Но главная забота генерал-губернатора — португальцы.
Их необходимо добить, а это не так просто, пока в руках у них крепость в Малакке и форты на Цейлоне.
И ван Димен переходит в решительное наступление. Эскадра за эскадрой посылаются на Цейлон: здесь в союзе с местным раджей голландцы штурмуют португальские укрепления.
В Малаккский пролив посылается эскадра адмирала ван дер Феера, которая в течение трех лет все время нападает на португальские корабли и фактически отрезает Малакку от Гоа. Ван дер Феер составил превосходную карту пролива, которая впоследствии очень пригодилась, и заключил договор с давним врагом португальцев— южномалайским султанатом Джохор.
3 августа 1640 года голландцы, еще с июня плотно блокировавшие Малакку с моря, начали высадку на берег к северу от предместья Упех, в «большом поле вне досягаемости пушек врага». Вместе с подошедшими джохорцами голландцы выбили португальцев из наспех выкопанных ими траншей в Упехе, захватив четыре пушки. Под непрерывным огнем португальцев голландцы вырыли траншеи, поставили батареи и начали обстрел города. С этого дня бомбардировка города не прекращалась в течение пяти с половиной месяцев.
Осада Малакки началась.
«Поскольку господу было угодно призвать к себе командора Якоба Коопера и наша армия и флот снова остались без командующего, Совет решил назначить на это место способного и решительного человека. И для этой цели Совет с согласия генерал-губернатора избрал и назначил Минне Виллемсзоона Кэртекью командующим нашими сухопутными и морскими силами, который должен вести кампанию в соответствии с инструкциями покойных Адриена Антонисзоона и Якоба Коопера, предусматривающими немедленное овладение Малаккой. Нам известно, что наши люди готовы к штурму крепости, и Совет решил назначить следующую среду днем поста и всеобщей молитвы, чтобы господь даровал нам победу над врагами.
Лагерь под Малаккой, суббота, 5 января 1641 года».
Главный фактор Антони Хюрдт, подписывая решение совета, чуть помедлил, а затем размашисто вывел свою подпись.
Спока неудача! Еще в августе прошлого года он был назначен третьим членом совета, и после смерти Антонисзоона и Коопера он должен был возглавить осаду города.
Но письмо генерал-губернатора в октябре, в котором тот выражал согласие с Антонисзооном по поводу его, Хюрдта, чересчур критического отношения к порядкам в войсках, осаждавших Малакку, закрыло ему путь и возвысило жадного солдафона Кэртекью, о котором давно поговаривают, что он вступил в тайные сношения с португальским губернатором Малакки и предложил ему деньги за передачу города в руки Кэртекью.
Фактор не скрывал и не собирался скрывать своего возмущения. Осада велась плохо. После того как еще в августе заняли Упех, не продвинулись ни на шаг.
Командование слало пространные донесения в Батавию, в которых требовало подкреплений, боеприпасов, снаряжения, жаловалось на недостаточную помощь джохорцев, на отказ Аче прийти на помощь, на болезни, косившие войска.
— Даже блокаду организовать как следует не сумели, — возмущался Хюрдт на совете, когда шкиперы сторожевых судов отделались смехотворным наказанием — лишением четырехмесячного жалованья — за то, что пропустили в ноябре тринадцать прау, груженных рисом, в Малакку. А южные ворота Сантьяго вообще не были блокированы, и через них португальцы вывели женщин и детей в окрестные деревни.
Войска несут огромные потери, за пять месяцев осады их численность сократилась наполовину. Потери не от огня врага, который (надо отдать ему должное!) сумел организовать оборону и непрерывно обстреливает Упех, превратившийся в груду развалин. Основные потери — от болезней: чумы, малярии, дизентерии.
Перебежчики, правда, рассказывают, что у португальцев дела обстоят еще хуже. В городе давно уже едят крыс, собак и кошек, да и тех, видно, скоро не останется. Свирепствует чума, уносящая ежедневно в десятки раз больше жертв, чем огонь голландцев.
— Давно можно было бы взять город, — сердится Хюрдт. — Только сейчас догадались сосредоточить основной огонь на бастионе Сан-Домингу и примыкающей к нему земляной стене. А до этого безуспешно обстреливали самую крепкую часть сооружений — ворота, выходящие в Упех, и, разумеется, безрезультатно. А теперь по крайней мере удалось пробить брешь в стене, которую португальцы заделать не могут.
Такими мыслями делился Хюрдт со своим собутыльником, пастором Иоханнесом Схотанусом, прозванным солдатами «веселым пастором». Пастор обычно читал проповеди, напившись до положения риз. Его давно бы отослали в Батавию, если бы не заступничество Хюрдта, бравшего его под защиту, чтобы насолить сначала Антонисзоону, а потом Кооперу.
Но на следующий день Хюрдт понял, что новый командующий всерьез собирается взять Малакку.
Напротив моста Кэртекью поставил новую батарею, еще одну батарею — напротив бастиона Сан- Домингу. Тяжелые 24-фунтовые ядра с ревом проносились над передовыми траншеями португальцев и падали на бастион, расширяя брешь в стене, раскалывали северные ворота города.
Усилилась бомбардировка самого города. Почти совсем разрушена церковь Благовещенья и францисканский монастырь. Серьезно пострадала Мизерикордия и королевский госпиталь. В городе не осталось ни одного неповрежденного здания.
На следующий день после общей молитвы совет голландской армии постановил послать Антони Хюрдта и шкипера Питера Бэка в город с предложением капитулировать.
Это предложение, как и раньше, было отвергнуто. Губернатор-все еще надеялся на помощь из Гоа.
А 11 января состоялся военный совет. Бледный, не вполне оправившийся от болезни Кэртекью, широко улыбаясь, предложил Хюрдту самую ответственную роль — командовать главными силами, «ибо все мы знаем храбрость, опытность и (тут он помедлил) острый глаз нашего фактора».
Под началом Хюрдта оказалось 115 голландских солдат, 84 матроса и 80 малайцев с Мадуры. Капитан Форсенбюрх получил авангард, а фактор Фауткопер — арьергард.
Кэртекью собрал все наличные силы, сняв матросов с кораблей, и наскреб лишь 650 человек из полутора тысяч; остальные из-за болезни подняться не смогли.
Штурм был назначен на 14 января, пришедшееся на воскресенье.
«Минне Виллемсзоон Кэртекью, командующий и фельдмаршал нидерландской армии под Малаккой и флота в проливах, и его Совет — ко всем, кто увидит это или услышит об этом.
В соответствии с нашим решением от 11 января сего года, мы намерены немедленно атаковать осажденного в Малакке противника. Мы объявляем военной добычей все, что принадлежит жителям города, за исключением пушек, амуниция и всех военных материалов. Известно, что наши моряки и солдаты склонны пускаться в несвоевременный и беспорядочный грабеж. Они ставят под угрозу весь план операция, оставляя свои роты и устремляясь за добычей прежде, чем обеспечена победа. Чтобы избежать этого, мы сочли необходимым специально предупредить, что строжайше запрещается всем, будь то офицер, солдат или моряк любого ранга и положения, оставлять свою роту, с согласия командира или без такового, под каким бы то ни было предлогом, пока барабанами не будет дан сигнал к грабежу. Нарушители будут рассматриваться как враги и подлежат расстрелу на месте членами нашего Совета и их охраной или аресту с последующим смертным приговором, конфискацией имущества и удержанием месячного жалованья.
С первыми лучами солнца, скользнувшими по бастиону Сан-Педру и башне «Фамозы», в голландском лагере раздался сигнальный выстрел, и авангардный отряд капитана Форсенбюрха бросился к пролому в стене рядом с бастионом Сан-Домингу.
Тишину разорвал крик: «С нами бог!», с которым в пролом ворвались мушкетеры лейтенанта ван Моофа. Португальцы бежали к пролому, вступая в рукопашный бой с прибывавшими голландцами.
