Жертвы обстоятельств

ловушки, а меня отправили в лагерь, чтобы не мешался. Я тогда прямо весь извелся, пока ждал, а потом вдруг…

— … а потом вдруг появились мы, — закончила я с ноткой грусти по старым временам.

Нет, именно этот эпизод, с бессмысленным и кровавым сражением, когда я впервые применила магию против человека, был не самым хорошим воспоминанием, но само путешествие… Лес, ночевки в «коконе», Ксиль, соблазняющий меня, чтобы потом легче было уговорить глупую девчонку стать жертвой на алтаре…

— Да, да, — с энтузиазмом кивнул Кей. — Совершенно неожиданно, как снег на голову. Чудища, огонь, кровь! И эта страшная магия, — его передернуло, и я почувствовала укол совести: то заклинание могло убить и Кея, как убило других. — Я тогда просто ну ужас как перепугался, все на свете проклял! Северный князь… он был такой… такой… — в глазах у юноши появилось затравленное выражение. — В общем, я думал, что все — прощайся с жизнью, милый Кей, как дядя говорил. Ну, в песенке одной пелось что-то наподобие этого.

Риан невежливо фыркнула и отхлебнула из глубокой чашки совсем не по-королевски. Холли расплылся в улыбке, смешно морща нос, и пригладил пальцами неизменную желтую ленту в косе. Я поспешила поддержать Кея, пока кто-нибудь не свел разговор к шуткам:

— Ну, Ксиль и меня напугал при первой встрече. Я так драпанула — только пятки сверкали, — мне вдруг стало смешно, но Кей внимал этой нехитрой истории совершенно серьезно. — Потом он меня все-таки догнал — и тогда-то я поняла, что раньше это был не страх, а так, ерунда какая-то.

— Вот! — с энтузиазмом подхватил Кей, опираясь ладонями на стол. Мазок сыра на подбородке смотрелся теперь интригующе, словно средневековая «мушка». — У меня то же самое было, что у вас. Он так говорил — приказывал — невозможно не подчиниться! А потом, когда я открыл глаза, и наконец увидел князя… Понял вдруг: я полностью в его власти. Знаете, Найта, жутковатое чувство появилось! Желание саморазрушения, что ли… У князя такое невероятное обаяние! Я подумал тогда: какая глупость, этот Орден — разве может такое существо быть низшим? А потом вы заговорили, Найта, и я будто очнулся.

Фраза прозвучала глуховато, а Кей словно потускнел, как перележавшая на солнце газета.

— Умирать стало очень страшно. И когда вы заставили его пообещать, что жизнь он мне сохранит, я решил, что вытерплю все, и потом буду жить совсем по-другому. А князь… Странно, но мне даже не было больно. Я не помню почти ничего о том моменте — только то, что он дергал немного за мои волосы, будто не мог решить, что ему делать — погладить или ударить. А вы сидели на ступеньках постамента, уши зажимали… И у вас было такое лицо, что я поверил ненадолго, что от беспомощности можно умереть. И плечи у вас дрожали, и губа была прикушена. Нижняя, — он смутился и неловко провел рукой по подбородку, наконец-то стирая пятнышко сыра. — Вы были такой удивительной — сильная и слабая одновременно. Как будто из кусочков составленная. А сейчас — цельная. И сильная, — закончил Мейер совсем тихо.

Я низко опустила голову, разглядывая в кружке всплывшие чаинки. К лицу кровь прилила — стало жарко. Наверняка щеки горели. Последний глоток был торопливым, и вместе с чаем я подцепила и одну из этих дурацких чаинок и теперь перекатывала ее во рту — шершавую, безвкусную, похожую на маленький скученный кусочек бумаги.

Взгляд со стороны — страшная штука. Иногда сшибает, как мешком по голове.

«Сильная. И как же теперь соответствовать?

— А потом? — спросила я, чтобы не молчать.

— А что потом, — рассеянно почесал светлую бровь Мейер. — Потом все было хорошо. Я очнулся на песке, магии не чувствовал — ну, последствия слишком близкого общения с князем. Мы с вами говорили, наверное. Не помню, о чем, но у меня после этого словно новая цель в жизни появилась. Я себя таким свободным почувствовал, таким смелым… Вот так. Северный князь отвел меня в странное место, где было несколько кланников. Он поговорил с ними. Так я и попал в Пепельный клан, — развел он руками, улыбаясь чуть виновато, словно быть частью клана Пепла времени было неприлично, но модно. — Магия со временем восстановилась, а еще появилась жажда деятельности… Ну, сначала меня, конечно, к серьезным проектам не допускали, а потом я уже стал приносить настоящую пользу. И знаете, Найта, что удивительно? Эти кланники ни разу не посмотрели на меня, словно на второсортное существо, отработанный материал, как в Ордене делали.

Я невольно улыбнулась.

— Думаю, это заслуга Тантаэ, — Пепельный князь никак не изменился в лице, но я почувствовала, что он был польщен. — Если он даже Ксиля может одним своим присутствием заставить вести себя прилично…

Это сошло за шутку, и все мы вежливо посмеялись. Ну, по правде сказать, Тантаэ только улыбнулся, но все равно было весело. А я вдруг задумалась о том, что Пепельный князь действительно в любое явление вносил элемент стабильности. Он был такой серьезный, мудрый — надежный. В отличие от других шакаи-ар, того же Ксиля, например, на Тантаэ всегда можно было положиться.

— Право, Найта, вы меня смущаете подобными комплиментами, — с легкой иронией заметил Тантаэ, и я запоздало вспомнила, что рядом, вообще-то, есть телепаты, а мои последние мысли звучали слишком «громко». — И зря вы недооцениваете Ксиля. Сейчас он, конечно, похож больше на подростка, но лишь потому, что таким вы подсознательно желаете его видеть. А вы видели когда-нибудь, как Максимилиан ведет себя с детьми? — вдруг спросил меня Тантаэ, и я даже вздрогнула от неожиданности. — Понаблюдайте, если выдастся такая возможность. Думаю, это будет интересным опытом.

Губы почему-то резко пересохли. Я, будто вживую, увидела, как у Максимилиана, такого же юного и прекрасного, как сейчас, сидит на коленях маленькая светловолосая девочка лет четырех. У нее синие- синие глаза… и она несмело водит пальцем по строчкам в книге, а Ксиль с необычайно сосредоточенным лицом нараспев читает вслух…

Ириано сорванной пружиной вскочил на ноги и с такой силой ударил ладонями по столу, что чай из кружек расплескался, и на скатерти расплылись некрасивые желтые пятна.

— Не смей… — прошипел он, как гадюка, не отводя взгляда от Тантаэ. — Не смей разрушать еще одну жизнь! Ты сделал мою мать несчастной! С шакаи-ар могут жить только шакаи- ар!

— Ты заигрываешься, Ири, — холодно отозвался Тантаэ. Глаза у него потемнели. Имбирный запах в воздухе стал резче. — Это решать не тебе и не мне. А Эвис все-таки была счастлива. И ты сам — верное тому доказательство.

Лицо у Ириано стало страшное. У меня вдох застрял в горле, когда желтые, невыносимо яркие глаза впились взглядом в мои.

— Доказательство? Ты не прав. Ты не понимаешь, — каждое слово Ириано отдавалось пульсацией у меня под черепом. Мир словно сузился пронзительной желтизны и шипящего шепота. — Знаешь, что будет с твоими любимыми Найтой и Ксилем? Сначала — эйфория. А потом она пройдет, и захочется настоящего счастья. Но когда семья останется неполной и через сто, и через двести лет, твой замечательный Ксиль убедит Найту стать шакаи-ар, просто потому, что эгоизм и беспечность у нас в крови. А она поверит, что все будет хорошо, ведь это Максимилиан, ее единственный… Ты знаешь, что бывает с равейнами, отказавшимися от дара?

Меня словно окатило потоком ледяной воды. Конечности стали ватными, а горло сжало спазмом.

Я слушала — и верила. Знала, что это всего лишь гнев говорит за Ириано, что меня просто оглушило чужими чувствами… Но не могла ничего, абсолютно ничего сделать, чтобы выдавить из груди засевший там шипастый комок боли.

— Прекрати. Ты алогичен, — словно через стекло донесся голос Тантаэ. Рассудительный, надежный, спокойный Тантаэ. — Твои речи, Ири, это, как говорят люди, дешевая пропаганда. Громкие слова, за которыми не стоит ничего.

— Заткнись!

— Прекратите оба! — вдруг вскочила Айне, и я словно очнулась от забытья. Голос у пророчицы срывался, как будто она… плакала? — Что вы треплете здесь чужую судьбу? Да что б вы понимали!