окну. Тяпа тоже то ли вздохнул, то ли всхлипнул. Ребята загудели, как шмели. Генка их не слышал. Он пытался разобраться в случившемся...
Стоп! Почему наверху оказался Тяпа? С чего это друг расхрабрился? И как мог он, командир группы, позволить Тяпе нарушить план операции? Оля? Причем тут Оля?! Но Генка уже слышал Олин голос: «Тебе не страшно наверху, Пахомчик?» И сразу же без ответа Пахомчика, а он наверняка что-нибудь ответил, зазвучал голос Тяпы: «Слезай, Пахом! Я полезу! Смотри, Оль! Я без рук могу. Давай колпак, давай еще один!» И потом грохот разбившихся плафонов. Все ясно! Тяпа выламывался перед Олькой. Но он-то! Он! Промолчал! Испугался, как бы что-нибудь не подумали. Теперь расхлебывай! Непоправимость случившегося была так очевидна, что Генка, уже не скрываясь, уныло сказал:
— Все, ребята...
— Как все? — заикаясь от волнения, переспросил Шурик. — Как это все? Надо что-то придумать!
— Что тут придумаешь? — вздохнул Генка. — Осколки подберите...
И, стараясь не смотреть на ребят, шагнул к окну.
— Ты куда? — поднял голову Пахомчик.
— Вещички собирать, — невесело отшутился Генка, собираясь прыгнуть на подоконник, но, будто споткнувшись, застыл в позе бегуна, готового принять старт.
— Что? — испуганным шепотом спросил Игорь.
Генка хотел ответить, но у него перехватило горло, он глотнул слюну и показал рукой на окно.
На подоконнике лежали два плафона.
Первой к ним подошла Оля. Она сделала эти несколько шагов так, будто плафоны были живыми и могли испугаться неосторожного движения или скрипа половиц. Провела пальцем по холодному матовому стеклу, тихонько засмеялась и сказала:
— Целехонькие!
Ребята кинулись к подоконнику, но дорогу им преградил Пахомчик. Широко раскинув руки, он угрожающе закричал:
— Куда?!
Все попятились, не спуская глаз с плафонов. Боялись, что они исчезнут так же внезапно, как появились.
— Это надо же! — прошептал Шурик. — Чудеса какие-то!
— Кио! — подтвердил Конь.
Пахомчик презрительно фыркнул. Ни в какие чудеса он не верил. В Кио тем более.
— Вешать будем, Ген? — по-хозяйски оглянулся он на Генку.
Генка подошел к открытому окну, высунулся до пояса, посветил фонариком. Луч скользнул по блестящим от дождевых капель листьям, по черному намокшему песку. Генке показалось, что чья-то тень метнулась за угол веранды, но луч фонарика уперся в белую, с подтеками дождя стену. Генка обернулся к ребятам, хотел что-то сказать, но промолчал. Стоял и слушал, как переговариваются между собой Шурик и Серега Конь.
— Ты погоди... — допытывался у Шурика Конь. — Сколько их было, этих колпаков? Семь?
— Семь, — кивал Шурик.
— Два разбилось. Так?
— Ну! — соглашался Шурик.
— Значит, должно быть пять?
— Пять.
— А их сколько? — с отчаянием спрашивал Конь.
— Семь, — удивлялся вместе с ним Шурик.
— Но два-то разбилось? — начинал опять Конь.
Генка засмеялся. Оля подошла к нему и негромко спросила:
— Ген?..
— А?
— Ты чего такой?
— Какой?
— Ну, такой... — не сразу нашлась Оля. — Как будто что-то хорошее увидел.
— Ничего я не увидел, — улыбнулся ей Генка и скомандовал: — Лезь наверх, Пахомчик!
Пахомчик забрался на стремянку, вытер руки о штаны, приказал Коню:
— Давай!
Конь боязливо взял с подоконника плафон, пронес его на вытянутых руках через веранду, осторожно подал Пахомчику. Тот набрал полный рот шурупов и, придерживая одной рукой плафон, другую протянул вниз:
— Тоток!
Конь понял, что это означает «молоток», и подал его Пахомчику.
— Ртку! — промычал Пахомчик.
Конь услужливо протянул ему отвертку и, запрокинув голову, смотрел, как быстро и точно ввинчивает тот шурупы. Пахомчик сунул отвертку и молоток за пояс, щелкнул по плафону, подмигнул Коню:
— Второй! — Он был краток и точен, как хирург во время операции.
Конь, не дыша, с надутыми щеками, поднес к лестнице оставшийся плафон, передал его Пахомчику и облегченно вытер ладонью мокрый лоб.
Пахомчик завинтил последний шуруп, кинул вниз отвертку и молоток, спрыгнул сам и встал перед Генкой, довольно ухмыляясь.
— Все!
Генка ткнул его кулаком в плечо. Пахомчик ответил тем же. Генка покачнулся, но устоял.
— Силен! — засмеялся Генка и махнул рукой ребятам. — По домам!..
Он стоял у окна и, похлопывая по плечу каждого из мальчишек, следил, как один за другим прыгают они вниз, исчезая в темноте. Ему казалось, что это не окно веранды, а раскрытая дверца самолета и он, командир парашютного десанта, ждет, когда прыгнет последний из его группы, чтобы самому шагнуть в холодную пустоту, ожидая привычного толчка раскрывшегося парашюта.
— Пошел! — негромко командовал он очередному и, отсчитав положенные секунды, легонько подталкивал в спину следующего: — Пошел!..
Оставался один, последний перед ним в группе, но он почему-то не подходил и стоял в стороне с опущенными вдоль тела руками.
— Давай! — кивнул ему Генка.
Парашютист подошел, и Генка узнал Тяпу. Генка и его собрался хлопнуть по плечу, но Тяпа увернулся, неуклюже перевалился через подоконник и скрылся в темноте. И сразу не стало ни самолета, ни десанта. Генка поежился от холодного ветерка, спрыгнул вниз, аккуратно прикрыл оконную раму и, не выбирая дороги, прямо по мокрой траве, пошел к дачкам, где помещались спальни их отряда.
