На очкастом лице врача снова читалась озабоченность – но какая-то новая, иного качества, чем была до того, как Волошин начал обследоваться. Наконец он поднял взгляд от бумаг, которые так долго и внимательно изучал, и, запинаясь, произнес:
– Видите ли… Дело в том, что… Вы совершенно здоровы.
Волошин подумал, что не расслышал, и недоуменно уставился на врача, который снял очки, и без них показался еще моложе – совсем юным, как студент-третьекурсник, и очень растерянным.
– Видите ли… Обследования не нашли у вас никакой патологии, – подробно объяснил он. – Физически вы в норме, соответствующей возрасту. Никаких болезненных процессов, объясняющих ваши симптомы, нет.
В первую минуту Виктор едва не захлебнулся от нахлынувшего облегчения. Но вслед за тем он понял, что разочарован:
– Но тогда что со мной?
– Этого я сказать не могу. Повторяю, физически вы совершенно здоровы. А обследованием психики занимаются другие специалисты…
– Вы что, сумасшедшим меня хотите обозвать?
– Ну что вы! При чем тут сумасшествие? Есть множество, так скажем, отклонений, которые существенно затрудняют жизнь, но ни в коем случае не делают человека психически больным. Отнеситесь к этому спокойно, мы же с вами в двадцать первом веке живем! На Западе уже давно каждый состоятельный человек регулярно посещает своего психоаналитика – это совсем не считается зазорным, наоборот, говорит о том, что пациент заботится о себе. А у нас до сих пор любое слово, включающее слог «псих», воспринимается как оскорбление…
Из последующего длинного монолога Волошин уловил одно: обследование, влетевшее в кругленькую сумму, ничего не показало. Он остался на том же месте, где и был.
Все еще сожалея о зря потраченных деньгах и костеря отечественную медицину, Волошин вышел на улицу и обнаружил, что его «Вольво» наглым образом «затерли» – какой-то нахальный старенький «Фольксваген», грязный, с выломанным фирменным знаком, остановился впритирку, совершенно лишая возможности сдвинуться с места. Возмущенный подобной беспардонностью Виктор несколько раз требовательно нажал на клаксон, призывая владельца развалюхи и уже заранее обрушивая на его голову все мыслимые и немыслимые проклятия. Ждать пришлось недолго – скоро рядом с ним возникла словно из-под земли невысокая стройная девушка в узких брючках и топике.
– Извините меня, пожалуйста! – скороговоркой протараторила она. – Мне нужно было зайти тут в одно место, буквально на минуточку и очень срочно. А припарковаться больше негде, сами видите…
У нее были длинные, вьющиеся крупными локонами черные волосы, и она вдруг откинула их назад почти тем же самым движением головы, каким это делала Вера. И этот жест, такой непроизвольный, естественный и женственный, вдруг вызвал в Волошине целую бурю эмоций. Сказать, что он разозлился, – значило не сказать ничего. Он был вне себя от гнева, он взбесился, он просто убить был готов эту девицу, которая посмела присвоить себе то, что принадлежало только Вере, ей одной. И Виктор вдруг сорвался и накинулся на девушку, крича и обливая ее потоками такой грязной брани, которой сам от себя не ожидал. Но тем удивительнее была встречная реакция. Незадачливая водительница не стала оскорблять его в ответ, не обиделась, не расплакалась, словом, не сделала ничего такого, что можно было бы ожидать от любой другой, оказавшейся на ее месте женщины. Она лишь вздохнула и тихим, ласковым тоном, почему-то напомнившим Волошину тон Захаровны, проговорила:
– Бедный, как же вам тяжело…
– Что-о? – опешил прервавшийся на полуслове Виктор.
– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, – повторила она так, словно и не слышала ни одного из его оскорблений. – Когда человек подвергается такому сильному энергетическому воздействию, как вы, жить трудно, почти невозможно. Начинаешь ненавидеть весь мир…
– Что за бред вы несете? – слова Виктора были грубыми, но тон абсолютно растерянным и даже беспомощным.
– Кто-то воздействует на вашу энергетику, – спокойно и терпеливо, как добрая учительница тупому первоклашке, объяснила девушка. Внезапно поймала его руку и поднесла к глазам. Ладони ее были странно горячими – или Виктору это просто показалось? – Вот, смотрите, у вас кожа на всех подушечках пальцев шелушится – это вернейший признак. Вам нанесли огромную энергетическую брешь, в просторечии – порчу. И сделал это кто-то из близких людей – родственник, любимая женщина или друг. Кто-то, кому вы доверяете, кем очень дорожите… И я, к сожалению, не смогу вам помочь. Я только начинаю свой путь, у меня не хватит ни сил, ни опыта, а тут необходимо очень серьезное противодействие.
Ошеломленный Виктор только глядел на ее сосредоточенное смуглое лицо и не мог произнести ни слова.
– Но я вас только об одном прошу! – продолжала девушка, прижав к груди смуглые руки. – Вы только не сдавайтесь! Надо обязательно бороться! Можно самому, но лучше обратиться за помощью к какому-нибудь очень хорошему, сильному колдуну. Вы меня понимаете?
«Что ж ко мне так липнут всякие уроды? – возмущенно размышлял Виктор, когда смуглянка на стареньком «Фольксвагене» навсегда исчезла из его жизни. – Один поселился у меня на даче, второй обозвал психически больным, третья вообще – какая-то сдвинутая оккультистка… Не иначе, мне в самом деле пора обследоваться на предмет состояния крыши: полностью она отъехала или еще не совсем… Что за бред она несла? Энергетическая брешь… Порча… Да еще нанесенная кем-то из близких…»
Телефон зазвонил так неожиданно, что Виктор даже вздрогнул. Нажал на кнопку, охнул и на мгновение закрыл глаза, неожиданно расслышав в трубке единственно дорогой голос на свете:
– Здравствуйте, Виктор. Это Вера. Помните, мы с вами познакомились в клубе «Зеленая дверь»?..
Глава четвертая, в которой Вера внезапно возвращается и так же внезапно исчезает
Виктор смотрел на Веру уже больше двух часов – и не мог насмотреться, не мог надышаться одним с ней воздухом, не мог наслушаться переливов ее низкого, волнующего голоса. Маленький ресторанчик, где они встретились, находился недалеко от его дома, на том же Гоголевском бульваре, и он пришел туда пешком – нет, не пришел, а прибежал, – даже не дождавшись назначенного ею часа, не взяв с собой ни охрану, ни водителя, и сумасшедше радуясь тому, что может побыть здесь с ней наедине, да еще так, чтобы ни одна знакомая душа не знала об этом. Виктору упрямо казалось, что кто угодно способен помешать им, что в их встречу непременно опять впутаются какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. Но вот уже два часа, как он сидит напротив нее за маленьким столиком, и никто и ничто не препятствует ему разговаривать с ней, любоваться волной ее светлых волос, снова упавших на точеные плечи, ловить взгляд чудесных зеленых глаз, осторожно касаться тонких изящных рук. Ничто на свете было не в силах оторвать его от нее…
– Почему ты так смотришь на меня? – Вера улыбнулась смущенно, почти по-детски, и потянулась за очередной сигаретой. Аромат их уже был знаком Виктору, но только в этот раз он показался ему еще гуще, еще смолистей – настолько, что от этого дыма у него кружилась голова. Или, может быть, дело было совсем не в сигаретах?
Он не стал отвечать на ее вопрос; все и так было очевидно. Вместо этого он взял со стола и повертел в руках маленькую, чуть смятую сигаретную пачку. Странно, марка знакомая, а запах почему-то совершенно особенный…
– Что у тебя за сигареты?
На этот раз без ответа остался уже его вопрос. Вера молча забрала у него из рук пачку и торопливо сунула ее в карман. Жаркая волна залила ее щеки и лоб удушливо-красным светом. Виктор никогда прежде не видел, чтобы эта женщина краснела, и потому даже несколько испугался:
– Я спросил что-то не то? Извини!
– Мне нравится этот запах… – уклончиво проговорила она, и тут Волошина осенила внезапная догадка. Заглянув в дорогое лицо, он решительно поинтересовался:
– Вера, это какие-то наркотики, да? Скажи мне, я должен об этом знать!
Ему не понравилось, как она вздрогнула, и странное чувство опасности дохнуло ему прямо в лицо. Но Вера положила руку ему в ладонь беззащитно и ласково – и он тут же забыл об этих сигаретах, забыл обо
