само прошлое, которое немыслимо без прошлой мысли о нем, актуализированной в мышлении сейчас. [Таким образом, можно даже сказать, что «прошлое» — как, скажем, феномен памяти редуцируется к настоящей мысли о прошлой мысли и только через эту «прошлую» мысль к тому, о чем она.] Так что, с точки зрения внешнего наблюдателя — поскольку мы можем говорить о времени его наблюдения — мышление в настоящем может случиться (вместе с тем, о чем оно) и до прошлого. Отсюда, между прочим, может следовать и идея о так называемых «чистых объектах» (о существовании и не-существовании которых говорилось в третьей лекции); эти «чистые объекты» не могут быть прошлыми, поскольку не могут быть актуализированы в настоящем мышлении (то же, только в еще большей степени, относится к их невозможности быть в будущем). Здесь важно заметить, что мы не можем говорить о рефлексе Z, как о «чьем-то» рефлексе или даже как о рефлексе над «чьим-то» мышлением. Таким образом, рефлекс Z можно себе представить как особый случай мышления о мышлении, особый, потому что здесь мышление о мышлении не предполагает «мыслящего», иначе говоря, является «сверх-мышлением», как о нем говорилось в этой лекции.
Самым трудным в этих, пока еще чисто спекулятивных попытках обсервационной философии подступиться к теории мышления остается следующее: как связать время наблюдения объекта в качестве мышления со временем самого этого мышления? Но что, собственно, имеется в виду, когда говорится о времени наблюдения? Ведь последнее остается двусмысленным, поскольку может пониматься либо как время самого акта наблюдения (включая время, отделяющее один акт наблюдения от другого), либо как время, когда, с точки зрения наблюдателя имело или могло иметь место наблюдаемое мышление, ну, как в случае, о котором мы только что говорили, когда с точки зрения внешнего наблюдателя настоящее мышление может случиться и до прошлого. Но будут ли в этом случае настоящее и прошлое мышление одним и тем же мышлением или двумя разными? — Возможен ответ: эти два мышления окажутся разными, но находящимися в своего рода «связке» (entanglement) во времени. Этот случай представляет собой спекулятивную аналогию случаю так называемой «квантовой связки» (quantum entanglement) или «квантовой не-локальности» (quantum non-locality), случаю, известному в теоретической физике как Эксперимент Эйнштейна, Подольского и Розена (EPR). В EPR это — связка двух элементарных частиц, разделенных расстоянием, на много порядков превышающим квантовые расстояния. [В нашем случае две мысли (настоящая и прошлая) будут разделены временем на много порядков большим, чем время, с которым имеет дело квантовая физика. При том, что я не знаю, насколько некорректным здесь будет перенос «не-локальности» и «связки» с пространства на время.] В связи с этим, — пока мы еще не собрались с ответом на первый основной вопрос, каковым является вопрос о возможности соответствия данному мышлению более чем одного мыслящего, — спросим себя: является ли мышление мыслительным действием (mental action) или мыслительным событием (mental event)? Я думаю, что это не просто разные выражения для одного и того же, но что эта альтернатива указывает на разницу в смыслах. «Действие» может имплицировать вопросы «чье?» или «кого?», то есть опять же отсылает нас к «мыслящему», каковая отсылка не обязательно предполагается словом «событие». Поэтому здесь мы пока отдадим предпочтение «мыслительному событию» в том общем смысле этого выражения, в котором оно было введено в науку Уайтхедом в начале двадцатого века. Я уже не говорю о том, что «умственное событие» гораздо менее, чем «умственное действие», приглашает к спекуляциям насчет свободной воли (free will) «действующего», что опять же еще не резон вовсе не употреблять последнее в контексте этих рассуждений.
Сейчас я себя чувствую, как могла бы себя чувствовать лошадь, которую впрягли позади кареты или, скорее, как безумный форейтор, опрометчиво впрягший эту лошадь позади кареты, которому не терпится как-нибудь выпутаться из этой, им самим устроенной ситуации. Но теперь я вижу: мой единственный шанс ответить на этот проклятый, мною самим выдуманный вопрос — это рефлекс Z, о котором я только что говорил, — мой придуманный ad hoc «внутренний наблюдатель» (надеюсь, это последняя метафора в моих рассуждениях), который наблюдает себя как мысль о чем угодно и, в принципе, чью угодно. Рефлекс Z не- личностен (скорее, может быть, вне-личностен) по определению. Значит, наш ответ будет: одному и тому же мышлению может соответствовать (в смысле, в котором слово «соответствовать» объясняется в начале этих рассуждений) любой мыслящий и какое угодно число мыслящих.
Заметьте, ни сейчас, ни ранее я ни разу не употреблял без оговорок такие выражения как — «когда я думаю о мышлении», «мы могли бы думать о мышлении, что...». Дело в том, что в контексте обсервационной философии «мое», «наше» или чье угодно еще мышление о мышлении не имеет смысла, ибо в такого рода выражениях мышление является не- наблюдателъным, обычным, то есть неспособным иметь своим объектом мышление. Точнее было бы сказать, что такое мышление не подготовлено к мышлению о мышлении подобно тому, как глаз именно не подготовлен к видению отдельного электрона, хотя физически, нейрофизиологически он может его видеть (так называемый «эффект Франка- Черенкова»). Так же как обычное мышление не знает, что то, о чем оно мыслит, может оказаться мыслью, так и глаз не знает, что то, что он видит, является электроном (с точки зрения внешнего наблюдателя, который знает!). Возможно, между высказыванием, «я вижу сверкающую точку» и высказыванием «сверкающая точка, которую я вижу, электрон», — лежат миры, а, возможно, и нет.
Я думаю, для того, чтобы отойти от обычного мышления о мышлении, очень важно понять — именно понять, а не знать (в том смысле, в каком я попытался наметить различие между пониманием и знанием в начале первой лекции), что идея «сверхмышления» является фундаментальной для любой теории мышления, если такая теория вообще возможна. Я думаю также, что гипотеза рефлекса Z может рассматриваться как такой шаг к теории мышления, который объективно редуцирует к одному мышлению как «мыслящего», так и объект мышления, делая тем самым полностью нерелевантным различие между мышлением как действием и мышлением как событием.
О рефлексе Z можно также предположить, что он является фактором (фактор Z), нейтрализующим оппозицию «прошлое/настоящее», поскольку и то и другое в этом случае может наблюдаться только относительно некоторого «абсолютного настоящего», только в отношении которого и будет возможно мыслить о двух мыслительных действиях или событиях как случающихся в разных временах или в разных местах.
Теперь — одно дополнительное эпистемологическое замечание. Говоря о человеческом мышлении (или сознании), Роджер Пенроуз делает предположение, что теория мышления будет возможна, когда появится какая-то другая физика, снимающая противоречия квантовой и классической физики, физика, на основании которой можно будет «объяснить все, включая мышление». В этих упованиях я вижу не только безудержный физико- математический оптимизм Пенроуза и его коллег, но и фундаментальную методологическую ошибку, оставшуюся им в наследство от «чистого» (то есть себя не отрефлексировавшего) классического научного мировоззрения с его четким разделением мира на «мир наблюдаемого» и «мир наблюдающего». Утверждение о том, что наблюдаемое не наблюдает остается центральной интуицией классического подхода даже в тех случаях, когда речь идет о ненаблюдаемых объектах. Иначе говоря, в этом мировоззрении позиция внешнего наблюдателя остается абсолютной (не подлежащей пересмотру) при всех оговорках, поправках и уточнениях, которые вносятся в понимание этой позиции современной наукой.
Весьма поверхностный и дилетантский историко-философский экскурс, который я себе позволил в третьей лекции, говоря о позиции внешнего наблюдателя в связи с понятиями «объективного» и «субъективного», едва ли поможет в понимании и объяснении конкретных ситуаций наблюдения нами конкретных объектов (я думаю, что и наше философствование здесь и сейчас есть одна из таких ситуаций). Философски рассуждая, Постулат Наблюдения («нечто так устроено...») не приглашает нас ни к метафизическому, ни к космологическому дуализму. Ведь даже если принять идею (миф?) о том, что мир включает в себя своего наблюдателя, то она — равно как и противоположная ей идея о том, что нет мира без внешнего (то есть не включенного в него) наблюдателя этого мира, — ничего не говорит о единственности или множественности миров, ибо, повторяю, в обсервационной философии не может быть такого объекта наблюдения как мир.
Мы уже говорили, что «нечто» в нашем Постулате Наблюдения — не мир и даже — не о мире. Более того, оно и не о мышлении как об эпифеномене рефлексии и не о том, как наблюдаются объекты. Это «нечто» здесь — абстракция второго порядка, в которой мышление в его триаспектности мысли, мыслимого и мыслящего редуцируется к месту мышления. Именно месту (topos, locus), как во временном, так и в пространственном смысле, о чем уже говорилось выше. Месту, в котором наблюдение и наблюдаемое могут
