Москвы национально-освободительную войну во главе с «белорусской шляхтой», что московиты то и дело вырезали от трети до половины белорусов и продавали пленных белорусов в Астрахани на невольничьих рынках, что Петр Великий уничтожил до 700 тыс. белорусов и сжег крупнейшие белорусские города. Страшной утратой для белорусов (которые все еще не знали, что они — белорусы) считается утрата возможности учиться в европейских университетах, где они, разумеется, никогда не учились (возможно, за исключением фальсификаторов истории и прямых врагов России и русских).
И, конечно же, в качестве обоснования всех этих домыслов привлекается марксизм с его тезисом о России как о «тюрьме народов». Ведь белорусы «становились в захватнических царских походах пушечным мясом», пока на их родине «белорусских святых понижали в ранге». Наполеон сильно бы удивился, узнав, что в его армии были многочисленные «белорусские полки», а русские — что во время войны с Бонапартом перемолотили за полгода полмиллиона «белорусов».
Объяснение этому бреду только одно — горячечная русофобия, которая путает в сознании фальсификатора русских и поляков, русских и французов, выдавая вымышленные группы населения запада России за «белорусов». Белорусы становятся поляками второго сорта, периферией чужой истории, но зато со своим гонором — вполне совпадающим со шляхецким анахронизмом современного польского руководства. Еще одна причина — ненависть к православию, выраженная в приверженности униатству, якобы, представляющему народную веру белорусов. И еще заказ — заказ Запада на дискредитацию России от начала ее истории до современности.
Так историческая правда о Руси и русских становится «недоразумением», а наглая фальшивка полонизированного путаника — открытием нерусских белорусов с тысячелетней историей. Таким путем подчеркивается дистанция с «большими народами», а на деле — с родовым национальным ядром. «Азиатская» Русь противопоставляется европейскому славянству, а Россия превращается в агрессора, будто бы захватившего восточный форпост европейского мира. Таким образом формируется идеология разделенного существования великороссов и белорусов, не допускающая возвращения Белоруссии к ее исторической миссии западного форпоста Русского мира.
Мы можем предположить, что столь циничные «изобретатели истории» представляют крошечное этнокультурное меньшинство — настолько ничтожное, что не имеет никакой поддержки в Белоруссии, только в Российской Федерации находя своих слушателей и сторонников среди расистов-русофобов, годных для консолидации в совместной ненависти к русским.
В современной русофобии либеральной белорусской интеллигенции ясно прослеживается европейская вражда к России, превращенная ныне в моду, имевшую всплески и в прежние времена. Эта мода всегда была связана с замыслом агрессии против России и имела расистский отпечаток. Так, основоположники марксизма легко определяли интерес рабочего класса именно в войне против России: «[Рабочий класс] хочет вмешательства, а не невмешательства; он хочет войны с Россией, потому что Россия вторгается в дела Польши; и он это доказывал каждый раз, когда поляки восставали против своих угнетателей». Маркс и Энгельс писали: «Клич “Да здравствует Польша!”, который раздался тогда по всей Западной Европе, был не только выражением симпатии и восхищения патриотическими бойцами, которых сломили с помощью грубой силы, — этим кличем приветствовали нацию, все восстания которой, столь роковые для нее самой, всегда останавливали поход контрреволюции… Клич “Да здравствует Польша!” означал сам по себе: смерть Священному союзу, смерть военному деспотизму России, Пруссии и Австрии, смерть монгольскому господству над современным обществом!» Когда польские повстанческие лидеры выпустили в 1830 году Манифест, в котором объявили своей целью «не допустить до Европы дикие орды Севера», «защитить права европейских народов», сочувствующие мятежникам Маркс и Энгельс подтвердили в лозунгах мятежников расистский смысл: «смерть монгольскому господству!»
Польская пропаганда задолго до Гитлера сформировала расистский домысел о русских как об азиатах, совершенно чуждых европейской цивилизации. В своем неизбывном желании отторгнуть Украину от Империи, поляки (а вслед за ними и европейцы) стремились отделить малороссов от русских и умаслить их как «своих» в противовес «чужым», которыми признавались для Европы русские. Что же касается белорусов, то им Европа никогда не отводила никакой иной роли, кроме рабов у польских панов.
В польской литературе было принято употреблять слова Rossianin (россиянин), rossuiski (российский) для великорусов, а слова Rusin, ruski, Rus, для обозначения малорусов и белорусов. В польских повстанческих прокламациях русских именовали «москвой», а украинцев и белорусов — русскими или русинами. Поляки всегда играли лидирующую роль в формировании украинского сепаратизма и «научном» обосновании отдельного происхождения украинцев и их расовых и языковых отличий от великороссов. В Париже вышел труд Франциска Духинского «Народы арийские и туранские», где утверждалось арийское происхождение поляков и «русских» (украинцев), а москалям приписывалось туранское (финно- монгольское) происхождение. При этом Русь (Украина) рассматривалась как провинция Польши, а «русский» (украинский) язык — как диалект польского. Язык великорусов («московский язык») европейский расист считал искаженным татаро-финскими варварами славянским наречием, принятым лишь под давлением Рюриковичей. Разумеется, научная несостоятельность этих измышлений в Европе мало кого беспокоила. Вековой страх перед Россией, обострившийся после блестящих побед русских в войне с Наполеоном, был доминантой европейского общественного сознания в течение всего XIX века.
В одном из писем Энгельсу, Маркс точно указал на «тот исторический факт, что сила и жизнеспособность всех революций, начиная с 1789 г., довольно точно измеряются их отношением к Польше. Польша — их “внешний” термометр». Этот «термометр» работает до сих пор — как в Польше, так и в Белоруссии, где русофобы с большой горячностью повторяют геббельсовский миф о расстреле польских офицеров изуверами НКВД. Тем самым из русских создан «образ врага», действующий в рамках своеобразной «религии Катыни».
Восточные романцы (волохи — по русским летописям) сформировались в балкано-дунайских землях из потомков фракийцев, которые затем смешались со славянами. В XIV в. славяне заселяют Прутско- Днестровского междуречье. Они широколицы, широконосы, широкоорбитны, как и большинство средневековых восточных славян (по двум последним параметрам). Позднее из этой общности выделяются румыны и молдаване.
Обратный процесс выравнивания обусловлен этнополитическими процессами, унифицировавшими население современной Молдавии. Антропологический и антропогенетический состав проживающих в Молдавии современных молдаван, украинцев и русских очень сходен и сближается по ряду признаков с народами Балканского полуострова. При этом краниологические данные соответствуют большой европеоидной расе и адриатической (динарской) расе. Молдаване и их соседи, предпочитающие иные этнонимы, характеризуются черепным указателем выше 80, относительно высоким и некрупным черепом, проявляя сходство с венграми, румынами, греками, турками, сербами, хорватами, словенцами, чехами и великороссами.
Для России особенно важно существование на территории Молдавии этноса с древним именем «русины» (руснаки, руськие), совпадающим с именем всего русского народа. В договоре князя Олега с греками (912 год) значились с одной стороны «християне», а другой — «русины». Именование шло от племенного имени «русь» (по аналогии «немчин», «литвин» и т. п.). Вероятно, придунайские русские времен князя Святослава — южнорусское население, имевшее тесные контакты с Византией.
В XIV–XVIII в., как свидетельствуют исторические данные, Молдавское княжество, Подолия и Галиция были местом проживания многочисленного русского населения (рушь, молд. = русские). Этноним «русские» по отношению к русинам Молдавии сохранялся до середины ХХ века. Затем, власть и официозная наука перестали признавать русинов как русских.
В начале ХХ века русины заселяли восток Австро-Венгрии, где их численность превышала 3 млн
