удовлетворение. — Я просто спросил.
Подобное притворство Марина даже ответом не удостоила. Промолчала, но Асадов сам напомнил ей о сути их разговора.
— Так почему ты не хотела идти ко мне за помощью?
— По этому вопросу не хотела.
— Марин…
— Я боялась, что ты… Обидишься, в общем.
— Обижусь? — Алексей непонимающе смотрел на неё.
Очень трудно было об этом говорить, приходилось подбирать практически каждое слово, да ещё люди вокруг… Сбивали с мысли.
— Мы же говорили об этом… Тогда. Ты хотел, а я… отказалась, в общем. А теперь вот…
— Марин, что за глупости?
Она кинула на него быстрый взгляд.
— Не обиделся?
— Я уже давно на тебя не обижаюсь.
Она умоляюще на него посмотрела, и он тут же стал серьёзным.
— Я не думаю, что приёмный ребёнок мог нас… то есть, спасти положение. Тогда. Дело ведь не в усыновлении, я прав? Дело в ребёнке. Вот в этой маленькой девочке и больше ни в ком.
Ужасный, ужасный разговор. Марина не сразу сумела отвести взгляд от глаз Алексея, а это нужно было сделать. Вновь повеяло какой-то безнадёгой, и Марина поспешно отыскала глазами Юлю.
— Ты долго на меня злилась, Марин?
Не нужно было пояснять, о чём он говорит, произносить какие-то лишние слова. Она только плечом дёрнула, якобы рассержено.
— Может, я до сих пор на тебя злюсь?
Алексей улыбнулся.
— Не злишься.
— Ещё раз так улыбнёшься, и разозлюсь.
— Откуда ты знаешь, как я улыбаюсь? Ты же на меня не смотришь?
Это была такая игра, которая обоих сводила с ума.
— Я знаю, — пробормотала Марина, не удержавшись, и в который раз порадовалась, что подбежавшая Юля спасла положение. — Наигралась?
— Да, я попить хочу.
— Садись давай. — Алексей притянул девочку к себе и усадил к себе на колени. — А пирожное?
— Да!
— Нет, — покачала головой Марина. — Тамара Ивановна что скажет, когда ужинать не захочешь?
— А я… А я ей скажу, что пирожных наелась!
Алексей рассмеялся.
— Вот, правильно. Надо всегда говорить правду. Пошли пирожное выбирать?
Юля с готовностью кивнула и взвизгнула, когда Асадов поднялся и немного подкинул её вверх.
Марина наблюдала за ними, как они стоят у витрины, выбирают самое красивое пирожное, и боялась, что всё это больше никогда не повторится.
' ' '
— Я очень рада, что всё хорошо закончилось, — понизив голос, проговорила Валентина Алексеевна, посмотрев на сына, который устроился в кресле напротив и выглядел не на шутку серьёзным. Но тут же отвлеклась на внука, который, отпустив колено отца, направился к деду, размахивая пластмассовой машинкой. Валентина Алексеевна внука поддержала, боясь, что он упадёт, запнувшись о край ковра.
Григорий Иванович Антону улыбнулся, поймал его, а потом посмотрел на жену и сына. Кивнул.
— Я тоже рад. Что всё устроилось.
— Это уже тебе спасибо, папа.
— Вся моя заслуга в нужных знакомствах, а это… — Он лишь рукой махнул.
— А это сыграло важную роль.
— Но ты её видел? Ну что ты, мой хороший? Иди к бабушке… — Валентина Алексеевна усадила ребёнка к себе на колени и поцеловала в тёмную макушку. Антон посмотрел на бабушку, закинув голову назад, чтобы видеть её лицо, а потом указал ручкой на отца. — Кто там, папа? — Алексей невольно улыбнулся, наблюдая за ними.
— Видел, Алёш? — повторил Григорий Иванович вопрос жены.
— Видел, вчера. Хорошая девочка. Глаза огромные, смотрит, словно в душу заглядывает.
— Ну, дай бог, дай бог, — пробормотала Валентина Алексеевна. — А Марина?
Алексей грустно улыбнулся.
— Она счастлива.
Родители быстро переглянулись, думая, что он не заметил. А он всё заметил. Мать натолкнулась на взгляд сына и неожиданно почувствовала неловкость.
— А Тоня с Толей? — попыталась она выкрутиться.
— Всё хорошо, мам. Они уже познакомились и…
— А вот и кофе! — Соня появилась в комнате с подносом в руках и окинула всех быстрым взглядом, отметив возникшую при её появлении паузу. — Григорий Иванович, вам чёрный?
— Ему со сливками, — ответила Валентина Алексеевна, перебив мужа, и совершенно не обратила внимания на то, как он недовольно поджал губы. Алексей лишь усмехнулся, наблюдая за всем этим. — Я всё пытаюсь отучить его пить кофе, особенно вечером, но пока не выходит.
— Да, поэтому ты портишь мне его сливками и молоком, чтобы я сам от него отказался, да? — съязвил Григорий Иванович, не спуская с жены глаз, но та лишь нетерпеливо отмахнулась.
— Гриша…
Алексей поднялся и забрал у матери сына, который уже и без того тянул к нему ручки.
— Милый, ты кофе будешь? — Соня посмотрела на него и улыбнулась.
Он засмотрелся в её счастливые глаза, а потом покачал головой.
— Не буду.
— Я! Я! — требовательно возвестил Антон Алексеевич и указал на поднос.
Асадов покачал головой.
— И ты кофе не будешь.
— Да!
— Нет.
Родители рассмеялись, а Антон выразительно насупился. Алексей поцеловал его в надутую щёку.
— Твой характер, Алёш, просто копия. Ты тоже любил права качать с младенчества. И ведь не плакал, просто 'Дай!' и всё тут.
Соня улыбнулась, потом подошла и встала рядом с Алексеем. Одёрнула на сыне футболочку.
— Вы правы, Валентина Алексеевна, он Лёшина копия. Особенно, когда дуется, как сейчас.
Асадов нахмурился.
— Я никогда не дуюсь.
— Дуешься, я лучше знаю. — Она звонко рассмеялась. Антон потянул к ней руки, и она забрала его у мужа.
— Я не дуюсь, я злюсь. Это несколько разные вещи.
— Сейчас у Антоши такой интересный возраст, — вмешалась Валентина Алексеевна, стараясь сменить тему. — Только наблюдай. Ему всё интересно, всё любопытно. Дети такие милые в этом возрасте.
Алексей взглянул на жену и заметил, как та едва заметно досадливо поморщилась. Наверное, подумала, что это он мать подговорил на подобные замечания.
