Новенький

запротестовал. Если я не хочу проблеваться снова, придется сидеть с открытыми глазами.

Я сидел неподвижно и пытался отключиться от мира. Желудок-бетономешалка – наименее отвратительное из всего, что воспринимали органы чувств. Я потрогал рукав замшевого пиджака. Тоже не ужасно. Пробовать на вкус, нюхать, слушать или разглядывать нечего, но если трогать замшу и дальше, может, удастся стереть из сознания все остальное. Я посмотрел в окно, надеясь увидеть звезду, но за лондонскими уличными фонарями звезд не разглядишь. Пришлось остановиться на рукаве пиджака.

Еще час и двадцать пять минут. Скоростью моих часов управлял какой-то злобный гад.

Мне надо домой.

Мне надо домой.

Мненадодомой.

Мненадодомойнададомойнададамойнададамой.

Глава семнадцатая

Я был так счастлив, когда тусовка наконец завершилась и я сел в метро до Хэрроу, что решил отложить самоубийство по крайней мере на неделю.

Несмотря на то что ни на одной тусовке шестого класса мне ни минуты не было хорошо, ходил я на все.

Пожалуй, стоит повторить. Количество тусовок: множество. Количество минут на тусовках: еще большее множество. Общее количество минут на тусовках, когда происходило что-нибудь хорошее: ноль.

Не идеал социального уравнения, но я все-таки с ним мирился, – главным образом за отсутствием выбора. Дэйв стал негритосом, Гонг-Бай на корабле целовался с фантастически красивой китаянкой. Они встречались еще пять лет, он общался с ней исключительно на кантонском диалекте и обогатил меня обширными, по сей день неисследованными глубинами смысла выражения «держать свечку».

Барри, кстати, пришел на одну тусовку, сообщил мне, что все это – дерьмо собачье, ушел через полчаса и больше ни на одной не появлялся.

Несмотря на нулевую отметку удовольствия на этих тусовках, что-то в них меня привлекало. И дело не только в отсутствии других занятий. Я всегда шел туда с жаждой завоеваний, открытий и приключений. Не в том смысле, что рассчитывал раскопать новых людей или открыть непознанное в себе самом. Мой путь открытий носил строго биологический характер. Дело было не в удовольствии. Как и все остальные, я шел лишь для того, чтобы сложить эту головоломку, выяснить, почему... ну, в общем, почему у противоположного пола одни места мягче других.

В идеале я бы еще поучился, как с ними разговаривать, но стремиться к этому – пожалуй, уже немного чересчур.

Несмотря на мою сексапильность ниже среднего, я обнаружил, что, когда все напились и всех красивых разобрали, мне всегда удается найти кого-то, с кем поэкспериментировать.

Одной из худших была тусовка в конце семестра, на которой я наблюдал, как Школьный Зверь полощет член в бутылке зубного эликсира, затем водруженной на полочку в ванной. Я целиком поддерживал этот фокус (в конце концов, дело происходило дома у Нила Котари). Однако меня поверг в уныние мой первый полноценный разговор с представительницей женской школы: в конце она проговорилась, что по их сторону Берлинской стены меня зовут «Бруно». Я сделал катастрофическую ошибку, настояв на объяснениях. И обнаружил, что это не ласковый намек на то, что мой голос похож на Бруно Брукса[14], или что мой мозг напоминает Бруно Беттельхайма[15]. После получаса игры в угадки обнаружилось, что прозвали меня в честь Фрэнка Бруно[16], тем самым восславив мой ставший легендарным апперкот в вагину.

О нем знали все. Повторяю – все.

Все.

В плане сексуальной жизни на ближайшее время это не сулило ничего хорошего.

Совсем ничего хорошего.

Глава восемнадцатая

– Барри?

– А?

– Ты почему на тусовки не ходишь?

– Не знаю.

– Должна же быть причина.

– Гмм... Полагаю, потому, наверное, что они – сплошь дерьмо собачье.

– Верно.

– А что? Тебе там нравится?

– Нет. Я считаю, они дерьмо собачье.

– Тогда зачем ты туда ходишь?

– Не знаю.

– Должна же быть причина. Что-то же заставляет тебя туда ходить.

– Нет. Никакой причины – просто хожу.

– А.

– Но я их терпеть не могу, – сказал я. – На самом деле я их ненавижу.

– Потому что они – дерьмо собачье?

– Ага. Потому что они – дерьмо собачье. Потому что они – полное дерьмо. Черт, дерьмо полное. Такое дерьмо. Черт. ОХ, БЛИН!Черт! Как подумаю... Черт. Такое дерьмо. Так ужасно. Просто ТАКОЕ, ТАКОЕ ДЕРЬМО! ЧЕРТ!

– Когда у тебя случается духовное озарение, ты очень членораздельно излагаешь. Ты в курсе?

– Такое дерьмо.

– Тогда зачем туда ходить, осел?

– Не знаю. Просто не знаю. Зачем туда ходить? Барри, скажи мне, какого хрена туда ходить?

– Девчонок лапать?

– Да. Теоретически – да. Но мне мало что достается. И даже когда кого-нибудь нахожу, удовольствия никакого.

– Черт. Может, стоит познакомить тебя с дядей?

– Очень смешно. Может, и стоит.

– Слушай, Марк, Не будь таким кретином. Разумеется, тебе не в кайф лизать совершенно незнакомому человеку гланды, когда ты надрался, да к тому же вы друг другу даже не нравитесь. Это омерзительно.

– Да?

– Блин, да конечно же.

– То есть мне это и не должно быть в кайф?

– Ну... тебе должно быть в кайф. Вроде как в таких вещах это подразумевается. Но раз тебе не в кайф, не делай этого.

– Не будь мудаком. Не могу же я забить на женщин болт за две недели до восемнадцатилетия. Как-то рановато.

– Я не предлагаю забить на женщин болт. Просто говорю, надо бросить эти подростковые обжималки.

– А что мне еще остается? Я подросток, и я умею только обжиматься.