Генка проснулся сразу. Как будто его толкнули. Сел на койке и опустил ноги на прохладный крашеный пол.
За окном вставало солнце. Он спал всего несколько часов, но голова была легкой и самому ему было легко и весело, как в раннем детстве, когда, просыпаясь в такое же солнечное утро, он вспоминал, что сегодня воскресенье, никто не будет тормошить его чуть свет, напяливать одежду, вести, еще сонного, в детсад. Мама дома. Из кухни вкусно пахнет его любимыми оладьями. Впереди длинный-длинный день. И жизнь удивительно прекрасна!
Генка вспомнил прошедшую ночь, висящие на месте плафоны, соскочил с койки и, как был, босиком, в одних трусах, вышел на крыльцо.
Дождь кончился недавно, но песок на дорожках уже подсох, только был еще плотным, спекшимся, с затвердевшими бороздками, похожими на игрушечные горные хребты. Над травой и кустами поднимался пар, окутывал верхушки деревьев и, поднимаясь выше, превращался в дымку, сквозь которую широкой аркой пестрела радуга. Она казалась такой близкой, что Генке вдруг захотелось добежать до нее, взобраться на разноцветный ее свод, и, раскинув для равновесия руки, пройти над облаками, лесом, речкой. Он даже встал и шагнул к ней, но радуга начала медленно таять, становилась все тоньше, бледнее, пока совсем не растворилась в облачном мареве.
Генка уселся на крыльце, обхватил руками колени и, зажмурясь, запрокинул лицо к солнцу. Он не заметил, как задремал, и проснулся от шума полуторки, подъехавшей к хоздвору. Там уже гремели бидонами, лаяла на кого-то Муха, которая ночью спала как убитая, а по утрам притворялась сторожевым псом.
Солнце пригревало вовсю, небо наливалось синевой, и даже следов радуги не было видно.
Генка вернулся в спальню, натянул джинсы и, захватив полотенце, вышел в коридор. Не стоило, конечно, после ночной операции шататься по лагерю в такую рань, но Генка решил рискнуть. Окно в коридоре выходило на поляну, за которой начинался лес. Не окно, а форточка. Длинная и узкая. Прорубили ее уже после того, как был поставлен дом. Генка ящерицей пролез в эту щель, перебежал поляну и по знакомой тропинке пошел к реке.
В лесу было сумрачно и сыро, но солнце уже пятнало стволы деревьев, пересвистывались птицы, стучал где-то дятел. У самого берега тропинка сворачивала и, петляя между редкими соснами, вела к мосткам.
Генка к мосткам не пошел, а прыгнул с высокого обрыва вниз, на узкую полоску песка. Сюда в теплые дни строем приводили ребят купаться. Визжали от восторга малыши, свистел физрук, кричали вожатые. Сейчас здесь стояла непривычная тишина, слышно было как на глубине плещется рыба. Генка скинул джинсы, бросил на песок полотенце, зябко передернул плечами и кинулся в реку. Вода оказалась теплой, как всегда бывает после дождя, и Генка поплыл на тот берег, что в обычное время было строжайше запрещено. Он понырял там, пытаясь нащупать под корягами раков, но без маски ловить их было неудобно, и Генка отступился. Потом увидел в прибрежной осоке щуренка и азартно гонялся за ним с палкой вместо остроги, пока не убедился, что щуренка давно и след простыл, а он без толку мутит воду. Генка закинул палку и поплыл обратно. Он был уже недалеко от пляжа, когда увидел на песке человека в трусах, старательно делающего зарядку. Он топтался рядом с Генкиными джинсами и полотенцем. Генка окунулся с головой и поплыл под водой вдоль берега, чтобы вылезти где-нибудь в сторонке и отсидеться в кустах, но с перепугу забыл набрать воздуха и, задыхаясь, вылетел из воды как пробка, прямо перед носом начальника.
— Привет! — сказал начальник.
Генка неопределенно мотнул головой, не то здороваясь, не то вытряхивая воду из ушей.
— Как водичка? — спросил начальник.
Генка решил отмолчаться. Положение у него было не из легких. Стоять по пояс в воде неуютно, обойти начальника и лезть на берег неудобно. Генка шмыгнул носом, изображая насморк.
— Иди вытирайся, — прищурился начальник. — Да не забудь трусы отжать.
Начальник вошел по грудь в воду и, размашисто кидая руки, поплыл на середину реки.
Генка выбрался на берег, послушно выжал за кустами трусы и, прыгая на одной ноге, влез в джинсы. Что делать дальше, он не знал. Можно, конечно, сбежать. А зачем? Начальник знает его как облупленного. И потом, Генке совсем не хотелось убегать от него. Генка расчесал пятерней мокрые волосы и уселся на песок. Странное дело! Ощущение праздника не покидало его. Он блаженно щурился на солнце, поглядывая на фыркающего в воде начальника.
«Как морж!» — лениво думал Генка.
Начальник вылез из воды и крепко растер жестким полотенцем грудь, плечи, спину, руки. Тело у него было белое, а лицо, шея и кисти рук коричневые от загара.
«Некогда, видно, на песочке валяться», — уважительно определил Генка, опять ловя себя на том, что все нравится ему в этом большом, сильном, спокойном человеке. Начальник вынул из кармана лежавших на песке брюк помятую пачку папирос, закурил и присел рядом с Генкой.
Генка вдыхал горьковатый дымок, искоса посматривая на начальника. А тот курил и думал о чем-то, собрав в морщины лоб и смешно подняв брови домиком. Потом повернулся к Генке.
— И долго ты думаешь так сидеть? — спросил начальник.
— А что? — растерялся Генка.
— А то! — поднялся начальник. — Подъем скоро. Давай беги!
Генке показалось, что начальник подмигнул ему. А может, просто моргнул. От ветра. Или песчинка в глаз попала. Генка виновато улыбнулся и медленно пошел к мосткам. Ему все время хотелось оглянуться, он с трудом удерживался и только у самых мостков поглядел на начальника. Уже одетый, начальник стоял на берегу и, сунув руки в карманы брюк, смотрел куда-то поверх Генкиной головы. Генка обернулся, задрал голову к небу, но, кроме белых облаков да зеленых верхушек сосен, ничего не увидел. Он опять оглянулся на начальника. Тот махнул рукой: давай, мол, быстрей — и Генка, с удовольствием подчиняясь ему, побежал, работая локтями, вверх по тропинке.
Когда Генка вернулся в спальню, там еще стояла сонная тишина. Он хотел растолкать спящих, но раздумал и, распахнув окно, уселся на подоконник. Лагерь оживал.
Потянулись к столовой ребята из дежурного отряда. Прошел к умывальникам заспанный Витька- горнист. Пробежал завхоз Аркадий Семенович. Неужели узнал про плафоны? Да нет! Что ему в такую рань в клубе делать? Он всегда куда-то торопится.
Сначала у дальних дач, а потом все ближе и ближе зазвучал горн.
— Подъем! — закричал Генка и забегал между койками, срывая одеяла. — Подъем, гаврики!
Мальчишки тянулись за одеялами, зарывались головами в подушки, недовольно бормотали. Генка набрал полную грудь воздуха и гаркнул басом:
— Встать!
Мальчишки чертиками повскакали с коек. Генка стоял среди вороха раскиданных одеял и смеялся...
На утренней линейке второе звено поразило всех своей загадочной важностью. Приехавшая из города Людмила недоуменно поглядывала то на них, то на Вениамина. Но вожатый стоял с таким безмятежным лицом, будто тишь да гладь в его отряде явление ничем не примечательное. Так же невозмутимо вел он отряд в столовую, и угадать что-нибудь по его лицу было невозможно.
Главные события развернулись после завтрака. Второй отряд сортировал на клубной веранде собранные накануне лекарственные травы. Занимались этим, в основном, девочки. Мальчишки заявили, что они не кролики и рыться в траве не будут. Одни играли в «морской бой», другие катали бильярдные шары. Вениамин им не мешал. Он опять погрузился в очередную книгу. «Семерка» в играх участия не принимала. Чинно сидела у стены, посматривала на потолок и таинственно переглядывалась.
— Эту траву отдельно кладите, — поправил очки Вениамин. — Краситель.
— Кто? — не отрывая глаз от плафонов, спросил Конь.
— Краситель, — чуть заметно улыбнулся Вениамин. — Материю можно красить. Очень красивый цвет получается. Алый!
