работает врачом?
– Нет, не говорили. Это несколько суживает круг поисков.
– Так поторопитесь же со своим поиском, черт возьми! – воскликнул Виктор. Бросил трубку и вернулся к компьютеру.
Он просидел в Интернете допоздна, но его собственные поиски не увенчались успехом. Соколовских в медицинском мире нашлось не так уж мало, были среди них и Веры, но ни одна из них не походила на ту, которую искал Волошин.
Когда за окном уже совсем стемнело, он наконец выключил компьютер. Вышел из кабинета, но не отправился в спальню, а поднялся по крутой лестнице на второй этаж, в гостевую комнату, где ночевала в ту странную ночь его прекрасная незнакомка. Там все оставалось в точности так, как после ее ухода – в надежде на возвращение Веры Виктор запретил домработнице менять белье на постели, позволив лишь пылесосить полы да смахивать пыль. Отогнув угол одеяла, он в который уж раз долго разглядывал причудливый узор из стеблей и бутонов, словно рисунок мог что-то сообщить ему о той, что всего несколько дней назад спала здесь. Всего несколько дней… А кажется, что прошла целая вечность.
– Вера, ты нужна мне… – бормотал он, словно она могла его услышать. – Нужна, понятно? Я не могу жить без тебя… Я люблю тебя…
Раньше Виктору казалось, что любовь должна дарить радость. В реальности получалось наоборот. От бьющей через край радости жизни – звенящей, упоительной, чистой, – от той самой радости, с которой он так недавно праздновал с друзьями заключение выгодного контракта, и от той, которая переполняла его во время прошлого приезда в Привольное, вообще ничего не осталось. Двери рая, кажется, навсегда захлопнулись перед ним, и он не только не понимал, за что, что именно он сделал не так, но и не уставал поражаться: как мог он жить долгие годы, не осознавая, что живет в раю, и не ценя того счастливого состояния, которое у него было…
Получив наконец свой «Вольво» из сервиса, он отправился в медицинский центр на проспекте Мира. Поехал один, без Юры – ни к чему разговорчивому охраннику раньше времени узнавать, что босс ходит по поликлиникам. Не будет же Виктор объяснять ему, что выбрал этот центр еще и потому, что список сотрудников, представленный на его сайте, показался самым длинным. Среди такого количества врачей уж кто-то должен знать Веру Соколовскую!
Услышав это имя, хорошенькая и пухленькая, как мягкая игрушка, дежурная в регистратуре покачала головой: нет, такой врач у них не числится. А вы, собственно, на прием к какому специалисту? Тут настала очередь Волошина растеряться – он действительно не знал, к кому именно обратиться, и наконец сообщил, что хочет пройти комплексное обследование.
Терапевт, к которому его направили, тоже не знал Веры Игоревны Соколовской. Был он молод, явно не старше тридцати, носил круглые, как у Джона Леннона, очки и часто улыбался. Но когда пациент, путаясь и сбиваясь, стал рассказывать о своем странном состоянии, сразу сделался серьезен.
– Немотивированно сниженное настроение… – бормотал врач, занося жалобы Виктора в компьютер. – Изменившееся, крайне мрачное восприятие реальности… Постоянные ночные кошмары… Вспышки ярости и немотивированной агрессии…
Облаченные в медицинские термины проблемы Волошина выглядели еще более неприятно. Он помрачнел.
– Что, все так плохо?
Врач пожал плечами.
– Пока ничего сказать не могу. В первую очередь надо обследовать центральную нервную систему. Особенно головной мозг.
– Доктор, вы имеете в виду… – испугавшись, Виктор не закончил фразу. Неужели он сходит с ума?
– Посмотрим, что покажет обследование, – уклончиво ответил собеседник.
– Нет, вы все-таки скажите! Я имею право знать!
Волошин чувствовал, что начинает заводиться. Видимо, уловил это и врач, потому что признался с глубоким вздохом:
– То, что вы описали, похоже на ранние симптомы опухоли головного мозга… Только очень прошу вас, не волнуйтесь заранее! Во-первых, посмотрим, что нам дадут компьютерная томография и ядерно- магнитный резонанс. А во-вторых, выявленная на ранней стадии болезнь во многих случаях излечима…
Однако Виктор уже почти не слушал его.
«Неужели действительно опухоль? – проносилось в голове. – А что дальше? Операция? Или медленная мучительная смерть?»
– Вот, Виктор Петрович, – врач протягивал ему какие-то бумаги. – С этим направлением прямо сейчас идите в двести двадцать четвертый кабинет…
«Интересно, операция на мозг – это очень мучительно? – думал Волошин, бродя по стерильным коридорам респектабельного медицинского центра. – Где-то я читал, что сам мозг не чувствует боли… Но ведь до него еще надо добраться… Как это, интересно, делают? Череп, что ли, вскрывают? Ужас какой…»
Как ни странно это для нашего тяжелого времени, когда не только каждый второй, но просто-таки каждый первый страдают тем или иным недомоганием, Виктор Волошин был на удивление здоровым человеком. Даже обычными простудами и гриппами, с роковой неизбежностью подстерегающими жителей средней полосы большую часть года, болел крайне редко. Все его хвори обычно сводились к мелким травмам типа заноз или случайных порезов, редким и недолгим простудам или небольшим проблемам с пищеварением. Как правило, и то, и другое, и третье легко излечивалось мазями и отварами Захаровны. И если не считать регулярных, три раза в год, посещений дантиста (за своими зубами человеку его статуса следить было просто необходимо, как говорится, положение обязывало), Виктор и не помнил, когда был последний раз на приеме у врача. И вдруг – такая напасть, заставившая его столько времени таскаться по кабинетам медицинского центра. Он провел здесь целый день, потом еще один, и еще… Диагностика оказалась на удивление долгим и нудным делом. Он проходил какие-то процедуры, получал на руки заключения, малопонятные для далекого от медицины человека, и относил их своему лечащему врачу. А тот, внимательно прочитав бумажки, только поправлял очки и, избегая прямо отвечать на нетерпеливые вопросы Волошина, заявлял, что для полноты картины нужно сделать еще то-то и то-то, только тогда можно будет говорить с определенностью. И Виктор послушно отправлялся на очередное весьма недешевое исследование.
– Расслабьтесь. Дышите спокойно. Постарайтесь не шевелиться. Больно не будет…
Он знал, что больно не будет. И тем не менее зажмурился, когда его, лежащего на спине в одних трусах, вдвинуло, буквально засосало в длинную темную гудящую трубу, где он почувствовал себя то ли космонавтом, то ли водолазом, то ли микробом в лабораторной пробирке…
«Даже если операция спасет от смерти, смогу ли я после нее стать таким же, каким был? Или превращусь в ходячую развалину, стану несчастным слабоумным? Вроде Сережи? Вот мамочке-то радости будет! Она любит возиться с умственно отсталыми. Наверное, когда взяла этого Сережу, то удовлетворила свою давнюю мечту… А что, если несчастье на меня накликал Сережа? Одним своим присутствием, с того момента, как завелся в уютном Привольном, в моем, можно сказать, родовом гнезде? Недаром древние греки и римляне считали всяких уродов дурным знамением… Вот гадость! Во всем виновата мать. Уродец ей, видите ли, дороже родного сына!»
Неприятное гудение и вибрация трубы наконец прекратились. Прохладная движущаяся часть, на которой лежал Волошин, вывезла его снова к свету.
– Вставайте. Одевайтесь.
– А результат? – привычно спросил он и получил привычный ответ:
– За результатами – к вашему врачу.
К кабинету врача Волошин добрался измученным – не столько физически, сколько морально. Подгибались ноги. Бросало то в жар, то в холод.
Виктор с трудом подвинул к себе стул, чтобы рухнуть на него.
– Доктор, хватит ходить вокруг да около, – прохрипел он. – Признайтесь честно, что со мной. Все-таки опухоль, да? Сколько мне осталось?..
