Но для меня брат, свобода — это абсолютная власть, — Эру резко повернул руку. Что-то внутри Брас жалобно хрустнуло и изо рта демона хлынула кровь. — А ты мне мешал, — Эру со вздохом отбросил тело ребёнка на середину комнаты.
— Брас! — вскрикнула Сиренити, резко оборачиваясь, но не прекращая жестикуляций. Мальчишка, как сломанная, испорченная кукла лежал почти у её ног. Из его рта хлестала кровь. — Брас!!
В этом момент серебристый луч наотмашь рассёк шею волшебницы. Сиренити ещё каким-то чудом успела повернуться и встретиться взглядом со светловолосым магом.
— Ты, — прохрипела она и, закатив глаза, рухнула на пол, рядом с мёртвым Брас.
Эру опустился на колени, отвёл чёрные волосы с виска волшебницы. Его пальцы оставили яркие следы крови на бледной коже.
Маг замер рядом. Серебристый луч исчез, а глаза Нуала остекленели.
Эру рассмеялся, запрокинув голову, глядя, как в ярком красном свете растворяется тело Брас. Последней исчезла мертвая Сиренити — в золотистый искрах. Словно красивый, прощальный фейерверк.
А где-то неподалеку рыдала от горя скрипка, и девушка как две капли воды похожая на Сиренити — только светловолосая, вращаясь в пронизанном солнечными лучами кристалле, наблюдала за происходящем — и видела сны.
Но не вмешивалась.
Пока не вмешивалась.
Иногда роль даётся так не просто, а маска ломается, стоит только приблизить её к лицу.
Иногда актерское мастерство срывает аплодисменты, но, бездна, как же потом тяжело по частицам собирать индивидуальность, душу — то, что составляет настоящую тебя.
А ещё случается, маска сломалась и приходится открыться перед зрителями. Тысячи глаз устремлены на тебя — только на тебя — а в груди нарастает животный, леденящий душу страх.
Сиренити чувствовала именно это, когда, в последний момент перед исчезновением в золотых искрах портала, она поймала растерянный взгляд Нуала — маг ещё просто не понял, что произошло, как удалось с его детской силой сдержать 'волну' мощи Повелительницы. В этот последний миг, когда разум волшебницы удерживал схему портала и двойную иллюзию — себя и Брас, перед глазами Сиренити образ Нуала вдруг исказился, превращаясь в темноволосого, хрупкого мальчишку с изящными чертами лица, правда, искажёнными невероятным беспокойством. За доли секунды до её 'смерти' Сиренити услышала безумно знакомый крик:
— Шери!
Потом сознание провалилось, оставив место инстинктам, навсегда вбитым в неё учителями. Тело делало что-то, совершенно от Сиренити независящее — чертило жестами знаки и формулы, может, сражалось — если было с кем. Волшебница же видела только, как плакал дождь, и крупные капли падали на балкон в тот серый день в Нуклие, когда она, шатаясь от слабости, стояла на виду у огромной толпы людей и волшебников, славящих новую Повелительницу, а чей-то голос шептал, что её брата больше нет… что его убили слуги Иллариуса Безумного, чьё имя навсегда останется для Сиренити символом ужаса… Именно тогда тринадцатилетняя девочка, наивно полагавшая, что знает все кошмары жизни, почувствовала одиночество и беззащитность… и пустоту. Вместе они сводили с ума — а в ушах лишь эхом отдавалось 'Да здравствует, королева!'. Да серые, безликие тени магов присутствовали где-то рядом — бывшие враги Иллариуса, они пальцем не пошевельнули, чтобы помочь ей.
Может, именно тогда она возненавидела волшебство? Конечно же нет — позже, намного позже тринадцатилетняя испуганная девочка Шериада превратилась в холодную, равнодушную Сиренити, умеющую надевать любую маску — быть заботливой, злой, могущественной, нежной, яростной, милой… Среди вороха образов не было места для неё настоящей — маленькой Шери, мечтающей стать Целительницей.
Она изменилась, подстраиваясь под навязанные ей нормы. Она даже сменила имя. Сделала всё, чтобы забыть прошлое. Но иногда образ её бесконечно совершенного, любимого и надёжного старшего брата всплывает из дальнего уголка памяти, возвращая боль и ужас первых дней её 'царствования'. Тогда остаётся только прятаться за очередной маской, надеясь, что 'благодарная аудитория' удовлетворится игрой — стратегия, выработанная Сиренити — Повелительницей. Удобная и надёжная — настолько, что привыкаешь лгать и себе…
Но даже талантливому актёру иногда необходим отдых.
…-Ведьма! Проклятая колдунья! Что ты сделала с моим господином?! — вопили совсем рядом.
Кто-то больно тряс Сиренити, и голова волшебницы всё время стукалась обо что-то твёрдое.
Девушка, задыхаясь от боли, попыталась открыть глаза, но увидела лишь как туда-сюда проносится украшенный мозаикой потолок, и её тут же затошнило.
Руки, сжимающие её воротник, не отпускали.
— Колдунья!!
— А-а-атпусти-и-и, — простонала волшебница и тут же больно стукнулась головой об пол. Бездна, как же плохо-то. Кажется, она себя переоценила. Или нет? Ещё осталась энергия на заклинания или истерзанное бесконечными тренировками, но всё равно такое слабое тело снова подвело?
Через силу Сиренити снова открыла глаза, щурясь, подождала, когда комната перестанет вращаться, и вернётся в нормальное положение. Осторожно, поскуливая от боли, молотком стучащей в висках, встала на четвереньки, проползла так немного, вскрикнула и снова рухнула на пол.
— Колдунья! Ты мне ответишь! — не успокаивались рядом.
Сиренити, не обращая внимания, протянула руку к чему-то, представляющемуся ей тёмной кучей, а оказавшейся в итоге волосами мальчишки-демона.
— Брас, — прохрипела она. — Брас!
'Куча' лежала, не шевелясь, и Сиренити, всхлипнув, нахмурила лоб. Голову тут же взорвало болью, а из руки к демону протянулась толстая золотистая нить. Брас вздрогнул. Резко вздохнул. И…
Волшебница снова потеряла сознание.
Хвала богам, на этот раз обошлось без видений и образов.
Как она смогла это сделать?
Я снова и снова смотрю на хрупкую, бледную, неподвижную девчонку, раскинувшуюся на кровати Катарины. Под глазами чёрные мешки, в уголке губ струйка крови стекает на шею, правая рука испещрена безобразными шрамами до локтя. Как же я их раньше не заметил? Не знаю. Кажется, моя хвалёная наблюдательность, необходимая судье, подвела. Видимо, не заметил я не только шрамы. Девчонка сумела удивить. Да что там удивить — я не понимал… до сих пор не понимаю, как она смогла… осуществить всё, о чем говорила: обмануть Эру, сотворить иллюзию на шей смерти… как?
Её сила сводит с ума. Впервые сталкиваюсь с такими способностями, возможностями… с такой мощью. Внутри этой девчонки магия бурлит, как неспокойный океан, как пожар, как ураган… Даже у отца ничего подобного не было. Девочка открылась лишь на мгновение, необходимое, чтобы заменить живого меня иллюзией, инициировав видимость смерти. Но… я самого начала не верил в её 'план'. Решил, что у девочки очередной бред, но он играл мне на руку. Раньше приходилось искать повод увидеться с братом — а здесь сумасшедшая сама это предлагает. Конечно, я согласился. Насколько повреждено её восприятие реальности, не имело значения, девочка же наверняка будет сражаться перед смертью — так я считал. Будучи судьёй, мне приходилось видеть много сумасшедших, и всех их объединяло одно — дикое, безудержное желание жить. Вряд ли девочка являлась исключением. Мне очень хотелось сыграть на этом — колдунья заняла бы внимание брата, пусть и ненадолго — мне бы хватило нанести удар. Всё шло так, как и предполагалось — до того, как девочка начала колдовать, действительно вызывая иллюзии. Иллюзии? Ха! Они были реальными, ощутимыми, осязаемыми — разве это иллюзии?! При этом волшебница умудрялась удерживать портал, да так, чтобы о его конечной точке не узнал никто из слуг брата. Ах да, ещё она сражалась с волшебником Эру. Невероятно. На всё это требовалась колоссальная энергия — её просто не могло выдержать столь хрупкое тело, как у девчонки. А уж когда она колдовала… между нами действительно есть связь, потому, даже не имея доступа к магии, даже скованный проклятием, я видел её настоящую
