Сожженные мосты Часть 5

– Аллах Акбар! – громко крикнул полковник и с именем Аллаха на устах вознесся на небеса – третья пуля попала точно в голову…

В тот же день в столице Афганистана Кабуле взбунтовались части королевской полиции, вместо того чтобы усмирять массовые волнения – они сами вышли на улицы с оружием, начли нападать на британцев и британские учреждения, поджигать их. К вечеру по всему городу уже шли уличные бои.

* КАМ – афганская служба безопасности при короле

** Прим автора – король Афганистана Гази-шах был пуштуном только наполовину, а наполовину – хазарейцем. По афганским меркам это очень плохо.

*** Да, да… Тот самый Раббани. И про его слабость к детям – тоже правда. Он учился на теологическом факультете Кабульского университета и в нашей жизни, но потом его выгнали. Он говорит, что за противодействие властям, но на самом деле – за изнасилование детей.

**** умма – мусульманская община

***** бача – мальчик, паренек. Из-за скотского отношения к женщинам и из-за практики гаремов, женщины в Афганистане были доступны далеко не всем, и поэтому распространено было сожительство с несовершеннолетними мальчиками. Гомосексуальных педофилов называли бачабозами, но это слово не имело ругательного смысла.

****** Лойя Джирга – собрание вождей всех племен Афганистана, высший орган власти страны. Говоря это, британский генерал обнаруживает свое невежество и незнание местной обстановки. Священную войну – джихад – имеют право объявлять только авторитетные мусульманские богословы, но никак не Лойя Джирга.

******* Хашишины или ассассины, они же 'люди старца горы' – древняя мусульманская секта убийц, фактически – одна из первых террористических организаций. Слово 'хашишин' имеет корень 'хашиш', 'гашиш' – потому что вовлеченным в эту секту давали гашиш чтобы они увидели своими глазами рай.

09 июля 2002 года

Станица Вешенская, Область войска Донского

Железнодорожный вокзал.

Всколыхнулся, взволновался

Православный тихий Дон

И послушно отозвался

На призыв монарха он

Отгуляли еще вчера, сегодня пришло время провожать. Состав на станцию обещали подать ровно в девять ноль-ноль, но еще в семь, к станционному зданию, новому совсем, казаками и выстроенному стали подтягиваться казаки. Мобилизуемые выделялись серо-зеленым, пятнистым камуфляжем, рюкзаками и оружием, казачки надели нарядные, выходные платья, тот тут, то там – черные с красным парадные мундиры – отцы, а у кого и деды. Собрались на станционной платформе, кто-то магнитофон включил с песнями казачьими, кто-то уже и в рев, хоть силой отдирай, кто-то – с друзьяками стоит, о своем гутарит, в сторонке и старики – у них свой разговор. Шум, плач, многоустый, встревоженный разговор.

Мобилизация…

– Ты пирожки то съешь, которые сверху, они с картошкой! А сладкие можешь и потом съесть, они не испортятся….

– Да понял, я, понял…

– И с рыбой тоже съешь!

– Ну, вот что… Наказываю наперед, если узнаю что хвост набок – запорю как вернусь.

– На себя посмотри! Кобелина! Смотри, если пропишут, что ты там с какой… паненкой спутался… вернешься в пустой дом!

– Да ладно тебе…

– Да не ладно! Истинный крест к родителям уйду и детей заберу! Лучше жалмеркой* жить, чем с таким кобелиной!

– Но, будя!

– И без будя уйду!

– Гутарят, прошлый раз как было – так казна за несжатый хлеб платила.

– Дурик ты, это боевые платили.

– Ага, а потом на круге из-за них в драку.

– Дураки были, потому и в драку.

– А где справедливость, кто хлеб таки сжал – заплатили, и у кого он под зиму ушел – тоже заплатили.

– Гутарят тебе, чугунной голове – боевые платили. Их зараз не за хлеб платят, дурья ты башка…

– Ага, а где справедливость…

На самом краю бетонной станционной платформы стоят двое, по виду – отец да сын. Сын – под два метра вымахал, здоровый молодец, открытое, крестьянское лицо, буйная повитель пшеничных волос, лихо закрученные усы, большие крестьянские руки, с которых ничем не смоешь въевшуюся в них смазку да солярку. На добром молодце – уставной казачий камуфляж, десантные, прыжковые ботинки, на рукаве – знак гвардии, значит срочную ломал в гвардейском полку. Большой зеленый рюкзак, тоже уставной, заботливо собранный явно женскими руками, сбоку приторочено короткое, с пистолетной рукояткой помповое ружье – деревянные части уж потемнели от старости, воронение тоже кое-где стерлось. За спину у доброго молодца – лихо закинут легкий пулемет – переделанный РПД с коротким стволом, складным прикладом и передней рукояткой, пулемет кажется совсем маленьким на могучей казачьей спине.

Отец – кряжистый, с проседью в темных волосах бородатый казачина, в парадной черно-красной форме с лычками старшего урядника – прячет глаза, чтобы сын не увидел в них беспокойства и страха, от нервов похлопывает нагайкой по парадным, вычищенным до блеска кавалерийским сапогам.

– Ты вот что, сын… – глухо говорит он, подбирая слова – ты меня послухай…

– Да знаю я все батя – служил же.

– А и еще послухай! – вскипает отец – много ты понимаешь! Я там еще в восемьдесят первом покувыркался, и Егория** оттуда привез! А как вы сейчас служите – это так, баловство одно! Вот раньше служили – так служили, к ночи в койку без ног падали! А вы – так и норовите по самоволкам, сукины дети!

– Ну буде, батя… Слухаю я.

– Вот и послухай отцов наказ. Паны эти – дюже хитрые, они бой не принимают. Либо на дорогах поймать норовят – магазин выпустят и в сторону, попали – не попали – неважно. Либо в городах, в станицах… пропускают до центра, а потом начинают… со всех сторон долбить. А вы по своему делайте. Как едете куда – ни в коем разе в тентованную машину не садись, тент снимайте, и садитесь лицом к бортам, если в закрытой там – ствол в окно и зараз готов будь. Как только что – сразу из всех стволов, плевать на уставы, паны такого обращения не любят и сразу бегут. А если вас куда зачищать пошлют – делай так. Заранее разбейтесь со станичными на группы, человека по четыре в каждой. Как входите – к броне не жмитесь, если начнется обстрел – первым делом броню обстреливать начнут. Если броня по улице идет – вы ее по обе стороны прикрывать должны, каждый дом зачищайте, не ленитесь. Степка Котов с тобой едет, добрый казак, сосед – вот с ним в пару и становись. Двери открывай только с веревкой, потому как растяжка там могет быть, ничего не бери, свет в доме не включай, ежели телефонировать начнет кто – тоже не бери, так в свое время Маныцкова разорвало, телефон взял – и с концами, хоронили в закрытом гробу. Двое чистят, двое прикрывают, на соседнем доме меняетесь, и так пока каждый дом не просмотрите.