Они обменялись понимающими взглядами, а Нина усмехнулась.
— Вот вроде комплимент мне сказала, а чувствую, что радоваться мне не стоит.
Марина рассмеялась.
На кухню пришёл Антон, пооглядывался, посмотрел на Нину, которая ему подмигнула, но он равнодушно отвернулся и уцепился ручками за край стола. Подпрыгнул, пытаясь увидеть, что там. Марина поманила его к себе.
— Как он на Асадова похож, — покачала головой Башинская, с умилением разглядывая мальчика, которого подруга усадила к себе на колени. — Глазами особенно.
— Да. — Марина пригладила тёмные волосы у Антона на макушке, потом ложечкой зачерпнула варенье и поднесла к губам ребёнка. Антон рот открыл, а когда варенье проглотил, причмокнул губами и заулыбался. — Вкусно? — рассмеялась Марина и мальчика поцеловала, а тот указал пальчиком на варенье.
— Есё.
Нина тоже засмеялась.
— Весь в папу. Ещё! Да, Антон Алексеевич?
Юля вошла на кухню, посмотрела на них и упёрла руки в бока.
— Антон, мы же играем в школу! Пойдём.
— Юля, — Марина укоризненно посмотрела на неё. — Он же маленький, он устал уже. Дай ему отдохнуть. Садись, попей чаю. Я варенье достала клубничное.
Юля вытаращила на неё глаза.
— Клубничное? Тётя Лера говорила, что оно на самый важный случай. У нас важный случай?
— Очень важный, садись давай. — Нина придвинула ей стул и налила чаю. Потом придвинулась к девочке. — Что, Юль, взяла мелкого под опеку?
Юля облизала ложку и важно кивнула.
— Он же ничего не умеет, тётя Нина! Он даже буквы ни одной не знает, а я его учу.
— Ух ты. И чему научила?
— Мы уже две буквы выучили. А и Б. Антон, скажи А. — Девочка посмотрел на него в ожидании. Антон моргнул, потом сказал:
— Есё.
Нина рассмеялась, а Марина изо всех сил постаралась сохранить серьёзное выражение на лице. А Юля расстроено покачала головой.
— Как же ты будешь читать книжки? Ты же ничего не запомнил!
— Юль, он ещё очень маленький, он даже говорить толком не умеет, а ты ему про буквы рассказываешь.
— Мама, — Юля посмотрела на неё в полной растерянности, — а как же он будет говорить слова, раз он буквы не знает? Мы же буквы говорим, нам учительница так говорила.
— Воот, — протянула Нина, размазывая варенье по своему блюдцу, — она ещё даже в школу не пошла, а ей уже рассказали, что мы буквы говорим и какие… Бедные дети.
— Ты говоришь то же самое, что и Лёшка, — поддакнула Марина, а Башинская вдруг замерла, затем осторожно переспросила:
— Да?
— Да.
— Кошмар какой, я начала думать, как Асадов.
Если бы не пребывание в постоянном ожидании, то жизнь могла стать вполне счастливой и спокойной. За неделю их с Алексеем новая жизнь — вместе, с детьми, приобрела свои особенности, свои прелести, свои острые углы, которые они старательно огибали, наученные долгим опытом жизни врозь. Сложился определённый порядок, хотя кому-то это может показаться глупым, времени прошло всего ничего — что такое неделя? Семь коротких дней. Но когда ты ошибаешься в первый день и начинает плакать ребёнок, то на следующий день ты тактику меняешь, убеждаешься, что в этот раз ты оказался более прозорливым, то и дальше ты действуешь, учитывая свои ошибки и стараясь их больше не повторять. И вот проходит неделя, а у вас в доме уже действует особое расписание, подстроенное под двух маленьких детей, которые теперь самое важное, что есть в жизни. Одну нужно возить на занятия в школу, потом на гимнастику, к другому вставать по ночам и кормить с ложечки. Всё это было так странно, непривычно, но удивляться было некогда, слишком много забот появилось.
В один из дней Алексей привёл молоденькую девочку, которую представил, как Машу и очень долго и громко поражался тому, как та могла позволить себя уволить в его отсутствие.
— Кто тебе зарплату платит, в конце концов? Что ты разобиделась и убежала сразу? Надо было мне позвонить.
— Да я не обижалась, Алексей Григорьевич, просто Софья Николаевна… — Маша замолчала на полуслове и уставилась на Марину.
— Маша, я хочу, чтобы ты запомнила, — продолжил Асадов, не обращая внимания на смятение, которое испытывала девушка, — ты няня моего сына, я тебе плачу, и я тебе доверяю. Что бы в дальнейшем не происходило, ты должна быть рядом с Антоном. И уволить тебя никто, кроме меня, права не имеет. Ты запомнила?
— Запомнила, Алексей Григорьевич, — несколько затравленно проговорила Маша, а Марина из-за её спины показала Лёшке кулак.
— Что ты девочку пугаешь? — укоризненно проговорила она, когда Маша ушла в детскую и увела с собой Антона, который запрыгал от радости, увидев её.
— Я накричал на неё?
— Этого и не требовалась, она и так тебя боится.
— Вот уж глупости, — фыркнул Асадов. Потом совсем другим тоном поинтересовался: — Как она тебе?
Марина развела руками.
— Она няня твоего сына, сам же сказал — ты ей доверяешь. Значит, всё хорошо.
Он присел на край стола и сложил руки на груди.
— Если так получится… что Антон будет жить с Соней… Об этом ведь надо думать, да? В этом случае я должен быть уверен, что за ним присматривают должным образом. А никому кроме Маши я его не доверю.
— Тогда тем более. Что ты меня спрашиваешь?
Алексей достаточно возмущённо фыркнул.
— А что, я не могу спросить тебя?
Марина улыбнулась и погладила его по плечу.
— Можешь. Спрашивай.
Маша чувствовала себя достаточно скованно, к Марине обращаться стеснялась, даже по поводу Юли, разговаривала либо с Калерией, либо с Алексеем, а когда Марина застала её на кухне пьющей чай, жутко перепугалась. Уставилась испуганно и тут же обернулась на Калерию, но та только рукой на неё махнула, когда Маша попыталась подняться из-за стола.
— Сиди, что ты вскочила. — И глянула на Марину. — Что ты девочку напугала?
— Я не буду больше, я на минутку. Маша, вы с детьми побудете, да? Мне нужно съездить по делу, всего на пару часов.
Маша снова со стула привстала.
— Конечно, Марина Анатольевна.
А Калерия оглянулась через плечо.
— Опять тебя с работы дёргают?
— Я всего на пару часов, — заверила её Марина. — Не задержусь.
Юля налетела на неё сзади и обняла руками.
— Мам, ты куда?
— На работу, солнышко. Ты с Машей останешься. Погулять сходите.
— Хорошо. За Тошей я послежу, ты не волнуйся.
