нарт нет — бегают наперегонки или борются. И везде болельщики, смех, подзадоривание, восторги.
Но самое любимое соревнование у пастухов это гонки-бегование на оленьих упряжках. Любопытно, что их может устроить кто угодно — директор совхоза, ветврач или просто бабушка Мэлгынковав. Выставила главным призом расшитые бисером рукавицы из оленьей кожи, мунгурку под патроны или малахай, и уже забегали, заволновались. Ловят ездовых оленей, проверяют упряжь, затягивают ремешки на нартах. Наконец запрягли, выстроились в ряд, договорились, в каком месте заворачивать к стойбищу, и все дружно срываются с места. Кто-то сразу оказался впереди, чьи-то нарты перевернулись и катят по тундре вверх полозьями, чьи-то олени запутались в упряжи. А бывает, две-три упряжки переплетутся между собой! Кричат люди, хоркают олени, лают собаки. Весело!
К тому же, Надя с Моникой этой ночью тайком от мужей запрягли две пары самых быстрых оленей, проехались на них по тропе, да и завернули на полпути к стойбищу. У оленей хорошая память — где заворачивали в первый раз, обязательно раскрутятся и во второй. Как ни дергает разгоряченный наездник вожжи, как ни кричит на оленей — тщетно! Знай себе, поворачивают. Здесь налетели задние, спутались, потащили..
Пока приводили все в прежний вид, самые опытные обогнули «малу кучу» стороной и уже пылят в добром километре. Попробуй догнать!
А как несутся олени, возвращаясь в стойбище! Как подбадривают ездоков болельщики! Не понять, кто больше волнуется — ездоки, зрители, или сами олени?
Наконец передняя упряжка достигает цели, и победитель, вывалившись на полном скаку из нарт, бежит к призовому столбу. Женщины ловят разгоряченных оленей, выпрягают и отпускают на волю, затем торопятся встречать новую упряжку.
Интересно, если главный приз довольно ценный, то второй и третий сущие безделицы. В прошлом году организовавший бегование главный ветврач выставил третьим призом две пачки сигарет «Стюардесса» и выигравший их Кока радовался, словно, не знать какое богатство. А этих сигарет у нас в бригаде полный ящик, и каждый берет, сколько захочет…
Я даже не знаю, кто больше любит бегование — мужчины или женщины? Недавно бабушка Мэлгынковав летала в соседнюю бригаду учить приехавших на практику студенток выделывать оленьи шкуры, шить меховые носки-чижи, варить клей из рыбьих шкур. Возвратилась домой она недели через две. Выбравшись из вертолета, сначала посмотрела на месте ли ее палатка, строго прикрикнула на повизгивавших от восторга щенков, только потом поздоровалась. Нам не терпелось узнать, какие новости привезла бабушка Мэлгынковав, но делать это так сразу не принято. Сначала мы провели ее в палатку, накормили олениной, напоили чаем и лишь затем поинтересовались, хорошо ли ей гостевалось?
— Нормально гостевалось, — ответила баба Мамма, переворачивая чашку вверх дном.
— Беговали. Алешка первым пришел. — И, уставившись куда-то в угол палатки, улыбнулась, наверное, все еще переживая это событие.
Только потом я узнал, что в шестой бригаде двое приехавших на практику студентов решили на прошедшей неделе пожениться, и им устроили свадьбу по местному обычаю. Затем пастухи убили волка, и еще вся бригада помогала разыскивать пропавшего в тайге геолога.
По моему мнению, каждое из этих событий должно бы начисто затмить любой женщине какое-то соревнование на оленьих упряжках, тем более, бабушка Мэлгынковав каждый день видит, как мимо ее палатки проносятся на этих упряжках наши пастухи, да и сама нередко ездит оленях. Стоило ли так обращать внимание? Но нет же. Наша хозяйка еще раз улыбнулась и, проследив по нашим лицам, как мы отнеслись к самой важной ее новости, потянулась к сумке-мунгурке раздавать подарки…
Когда едим мясо, Прокопий, Николай Второй и Кока обирают каждую косточку до того тщательно, что, глядя на них, можно подумать, что эта косточка лет десять провалялась на заросшей мхом кочке под дождем, солнцем и ветром. Как сказал поэт: «Их моют дожди, осыпает их пыль и ветер волнует над ними ковыль…» Мои же косточки, как ни обгрызаю, остается мохнатыми, словно медведи. Даже перед людьми неудобно. Хорошо, выручает Пурга. Устраивается за моей спиной и расправляется с этими косточками до того быстро, что никто не успевает рассмотреть, в каком они виде. Пастухам с объедками хитрить не приходится. Нож и зубы работают так споро, что ни одно волоконце мяса не пропадает зря.
Или пример с чаем. Упакован он неважно. Хочешь, не хочешь — обязательно просыпаешь. Обычно я смахиваю россыпь на пол. Там трава, ветки — ничего не видно. Да и стоит ли жалеть какой-то грамм, все равно возим с собою этого добра полную мунгурку. Бабушка Мэлгынквав, если случится просыпать чай, сразу же отставляет в сторону чайник с заваркой и принимается подбирать все до последней чаинки. Словно это, невесть, какое богатство.
Да что там чай! Поднимет Кока в тундре обломок оленьего рога и битый час ломает голову, что же из этого обломка можно смастерить: выбивалку, подсвечник или ручку для ножа?
А вот с оленями у моих хозяев все наоборот. У каждого пастуха в совхозном стаде пасется несколько личных оленей. У Коки четыре, у бригадира Дорошенка двадцать, у бабушки Мэлгынковав больше тридцати. Время от времени они сдают своих оленей совхозу и получают за каждого почти по две месячных зарплаты.
Кажется, каждый должен беречь своих оленей пуще глаза. Они же стремятся брать для обучения только собственных, хотя ездовые олени чаще других ломают ноги, болеют, нередко гибнут. В совхозном стаде сколько угодно сильных быков-корбов, нестомчивых важенок — каптарок, огромных, что твои лоси, чалымов-кастратов. Бери любого, обучай, тебе за это еще и деньги начислят. Так нет же, возится с личным и совершенно бесплатно. То привяжет оленя возле стойбища к молодой лиственнице, чтобы он привыкал к людям и собакам, то заставляет бежать за нартами, то приучает к упряжи. И вот так больше года, прежде чем запрячь в нарты, да и то с левой стороны. А уж о том, как трудно обучить подручного — говорить не приходится.
Наконец обучил, дождался самого большого праздника — зимнего забоя оленей, принял участие в беговании и занял первое место. Победителю достается главный приз — обыкновенный олень из совхозного стада, транзисторный приемник или расшитая бисером кухлянка, а пряговых оленей, на которых достигнута победа, …съедают!
Я очень удивился, когда проведал о такой традиции. Победившие олени обычно молодые, быстрые, могут выигрывать призы еще не на одном соревновании, а их в кастрюлю!
— Поэтому и съедают, — объяснил мне дед Хэччо. — Нужно, чтобы каждый раз на беговании мог победить кто-то другой. А так одна упряжка будет захватывать призы на всех бегованиях. Кому захочется с нею соревноваться? Да и смотреть скучно, если наперед знаешь, кто победит. — Чуть помолчал и добавил — Жадный тоже никогда побеждать не будет. Он будет ехать и думать, что ему лучше — главный приз или олени? Пока так подумает, его и обгонят.
БАНЯ
Если ходишь по тайге или тундре с полной выкладкой, потеешь так сильно, что к вечеру в сапогах хлюпает пот, и сам себе не просто пахнешь — воняешь. Я как-то заявил об этом Мягкоходу, намекая на то, что пора устраивать баньку. Володе возиться с дровами не хочется, он расстегнул ворот рубахи, сунул подмышку нос, посидел так с минуту, затем с восторгом провозгласил:
— А я себе не воняю!..
Но там, на Ханрачане проблему купания я все же решил. Отыскал в тайге огромную железную бочку, вырубил верхнее дно и получилась большая кастрюля. Осталось взгромоздить ее на камни, залить водой и развести костер. Для аромата, а главное, чтобы не поджариться, дно в бочке выстилал толстой подушкой кедрового стланика. Так что купель получилась даже с претензией. Сначала я забирался в бочку и вылезал из нее без лестницы, но однажды передал дров и понял, что можно запросто свариться. Пришлось в срочном порядке ладить лестницу.
Когда в середине зимой прапорщик из колонии поселения заглянул на Ханрачан и увидел на берегу ручья бочку с полыхающим под ней костром, а в извергающихся клубах пара голого мужика, решил, что у него поехала крыша. Понятно, прапорщик был крепко навеселе, но не столько же, чтобы при
