большие дебри.
18. Не кидайся в толпу людей, в шуме ты будешь еще более одиноким.
19. Не ищи виноватого в собственных неудачах, вини себя. Но, не занимайся самоедством.
20. Не будь угрюмым, научись любить юмор.
Дорогой друг! Как ты догадался, 'спасение утопающего — в руках самого утопающего'. Ни на секунду не теряй самообладания, анализируй и делай правильный шаг. Двигайся с энтузиазмом вперед!
Книжка меня позабавила. Но уснуть мне никак не удавалось. Поезд тормозил на станциях, одни пассажиры выходили, другие входили. Но до самого утра никто из пассажиров так и не зашел в мое купе.
Часы на здании вокзала показывали 9:05. Снега в Москве не было. Я пошел по перрону со всем прибывшим народом к выходу, вышел на площадь. Посидел на скамье на берегу Москвы-реки, выкурил сигарету. После чего спустился в подземку.
На бульваре Яна Райниса я выгреб из кармана остаток денег, насчитал около пятидесяти украинских гривен и четыреста тридцать пять рублей. Что ж, подумал я, пора искать работу, да занять денег у скульптора Николая до первой зарплаты. Я купил в киоске пачку сигарет 'Ява' и через минут семь был у своего дома. Поднялся к себе на лестничную площадку. Открыл ключом дверь, ступил в прихожую. И тотчас почувствовал — что-то не так в моей квартире. В комнате горел свет, а из кухни доносился вкусный запах пищи. Первое, что пришло в голову — приехали родители.
— Мама! — окликнул я. — Это я!
В кухне упало что-то, звякнуло на пол, может быть, ложка. Послышались легкие шаги. И я увидел девушку в брючном белом костюме, поверх которого был надет кухонный цветастый фартук. Очень знакомое лицо, светло-зеленые глаза смотрели на меня растерянно, с некоторым даже испугом. На мочках ушей блестели дорогие бриллиантовые сережки. А точенные руки застыли в воздухе пред грудью в незавершенном движении.
— Вы — Элеонора? — спросил я, уверенный, что это так и есть.
Не сводя с меня глаз, девушка отрицательно покачала головой.
— А кто?
— Эолли.
— ?!
— Я прилетела на самолете из Киева час назад, — сказала девушка. — Подумала, что ты с поезда явишься голодный и на скорую руку приготовила еду.
— Эолли?! — Рой мыслей завертелся вихрем у меня в голове. — А как же тогда… Элеонора? Марк Романов?..
— Никаких Элеонор и Марков. Все позади. Теперь только ты и я.
— Эолли!.. Это, правда — ты?!
— Я, Андрей.
Мы обнялись. Я нерешительно прижал к себе девушку, мне не верилось, что это она — Эолли, мое нежное создание, мне казалось, что оно сейчас выскользнет из моих объятий и исчезнет.
— Это ты?! Неужели ты?! — твердил я.
— Да, я, — отвечала Эолли.
Не в силах еще что-то сказать, я сильно прижал к себе девушку.
— Какой ты колючий, — говорила Эолли, касаясь своей щекой к моей.
— Да, — опомнился я. — Мне надо привести себя в порядок. Побриться. Ты никуда не исчезнешь, пока я буду принимать душ?
— Нет! — пообещала Эолли. — Теперь — никуда!
Через полчаса, свежий, в чистой рубашке, спортивных шароварах и в теплых тапочках на босу ногу, я сидел на диване. Эолли тоже, переодевшись в домашний легкий халат, сидела подле меня. Я держал в своих руках ее тонкие белые руки.
— Как ты сказал четыре месяца назад? — поинтересовалась с хитринкой в глазах девушка и переменила голос, копируя меня: — Послушай, друг! Если ты еще раз позвонишь, я приеду и сломаю тебе шею!
— Так это была ты?! — поразился я.
— Да.
— Если бы я мог знать!..
— Я была тогда почти рядом. А выдать себя никак не могла… Это долгая история, постепенно ты все узнаешь. А сейчас — стынет еда! Идем!..
На кухне меня поджидал роскошный завтрак: румяный бифштекс, аппетитные оладьи, салат из свежих помидор и огурцов, и ароматный кофе. Мы сели друг против друга. Я сразу не решался приниматься за еду. Я все еще не верил: неужели все это реально и настоящее? Эолли тут, и еда, приготовленная ею — настоящая? Если это правда, то спешить никуда, следует подождать, пока картина действительности не закрепится основательно в сознании. Стоит только сделать неверный шаг, как тотчас рухнет реальность и взамен ему придет абстракция. Грубая абстракция, совладать с которой будет уже чрезвычайно сложно. Ведь я был только оттуда, я лишь два часа назад вернулся с того берега.
— Что ты не ешь? — спросила с улыбкой Эолли.
— Понимаешь, в чем дело… — я взглянул в глаза девушки, и почудилось мне, что я тону в них, чистых и глубоких, точно весеннее небо, глазах — и дошла до меня ясность: эти глаза я видел и тогда, в доме Марка, нежные глаза близкого родного существа.
— Видишь ли… — продолжал я, пытаясь ухватиться за прерванную мысль. — Я все еще думаю… не сон ли это?..
— Не сон, — заверила Эолли. — Очень скоро все встанет на свои места.
— Ты считаешь?
— Конечно.
Покончив с завтраком, мы с Эолли пили кофе, наш любимый кофе 'Пеле'. В это время в гостиной на столе зазвонил телефон.
Я поднял трубку и услышал знакомый бас Бориса Авдеева.
— Привет, Андрей!
— Здравствуйте!
— Я звонил тебе вчера ночью. Ты где был?
— В поезде Киев — Москва. Сегодня утром прибыл.
— Где тебя носит? Что, опять проблемы?
— Нет, Борис, теперь никаких проблем.
— Точно?
— Точно.
— Ладно. А как с тем ящиком, приходил хозяин?
— Ящиком?… А-а, постойте… — Я заглянул в спальню. Сейф стоял на прежнем месте, накрытый пледом. — Нет, Борис, никто не приходил.
— А говоришь — нет проблем.
— Я забыл о нем. Честно говоря, он тут мешает, наверное, вынесу в мусор.
— Шутишь?
— Ага. Рано или поздно объявится хозяин, куда он денется?
— Я тоже так считаю. Сегодня вечерком, если не занят, поужинаем вместе?
— Вы в Москве?
— А где же еще?
— Ладно. Только у меня денег нет. Угощаете?
— А когда это было, чтобы ты угощал?
Мы рассмеялись.
— Постой! — сказал Авдеев. — Неужели ты все деньги растратил?
