чувство вины, потому что они умерли, а я выжил. Ты говоришь, что спас мою жизнь только потому, что я находился в камере номер один. Если бы я был не в ней, то выжил бы кто-нибудь другой, а я был бы теперь мертв.

— Вы не должны чувствовать вину, — возразил Никодимус. — Если кто-то и должен чувствовать вину, так это я, но я вины за собой не чувствую, так как рассудок говорит, что я мог действовать и действовал в границах нынешней технологии. Но вы-то — вы вовсе в этом не участвовали. Вы ничего не делали, вы не принимали решения.

— Да, я знаю. Но все-таки не могу не думать…

— Ешьте суп, — сказал Никодимус. — Жаркое стынет.

Хортон зачерпнул ложку супа.

— Хороший суп, — сказал он.

— Конечно, хороший. Я же вам говорил, что я отличный повар. Или могу быть отличным поваром.

— «Можешь быть», — передразнил Хортон. — Странный способ делать утверждения. Или же ты повар, или не повар. Но ты заявил, что можешь быть поваром. И так же ты сказал насчет того, что можешь стать инженером. Не сказал, что ты инженер, но что можешь им стать. Мне кажется, дружище, что ты можешь быть слишком уж многим. Только что ты сделал утверждение, подразумевающее, что ты можешь быть еще и хорошим техником по анабиозу.

— Но я высказал все это в точности, — возразил Никодимус. — Так оно и есть. Сейчас я повар, а могу стать инженером или математиком, или геологом, или астрономом…

— Геологом тебе быть ни к чему. Геологом в этой экспедиции был я. Хелен была биологом и химиком.

— Когда-нибудь может появиться нужда в двух геологах, — сказал Никодимус.

— Это ужасно, — проворчал Хортон. — Ни один человек или робот не может сразу быть стольким, скольким, по твоим словам, являешься или можешь являться ты. Это отняло бы многие годы учения, и в процессе обучения каждой новой дисциплине ты терял бы что-то из предыдущего. Далее — ты просто служебный робот, неспециализированный. Посмотрим на это прямо — возможности твоего мозга невелики, а твоя система реакций относительно малочувствительна. Корабль сказал, что ты был избран специально из-за несложности — из-за того, что с тобой мало что может произойти неладного.

— Что было совершенно верно, — признал Никодимус. — Я таков, как вы сказали. Посыльный и подручный, и мало для чего еще гожусь. Возможности моего мозга малы. Но когда у тебя два или три мозга…

Хортон швырнул ложку на стол.

— Ты свихнулся! — воскликнул он. — Два мозга не могут быть в одном теле.

— У меня два мозга, — спокойно отвечал Никодимус. — У меня прямо сейчас два мозга — старый, глупый стандартный мозг робота и поварский мозг, и если я захочу, я могу добавить еще один мозг, хотя я не знаю, какой мозг мог бы послужить дополнением к мозгу повара. Может быть, мозг специалиста по питанию, хотя в наборе такого мозга нет.

С некоторым усилием Хортон овладел собой.

— Давай-ка начнем сначала, — предложил он, — давай-ка начнем с самого верху и пойдем эдак легонько и осторожненько, чтобы мой тупой человеческий мозг мог уследить за тем, что ты говоришь.

— Это все те пятьдесят лет, — пояснил Никодимус.

— Какие еще пятьдесят лет, будь оно все проклято?!

— Пятьдесят лет, прошедшие после того, как вас заморозили. За пятьдесят лет можно сделать массу исследований и изобретений, если много людей направят на них умы. Вас учили, не правда ли, при участии сложнейшего робота — совершеннейшего экземпляра человеческой технологии, какой только был построен.

— Это так, — согласился Хортон, — я его помню, словно видел только вчера…

— Для вас это было только вчера, — согласился Никодимус, — тысячелетие, прошедшее с тех пор, для вас все равно, что ничто.

— Вот уж был мерзкий тип, — продолжал Хортон, — вот уж поклонник строгой дисциплины. Он знал втрое больше нас и был вдесятеро работоспособнее. Он нам постоянно талдычил об этом в своей гладенькой, елейной, мерзкой манере. Так наловчился, что не заткнуть было. Мы его, сукина сына, все ненавидели.

— Ну, вот видите, — победоносно сказал Никодимус. — Так продолжаться не могло. Ситуация создалась невыносимая. Подумайте, какие были бы трения, если бы его послали с вами, какое несовпадение личностей. Вот потому-то вы и получили меня. Такими, как он, невозможно пользоваться. Нужен был простой, непритязательный олух, вроде меня, такой робот, какому вы приучены отдавать приказы и который не станет обижаться на то, что ему приказывают. Но простой, непритязательный олух, вроде меня, был бы неспособен сам справиться со случайностями, в чем иногда может возникнуть необходимость. Так натолкнулись на мысль о вспомогательных мозгах, которые можно было бы вставить на место при необходимости подкрепить туповатый мозг, вроде моего.

— Так ты хочешь сказать, что у тебя полная коробка запасных мозгов, которые ты попросту приставляешь себе!

— Ну, не настоящих мозгов, — пояснил Никодимус. — Они называются трансмогами, хотя я не совсем знаю, почему. Кто-то мне говорил однажды, что это сокращение от слова «трансмогрификация». Есть такое слово?

— Не знаю, — признался Хортон.

— Ну, как бы там ни было, — продолжал Никодимус, — у меня есть трансмог повара и трансмог физика, и трансмог биохимика — в общем, мысль вам понятна. В каждом закодирован полный курс колледжа. Я их сосчитал как-то, но уже забыл. С пару дюжин, пожалуй.

— Так ты можешь и вправду оказаться в силах наладить этот туннель Плотоядца?

— Я бы на это не рассчитывал, — возразил Никодимус. — Я не знаю, что в трансмоге инженера. Существуют ведь столько разновидностей инженерного дела — химическая, электрическая, механическая.

— По крайней мере, у тебя будет какая-то основа.

— Так-то оно так. Да ведь туннель, о котором говорил Плотоядец, наверняка выстроен не людьми. Людям бы не хватило времени…

— Нет, он может быть человеческим изделием. У них была почти тысяча лет, можно сделать много чего. Вспомни-ка, чего мы достигли за пятьдесят лет, о которых ты говорил.

— Да, я знаю. Может быть, вы и правы. Может быть, полагаться на корабли не очень-то хорошо. Если бы люди полагались на корабли, они бы не добрались к этому времени так далеко и…

— Могли добраться, если изобрели движение быстрее света. Может быть, если добиться этого, то никаких природных ограничений скорости уже не останется. Если сломать световой барьер, то, может, и нет никаких границ насколько быстрее света можно лететь.

— Я почему-то не думаю, что изобрели движение со сверхсветовой скоростью, — ответил Никодимус. — Я слышал множество разговоров об этом после того, как меня вовлекли в проект. Ни у кого, похоже, не было никакой отправной точки и никаких стоящих соображений о том, как это сделать. Более чем вероятно — люди просто высадились на планете, далеко не столь удаленной, как наша, и нашли один из туннелей, а теперь пользуются ими.

— Но ими пользуются не только люди.

— Да, это совершенно очевидно по Плотоядцу. И сколько иных рас пользуются ими, у нас не может быть представлений. А как быть с Плотоядцем? Если мы не заставим туннель действовать, он захочет отправиться с нами на корабле.

— Только через мой труп.

— Вы знаете, я чувствую в точности то же самое. Он довольно неотесанная личность, и может быть немало хлопот со введением его в анабиоз. Прежде, чем мы сможем это сделать, нужно узнать его химизм.

— Этим ты мне напоминаешь, что мы не возвращаемся на Землю. Что это еще за новости? Куда

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату