За стенами, пятиугольником охватившими город, видны предместья Малакки. К югу от города — Бандар Илир. В нем живут метисы и немногие португальцы. У последних — целые имения с садами, множеством кокосовых пальм. В этих имениях работают черные рабы или обитатели соседних кампонгов. Другое предместье, Сабак, — 'бедный пригород, обиталище малайцев.
За рекою видно самое большое и богатое предместье — Упех. Там живут индийские и китайские купцы, там находится главный базар города. Многие жители Упеха католики, в одном приходе Сан-Стефана их две с половиной тысячи.
К югу и к северу за предместьями, вдоль морского берега и вверх по реке, раскинулись рисовые поля, фруктовые сады и пастбища. Это земли богатых фидалгу и португальских купцов. Когда-то у деда Фернандиша Пинту было имение за городом. Но во время нападения Аче на Малакку в 1547 году загородный дом был сожжен, а землю и рабов дед продал, чтобы выкупить сына, стца Фернандиша, попавшего в плен к ачехцам.
Солнце уже зашло. Но Пинту не отходит от окна, хотя здания города уже плохо различимы, исчезли в темноте бастионы и стены, скрылись рыбачьи лодки в устье реки, погрузились в сон Илир и Сабак. Лишь в Упехе видны огоньки — торговля не затихает и ночью. Тишину сонного города нарушает только перекличка часовых на бастионах и у ворот.
Но сон не идет к Фернандишу Пинту. Снова и снова мысли возвращаются к письму из Гоа. В нем — смертный приговор Малакке. Городу не устоять. Это понимают почти все, кто сколько-нибудь разбирается в обстановке. И очень хорошо понимает это Пинту, проживший долгую жизнь, на глазах которого исчезло былое величие Малакки. Впрочем, признаться, он не застал дней величия и славы города: об этом он слышал от деда и отца. Сколько он себя помнит, город постоянно отражал нападения врагов.
…Ему одиннадцать лет. Отец ночью будит маленького Фернандиша и отводит к тетке, которая живет близ ворот Сантьяго: на город напали ачехцы и обстреливают холм, на котором стоит дом Пинту.
Помнит он, как впервые занял свое место на бастионе Сан-Домингу. Это было в 1586-м… нет, в 1587 году, когда войска Джохора осадили Малакку с суши и с моря. В тот год из Гоа пришел на помощь Паулу да Лима Перейра, и гарнизои Малакки и молодежь города присоединились к экспедиции против Джохора. Португальцам удалось нанести поражение Джохору и сжечь его столицу. В сражении погиб старший брат, а он, Фернандиш, вернулся домой с пятью рабами.
В памяти всплывает и несчастливый 1606 год. Малакка осаждена голландцами, действующими в союзе с Джохором. Город обороняют 80 португальских солдат, несколько десятков японских наемников и все горожане, способные носить оружие. День и ночь не прекращается обстрел города. Почти разрушен собор, сильно повреждена церковь Благовещенья. Дом Пинту уцелел, но два сына и зять погибли во время осады.
И наконец 1629 год, когда Малакку осадил могущественный ачехский султан Махкота Алам, завоевавший почти все малайские княжества. 240 кораблей и 20 тысяч воинов привел он под стены города. Ачехцы заняли холм Сан-Жуан, поставили на нем пушки и обстреливали город. В этой осаде погиб старший внук Пинту. Правда, комендант да Фонсека и на этот раз с помощью подкреплений из Индии отбил натиск врага.
И вот приближается еще одна осада. Видимо, последняя. Все объединились против Малакки. Голландцы заключили союз с Джохором. Аче готов присоединиться к этому союзу. Все труднее и труднее становится натравливать врагов друг на друга. А ведь благодаря этому и держалась Малакка столько времени в окружении враждебных султанатов и княжеств.
Их ненавидят все. Ненавидят за жестокую торговую монополию, за беспощадное преследование местных купцов, отказывающихся по пути через проливы зайти в Малакку и уплатить там чудовищно высокие пошлины — 12 процентов стоимости товара. А сколько дополнительных поборов и подношений чиновникам Малакки!
Ненавидят за религиозную нетерпимость, за презрение к иноверцам, за инквизицию в Малакке, за то, что любой, кто поселится в городе, должен принять христианство, иначе он может быть отвезен в Гоа, Манилу или Макао и там продан в рабство.
Скоро начнет светать. Наступит безрадостный день», еще один день, приближающий город к неотвратимому и теперь уже скорому концу. А конец неизбежен, ибо можно отбить атаки очень сильных врагов, но невозможно залечить внутренние язвы, разъедающие Малакку (и не только Малакку, но и Гоа и другие португальские владения). Чиновники разложились, процветает взяточничество, расходы на военные действия намного выше, чем поступления от хиреющей в соперничестве с голландцами и англичанами торговли.
В Малакке не хватает съестных припасов, солдат держат на полуголодном пайке, потому что капитаны разворовывают половину денег, предназначенных для покупки провианта. Пришли в ветхость оборонительные сооружения, особенно бастионы Сан-Домингу и Матери Божьей. Стена от бастиона Сан- Домингу до бастиона Сантьяго — просто земляной вал с идущим поверху деревянным палисадом. Этот вал спасал город от джохорцев и ачехцев благодаря превосходству португальцев в артиллерии, но что будет, когда сюда явятся голландцы, и с более значительными силами, чем в 1606 году? Возводить каменную стену и укреплять бастионы никто не собирается: нет денег, да если бы они и были, их все равно разворовали бы.
Нет согласия между теми, кто должен руководить обороной. Губернатор и генералгкапитан, командующий гарнизоном, не смотрят друг на друга, ибо первый не желает делиться доходами со вторым, которому остается лишь обкрадывать вместе с интендантом своих солдат. Не поделили таможенные пошлины виадор и шахбан-дар, ведающий таможней и портом…
Тишину утра нарушил резкий удар колокола на башне собора. Вслед за тем бухнули сигнальные пушки на бастионе Сан-Педру.
Задремавший было Пинту выглянул в окно. Там, на горизонте, отчетливо виднелись белые треугольники — один, два, три, четыре.
На рассвете 5 июня 1640 года голландская эскадра подошла к Малакке.
«Антони ван Димен, генерал-губернатор, и Индийский Совет, действующие от имени Генеральных штатов Объединенных Нидерландов, его королевского высочества Фредерика Генриха, милостью божьей принца Оранского, герцога Нассау и пр., и пр., и директора полномочной Ост-Индской компании в этих Восточных землях— ко всем, кто увидит это или услышит об этом.
Да будет известно следующее.
Мы имели возможность неоднократно убедиться, что захват Малакки у португальцев, наших исконных врагов, будет способствовать не только распространению нашей торговли, но и укреплению нашего влияния среди соседних индийских монархов и князей. Мы полагаем, что наступил подходящий момент для претворения в жизнь нашего плана, поскольку гарнизон Малакки слаб, среди командования нет согласия, ощущается недостаток продовольствия, особенно риса.
Более того, мы ожидаем, что правители Аче и Джохора окажут нам помощь. Принимая во внимание все эти обстоятельства, мы постановили приступить к осаде Малакки в этом году…
Генерал-губернатор нидерландских владений в Ост-Индии Антони ван Димен торопился.
Торопился покончить с португальцами в Ост-Индии, пользуясь тем, что Испания — злейший враг Республики Соединенных Провинций — захватила Португалию и ее колонии и теперь голландцы на законном основании могут вытеснить своих торговых конкурентов.
Торопился потому, что и в Батавию доходили слухи о недовольстве португальцев испанским владычеством, и генерал-губернатор боялся, что, если Португалия вновь станет независимой, голландцы, враги испанцев, не смогут открыто воевать с нею.
Ван Димену не давали покоя и Макасар, правитель которого привечал португальцев и англичан, нарушающих «законную» монополию голландской Ост-Индской компании на торговлю пряностями, и Молуккские острова, где генерал-губернатору приходилось снова и снова (в который раз!) подавлять непрекращающиеся антиголландские волнения. Неспокойно и на Яве: правитель Матарама сусухунан Агунг никак не может забыть поражения под стенами Батавии в 1629 году.
