— Записывайте, — сказала девушка. — Фабричная улица, дом 123. Телефон там недавно поменялся, поэтому номер нам пока неизвестен.
— Спасибо огромное! Вы меня здорово выручили! — сказал я и повесил трубку.
Почти на окраине города я разыскал нужную улицу. Здесь стояли частные дома. 123-й дом был кирпичный, одноэтажный. Через низкий деревянный забор проглядывал двор с фруктовыми деревьями. Дом, должно быть, уже сменил хозяина, прежний — Валерий Левин, если верить рассказу Эолли, погиб прошлой осенью в автокатастрофе вместе с женой. Их дочь Эолли уцелела. Конечно, не та Эолли, что жила в моей квартире, а настоящая, чья жизненная биография каким-то образом передалась моей Эолли.
Я нажал на кнопочку звонка на столбе у калитки. Приглушенная трель раздалась в глубине дома. Вскоре вышла хрупкая женщина в очках, лет сорока пяти, с накинутым на плечи шерстяным платком. Она как-то настороженно посмотрела на меня, потом на мою машину, а затем вновь на меня.
— Что вам угодно? — спросила она, лишь кивнув на мое 'Здравствуйте.'
— Здесь живет Левин, Валерий Павлович? — рискнул спросить я, называя прежнего хозяина.
— Здесь.
— А он дома?
— Нет. Муж вернется не скоро. А что вы хотели?
— Гм… А отца вашего мужа зовут Павел Дмитриевич?
— Да, верно.
— Простите, а где сейчас Павел Дмитриевич, он в добром здравии?
— Да, — непонимающе смотрела на меня женщина. — Он живет на даче.
— Я, собственно говоря, к нему.
— А зачем вам Павел Дмитриевич?
— Видите ли, я интересуюсь историей… У меня знакомый человек когда-то учился с вашим свекром в Америке. В школе Восточной медицины.
Женщина внимательно смотрела мне в лицо. Настороженность в ее глазах сменилась удивлением.
— Как зовут вашего знакомого? — спросила она после некоторого молчания.
— Это пожилая женщина, — сказал я. — Зовут ее Ене Черсуевна Син.
— Господи! — хозяйка дома прижала руки к груди. — Павел Дмитриевич рассказывал про нее. Так, значит, она жива?!
— Жива.
— Подождите, — засуетилась женщина. — Я только закрою дверь.
Мы оказались за городом, ехали по неровной грунтовой дороге.
Я представился женщине, назвал свое имя. А она сказала свое — Нина Сергеевна.
Мне не терпелось спросить ее о детях, выяснить, есть ли у нее дочь по имени Эолли. 'Но всему свое время, — думал я. — Не надо торопить события'.
Чтобы не молчать, я рассказал Нине Сергеевне о докторше Син, что она, несмотря на возраст, продолжает лечить людей.
— А Павел Дмитриевич только нашу семью лечит, — сказала она. — Меня и сына. А муж признает только официальную медицину. Даже сейчас, после аварии, он не поддается нашему уговору лечиться с помощью прижигания.
— Аварии? — переспросил я.
— Мы с ним в октябре прошлого года в машине перевернулись, — поведала Нина Сергеевна. — Я сотрясение мозга получила и перелом руки. А муж ногу сломал и два ребра. Свекор сразу прижег меня, чтобы осложнений никаких не было. Но Валерий не хочет ни в какую, и теперь с тросточкой ходит. У него кость неправильно срослась.
— А когда авария случилась, вы в машине только вдвоем были? — спросил я.
— Слава Богу, одни, — сказала Нина Сергеевна. — Сын в это время у друзей сидел.
— У вас один ребенок?
— Один, — кивнула женщина и улыбнулась своим мыслям. — А я мечтала еще о дочери. Даже имя ей придумала — Эолли.
— ?!
От неожиданности я едва не съехал на обочину.
— Девочку я увидела во сне, — сказала Нина Сергеевна. — И имя я ей тоже во сне придумала. Но родить дочь мне было не суждено. Так сын один вырос.
— А как его зовут?
— Костя.
— Чем он занимается?
— Ничем, — сказала с какой-то горечью в голосе женщина. — Связался со шпаной, институт едва закончил. Нигде не уживается, то там поработает, то здесь… Так и мается… А сейчас под следствием сидит, в комнате предварительного заключения.
— А что он натворил? — спросил я.
— Не знаю. Связано с каким-то воровством… Сын на себя всю вину взял, а его дружки за дурака его держат, на свободе гуляют. Дурень и есть, героя из себя строит.
— М-да, — протянул я, не зная, что еще сказать, чем поддержать бедную женщину.
— Когда вы позвонили, я подумала, что кто-то из его дружков явился. Поэтому вы уж извините, если что не так…
— Понимаю вас… А что адвокат говорит? Нанимали адвоката?
— Нет. Муж слышать об этом не хочет. Он говорит, что сын достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Я тоже согласна с ним… Но душа все равно болит. Сын у нас хороший, но слишком у него странное понятие о дружбе и мужской чести. Мы что-то упустили в его воспитании. Только вы не говорите Павлу Дмитриевичу, что Костя в следственном изоляторе, а то он сильно расстроится.
Мы остановились у неприметной дачи, огороженной проволочной оградой из сетки-рабицы. В глубине небольшого сада виднелся бревенчатый домик. Нина Сергеевна пошла туда первой, а я, закрыв машину и прихватив пакет с апельсинами, которые купил в овощном ларьке, зашагал по аккуратно выложенной дорожке.
Навстречу мне спешил пожилой мужчина, высокого роста, седовласый, одетый в клетчатую шерстяную рубашку, позади у крыльца осталась Нина Сергеевна и растерянно смотрела в нашу сторону.
Павел Дмитриевич протянул мне руку, и я пожал ее, мозолистую и достаточно крепкую.
— Значит, вы знакомы с Ене?! Она жива?! — взволнованно проговорил он.
— Да, жива, — подтвердил я. — Здравствуйте!
— Пройдемте же в дом!..
В доме Павла Дмитриевича было чисто и уютно, пахло табаком и кофе. Я рассказал ему подробно, как познакомился с докторшей Ене Черсуевной, как она лечила Таню и ее маму. Но, конечно, об Эолли я не обмолвился ни словом.
— Да, да, — кивал головой Павел Дмитриевич, глядя на меня глубокими светло-голубыми глазами, стараясь не упустить каждое мое слово. Затем он потрогал свои худощавые щеки, будто хотел удостовериться, хорошо ли побрился утром. И, вероятно, для себя уже приняв решение, взглянул на невестку.
— Ниночка, мне надо ехать в Москву! Ты помнишь расписание поездов?
— Зачем вам поезд? — вмешался я. — У меня машина.
— Прекрасно! — Павел Дмитриевич поднялся со стула. — Я только переоденусь, с вашего позволения.
Тем временем, мы с Ниной Сергеевной выпили по чашке душистого чая с домашним грушевым вареньем. Она рассказала, что свекровь умерла два года назад и Павел Дмитриевич, продав городскую квартиру, перебрался жить на дачу. Он долгое время работал инженером-мелиоратором, потом ушел на пенсию. Одному на старости лет трудно, но они с мужем и сыном часто его навещают. А еще Нина
