестве наций, в мировом масштабе. Вы знаете о существовании Лиги Наций?

– Да, знаю, и мне кое-что напоминает эта организация. Речь Посполитая была разделена как раз по решению мирового сообщества в том виде, в каком оно тогда существовало. Большую часть моей страны отдали Российской Империи, потому что боялись ее. Какие-то части получила Австро-Венгрия и даже Пруссия. Речь не идет о завоевании Речи Посполитой, речь идет именно о ее разделе по согласованному решению участников мировой геополитической игры.

– Но ведь Польша потом восставала и не раз.

– Да, восставала. Но кто-нибудь хоть на мгновение задумывался – а что было бы, если бы восстание имело успех? Мы бы оказались в ловушке, у нас нет ни единого выхода к морю. С одной стороны – русская граница, которую нам пришлось бы защищать. С другой – австро-венгерская, а Австро-Венгрия будет относиться к нам враждебно хотя бы потому, что и сама имеет кусок Речи Посполитой и вряд ли захочет его отдавать. С третьей стороны – граница Священной Римской Империи Германской нации, которая всегда рассматривала наши земли как возможный объект для поглощения. Кто и как планирует оказать нам помощь, леди Алисия, мне бы хотелось уточнить именно это, если вы конечно сможете это рассказать.

* Выборы и в самом деле ничего не решают, даже в трижды демократических государствах, которые смеют учить других демократии. Возьмем наш мир. Сравните – что говорил Обама в начале своей предвыборной кампании, и что он говорит и делает теперь. Разительная разница! Это показывает, что в империи – преемственность курса настолько важна что никакая смена власти не может ее поколебать.

** Автор слышал подобные речи в нашем мире, это был киевский Майдан. Если взять речи тогдашних лидеров и внимательно проанализировать их – то приходишь просто в ужас. Ющенко стоя на трибуне кричит 'мы нация!' – и все вокруг визжат в экстазе. Как будто нацией собравшиеся стали только сейчас, а до этого не были, как будто это указывает путь куда надо идти и решает хотя бы одну из стоящих перед людьми и перед страной проблем.

Обсуждение закончилось по воле пана Ковальчека, видимо опасающегося скандала, а возможно – вмешательства полиции. Все было понятно – такие вот политические лекции, проводимые иностранными волонтерами балансировали на самой грани 'подстрекательства к бунту' – а то что не произносилось вслух, домысливалось каждым самостоятельно. Граф Ежи отметил, что далеко не все в этой дискуссии стали на сторону британской лекторши – благо память о геноциде поляков в Австро-Венгрии силами молодчиков Павелича была очень даже жива. Это тоже было – мировое сообщество, и о том не следовало забывать.

Елену он поймал уже на выходе, утащил в какой-то закоулок, образованный стеной и мебелью, вынесенной из аудитории видимо на время ремонта, и составленной друг на друга до потолка.

– Отпусти… – сказала Елена без злобы – мы все прояснили.

– Выходи за меня замуж – вдруг неожиданно даже для самого себя выпалил граф

Елена фыркнула как кошка

– Отпусти… Иезус Мария что за глупости… ты пьян?

– Ты знаешь, что нет.

– Ну что ты говоришь такое? У нас не будущего… я не смогу быть тебе супругой, просто не смогу. Мы будем мучить друг друга и в конце концов разойдемся.

– Лучше год счастья, чем жизнь полная тоски о несбывшемся.

– Глупости. Как ты не понимаешь – мы просто разные, и это надо прекратить. Тебе нужна супруга, чтобы сидела в твоем поместье и рожала детей, ждала тебя со службы. Я такой быть не смогу, я живу на полной скорости. И если я разобьюсь об стену, это мой выбор и мое решение, тебе этого просто не понять.

– Тебе наркотики дороже меня?

– Ай… что за глупости. Отстань!