движется путем изменения этих трех факторов: труд, потребление, и секс.
— Труд и потребление, — заметил условный амазонский индеец Рен, — есть в марксизме. Отношения производства и распределения. Но секс, это про другое.
Бортинженер медленно покачала головой.
— Нет, это про то же. В обществе происходит не только производство, распределение и использование материального и информационного продукта, но еще биологическое и социальное воспроизводство индивидов, которые составляют общество. Секс, это весь комплекс феноменов, связанных с половым размножением. Вы в курсе, что люди, это млекопитающие, живородящие, размножающиеся половым путем?… Ага. По реакции заключаю: в курсе. Так вот, если все три фактора фиксированы в неизменной этике, то каждое новое поколение станет социальной копией предыдущего. Нет прогресса, а на практике, это деградация. Общество не может стоять на месте. Если не вверх, то вниз.
— Но у нас не так! — воскликнула Олла, — в нашей этике прогресс приветствуется!
— В каком из трех факторов? — спросила Рами.
— В труде, — мгновенно ответила афро-европейская метиска, — у нас есть конкурсы на лучшую производственную рационализацию.
Шкипер Хольм устроившись поудобнее в надувном шезлонге, флегматично сообщил.
— Знаешь, Олла, мы предложили вашему Совету по Экономике рассаду синсектов. Как функционируют роботы — синсекты ты видишь. Угадай: что нам ответил Совет?
— Я… — девушка задумалась, — я не знаю. Синсекты, это очень эффективно. Но, раз ты спрашиваешь, то, значит, Совет решил не торопиться и оценить все последствия. Ведь синсекты, это не совсем роботы. Они размножаются сами, почти без участия человека. Наверное, нам надо психологически подготовиться к таким технологиям, иначе может нарушиться баланс разных видов труда, а баланс необходим для полноценной жизни.
— Точно! — шкипер кивнул, — Ты выиграла приз за догадливость: экскурсию к ансамблю действующих вулканов на северном полярном континенте Гесионы. Это потрясающее место, судя по видеосъемке с дрона. Для компании, мы пригласим Жака, правда? Ну, я чувствовал, что вам обоим понравится эта идея. Вообще, трое в двухместном шаттле «альбатрос», это нарушение инструкции, но в другой инструкции это разрешено, если командир считает, что трое обеспечат большую безопасность при полевой работе.
Переждав овацию с хлопками, свистом и визгом, шкипер продолжил.
— Как мы только что установили, Совет отказался от прогресса в сфере труда, чтобы не рисковать стабильностью всеобщей этической системы.
— Прогресс потребления табуирован, — лаконично сообщила Рами.
— У нас нет табу! — возмущенно возразила условная креолка Эста.
— Просто, — уточнила ее близнец Леа, — мы за умеренность и разумные ограничения.
— А кто вам рассказал, какие ограничения разумны? — поинтересовался Хольм.
Возникла пауза. Юниоры молча переглядывались, безуспешно пытаясь найти ответ.
— Вы не сможете вспомнить, — спокойно сказала Рами, — осознанные воспоминания у человека начинаются с четырех — пяти дет, а у вас эта стадия воспитания проходит раньше, между годом и тремя годами. Подавление собственнических инстинктов.
— А ты считаешь, что это неправильно? — спросила Тахэ.
— Какая разница, что я считаю? — бортинженер грустно улыбнулась, — Мы говорим о социально- кибернетических закономерностях, которые не зависят от моего мнения. Система с тремя факторами прогресса. Труд, потребление и секс. Для стабильной безальтернативной этики надо подавить все три. У вас подавлены два с половиной.
— Два с половиной? — удивилась чернокожая скандинавка Вале.
— Да. В полностью сформированных обществах с такой этикой, секс исчезает, как самостоятельный фактор. Там производство потомства, это разновидность труда.
— Это как? Детей делают на конвейере?
— Нет, но уж лучше бы на конвейере, чем так. В этих обществах подавляется эротика, и остается чисто биологический процесс. Женщина периодически работает машиной по производству и первичному выкармливанию потомства.
— А мужчина? — спросил Беар
— А мужчина, — ответила Рами, — работает правой рукой в контейнер. Так экономичнее. Можно, левой. Это не регламентируется, я полагаю.
— Но при чем тут этика? — удивился он.
— Это же очевидно, стажер. Человеческая эротика плохо поддается унификации. В ней слишком много непредсказуемого. Красота, сексуальная привлекательность, игра и ее развитие, оргазм, и те загадочные эмоции, которые часто называют словом «любовь». Эмоциональное состояние беременной женщины это тоже нечто загадочное, никак не унифицируемое, и потому, опасное для стабильности всеобщей этики. Если не сделать вынашивание ребенка эмоционально-безразличным процессом для женщины, то будет серьезный риск срабатывания первобытного инстинкта заботы о потомстве.
Шкипер Хольм громко щелкнул пальцами.
— Да, это важный момент. А если первобытный инстинкт сработает еще и у мужчины, биологического отца ребенка, то вообще: пиши — пропало. Еще во времена палеолита, человек, для защиты своего потомства, истреблял всех крупных хищников на целых континентах. А если устранить эротику и механизировать производство потомства, то люди становятся неинтересны даже самим себе, и умирают с крайней легкостью. Как отмечает Ивар Фримув в книге «Чистое небо над Конго», инстинкт борьбы за жизнь у человека опирается на инстинкт защиты своей семьи и дома, даже если и то и другое существует пока только в мечтах. А если человек об этом не мечтает, то… Так, Акула, пожалуйста, не делай большие глаза. Я помню, что Ивар Фримув и Эрих Фромм, это разные авторы, и что «Штамм Андромеда» написал второй из них.
— Босс, — укоризненно сказала Рами, — Эрих Фромм тут вообще не при чем. НФ-роман «Штамм Андромеда» написал Майкл Крайтон. А нас касается НФ-роман «Туманность Андромеды», автор — Иван Ефремов.
— Ну, извините, ребята, — Хольм развел руками, — Я не силен в древней литературе.
Бортинженер Рами ласково похлопала шкипера по пузу и продолжила.
— Иван Ефремов был вовсе не таким фанатом всеобщей этики, как это многим кажется. Достаточно почитать его роман «Таис Афинская»… Стажеры, кто читал?… Никто? Вы шутите? Правда, никто? Брр! Я сообщаю: в библиотеке есть полный архив Ефремова. Желающие могут скачать себе на палмтопы. Рекомендую… Так вот, Иван Ефремов был убежден, что эротика у человека сохранится и через триста лет, и через тысячу, и через сколько угодно. Если отнять у людей эротику, то они станут ходячим недоразумением: бывшим высшим млекопитающим, которое деградирует до уровня муравья. Точнее, до уровня дефектного муравья. Муравей адаптирован эволюцией к своему стилю жизни, а человек к муравьиному стилю жизни не адаптирован. Вообще, вы знаете, ребята: Иван Ефремов хорошо разбирался и в биологии, и в эволюции, и в эротике…
— Ура Ивану Ефремову! — крикнула Тахэ.
— Не все так просто, — ответила Рами, — в вашей любимой «Туманности Андромеды» есть странная штука: культ ответственности в сексуальных отношениях.
— А ты считаешь, — спросила Олла, — что к сексу можно относиться безответственно?
Рами улыбнулась и подмигнула афро-европейской метиске.
— Я считаю, что ответственно надо относиться даже к настройке робота-кофеварки. Но, понимаешь, ответственность хороша в меру, иначе она превращается в обыкновенную глупость, или трусость, в безответственную позицию типа: «может, я к этому не готов, лучше я вообще ничего не буду делать». Если так относиться к любым человеческим отношениям, то у тебя и друзей не должно быть. А вдруг ты их обидишь? Вот, в эпоху индастриала был резон особой ответственности в сексе. Тогда существовала проблема нежелательной беременности, и проблема как прокормить ребенка, но у вас этого нет.
— Но, — заметил Нил, — у нас есть дисциплина желаний. Сексуальные желания это ведь инстинкт, правда? А человек не должен быть рабом своих инстинктов.
