глазом мне: ну, молчи, что делать! Раз уж назвался лидером, должен своим примером укреплять, а не смущать народ!
Эта его мечта особо накалялась под конец каждого лета, когда он из родного бара, где все всегда кончалось по стереотипу: «Срочно нужно два нетрезвых тела для души!» — отъезжал на отдых к морю, где этих тел — тоже море. Но увы, благой почин из-за пожарности намерений и там всегда кончался прахом. Только масса лихорадочных ночных романов без каких-либо, как на воде, следов — самый смешной же приключился, когда он в этой лихорадке уже под утро попытался закадрить на берегу пустую урну.
Я пару раз с ним тоже побывал на этой двухнедельной марафонной гонке — когда моя жена сидела дома с малым чадом. Обычно до полуночи в наши шальные сети ни одного порядочного тела не ловилось; дальше оставались на ходу уже явно не те, с кем даже в бреду можно завязать семью. Но поскольку и глаза уже хорошо залиты, пожар в ребре горит — безумно начинало вериться, что нет, еще катастрофической охоте не конец, а только самое начало! И как-то, когда мы уж раз пятнадцать обошли все пляшущие до утра шалманы набережной, так и не надыбав ничего, — товарищ, полоснув горящим взглядом по прибойной кромке, шепчет мне: «Смотри, вон девушка одна сидит!» — «Где?» — «Да ты ослеп, не видишь ничего!» — и с этими словами перемахивает через парапет на пляжную гальку и рвет по ней к какому-то и правда смутно брезжащему силуэту у воды. Но скоро рвет назад: «Тьфу, бесовщина! На хрена ж так близко к воде урны ставить!»
И между другом полным патриотом и неполным в этом плане даже занялась какая-то взаимозависть. Один жениться хочет — и никак, зато вот этот роман с урной так мелким бесом всюду и преследует его. Другой наоборот — не знает, как до той же урны, куда б только сплюнуть и забыть, дорваться. И полный патриот при мне частенько ренегату говорил: «Завидую тебе! Жена, ребенок, половой вопрос закрыл — а тут на старости все рыщешь по блудницам!» Но как-то чувствовалось, что содержание в крови той зависти к другому у ренегата-семьянина было куда выше, чем у патриота-блядуна. Даже однажды ренегат, когда его семейство целый месяц прожило без него на даче, а назавтра уже возвращалось, издал такой щемящий крик души: «Ребята, за весь месяц никому не вдул! Последний день остался, помогите!»
И вот в один год он уже с весны решил во что бы то ни стало тоже выбраться на злачный берег, паливший через наши байки его блудное воображение. Даже купил загодя новые плавки, шорты — вплоть до каких-то сверхнадежных, памятуя о подведших некогда, презервативов. Одна была загвоздка: как убедить не увязаться с ним жену? Тем паче что моя уже сказала: «Еще раз так на море съездишь — и можешь больше ко мне не возвращаться». И приятель, поругивая эту ревность жен, что поди еще не так взыграет в его архиверной половине, заикнись лишь о раздельном отдыхе, — все строил свою убедительную байку под нее. Мол есть всего одна горящая путевка, устал страшно, но могу, конечно, и не ехать и так далее.
И вот уж перед тем, как друзьям брать путевки, а я по уже названной причине выбыл из компании, встречаемся мы в нашем баре — а семьянин является черней ночи с лица. «Что, — спрашиваем, — не пустила?» Он долго молча созерцал нервозно пролитую им на столик водку, доложил еще на грудь — и говорит: «Да нет, только я сам уж ехать не хочу». Пытали мы его, пытали; вот что оказалось. Значит, обкатав уже раз сто в душе свои турусы на колесах, он, наконец набравшись духу, подъезжает с ними к своей беспримерно любящей жене. Но та, едва он двинул свой турус, и отвечает прямо по его же тексту: «Да, вид усталый у тебя, отдохнуть надо обязательно — а езжай-ка ты один, еще лучше развеешься с друзьями без меня!» И страшный червь тут вполз в приятельскую душу: а что ж это она нисколько не ревнует? Не может же, если питает верность, а не аналогичный его собственному задний умысел, так просто отпускать на всем известный своей аморалкой берег!
И до того этот червяк беднягу зажевал, что он так никуда и не поехал — лишь потому, что жена не закатила ему сцену ревности, как это сделала моя, а безотказно уступила то, чего он и желал без задних ног! Перещемило изнутри — и все, и никакие наши доводы не брать дурное в голову не помогли.
Да и как помочь тому, кого постиг этот щемящий червь, подобная утробная глистища? Скорми ему хоть весь магаз — все сыт не будет, ибо все уйдет в привес лишь этой гадине, которая у нас сейчас и пожирает все вокруг!
Но почему при всем честном народе, при действующих — и уже не вразнобой, а вполне, через указанное место, слитно — патриотах с демократами, эта мразь у нас только повсюду и берет свой низкий верх? И мой дорвавшийся до процветания приятель вместо блаженного, со всеми удовольствиями, отдыха на море выбирает этот безутешный секс с моей нечесаной губой!
Хотя за всем этим и был, может, некий прагматический подтекст. Незадолго до своей синекуры в той теневой газете он мне при встрече говорит: «Можешь отредактировать одну книжку?» — «Чью?» — «Мою. Ну я, ты знаешь, этих писательских иллюзий не питаю, просто сложил что-то, типа самоотчета, такой визитной карточки. Спонсоры сказали: уже слепые и немые с книжками, а ты сам пишешь, стыдно не иметь!»
Прочел я эту книжку — сорок тысяч тех же незабвенных строк о жатве, как их поправлять? Хотя даже удивительно, что просто в жизни он куда живее на язык, а тут как по бумажке все — порок, кстати сказать, многих потянувшихся от своих слов к бумаге краснобаев. Короче, обошелся я какой-то мелкой правкой — и возвращаю рукопись ему. Гляжу — а у него в глазах та самая что ни на есть иллюзия: «Ну а как в целом? Ну, я не об этих ваших писательских финтах, это у вас на них есть время — а по-настоящему?» Ну, то есть все равно что я б сплясал по пьяной морде перед балериной и спросил: «Да, я, конечно, дрыгать этими ногами не мастак, но в целом как? По-настоящему?» Ну что было ему сказать? «В целом, — говорю, — молодец! Как меня когда-то похвалил один абрек за мою книжку: «Столько слов — и все ты написал!».
Мой отзыв автора визитной книжки все-таки обидел. Пролистал он ее, посмотрел мою правку — и с ущемленным вовсе видом говорит: «Ну, это в принципе мог и корректор сделать. Мог бы по дружбе заголовки хоть придумать поострей!»
И, значит, судя по дальнейшему, он мне и эту нерадивость внес в свою обидную строку. Но что на самом деле было все-таки ему нужней: мое более радивое участие в его из зада вон пожатой книжке, сама эта книжка — или сам этот ректальный секс со мной?
Думал я, думал, должен ли, коль так сложились мои обстоятельства, таким путем за свое право на занятие платить? Как платишь за квартиру, проезд, адюльтер — уже как раз той же лукавой от души монетой? Как во всем мире покупается лицензия на деятельность — ну, у нас еще больше в ходу формы, так сказать, натурального обмена. Джордано Бруно вовсе за свои идеи на костер пошел — но подошел бы, интересно, так же стойко к рыхлой жопе инквизитора? То есть где взять такой надежный до конца прибор, чтобы при таком подходе не намотать той же заразы на язык — все же орудие еще и творчества? Не то из для себя хотя бы лестного борца с проклятой гадиной как раз и превратишься в самому себе немилого носителя ее.
Но как я ни пытался разогнать, как тучу, этот выпавший передо мной, как кишка, синдром приятеля — какая-то нелегкость в сердце оставалась все равно. Ужель он прав — и писать просто, не лижа при этом ничьих жоп, при наших победивших смычно патриотах с демократами, больше не профессия?
Глазами ящика
— Гость нашей студии сегодня — наше всё, которое не надо представлять: Грызло Грефович Пупин! Дорогой Грызло Грефович! Прежде всего позвольте от лица людей поблагодарить вас, что пожертвовали своим драгоценным временем для встречи с ними. И за такую исключительную жертву поцеловать от имени их вашу туфлю!..
— Ну, эту дикость тоталитаризма мы уже изжили… — подставляет ведущему туфлю. — Разве если вам так хочется…
— Еще бы! Кто, как говорится, не целует, тот не ест! — вытирает платком губы, на экране вспыхивает: «Платок ведущему предоставлен фирмой «Новый вкус» — эталон мужского вкуса и достоинства!»
— А теперь, после такого эмоционального вступления, переходим к самой встрече. Спонсор ее — компания «Педегри кал». Если хотите, чтобы ваш любимый пес был гладок и приятно калился, покупайте