решают самый главный вопрос: кто из них сильнее?
Как-то утром он услышал непонятное постукивание в том направлении, откуда ночью до него доносился шум поединка. После завтрака он отправился один выяснить, в чём дело, и, выйдя к прогалине, осторожно осмотрел её сквозь кусты. Два оленя, упёршись лбами, пытались толкать друг друга, но силы их совсем иссякли. Высунутые языки и широкая площадка истоптанного снега свидетельствовали, что бой продолжается уже много часов и что действительно ночью он слышал именно их. Но противники были равные, и зелёный огонь в их глазах выдавал свирепый дух, скрытый под кроткой на вид внешностью.
Рольф, не таясь, подошёл совсем близко. Если бойцы его и заметили, то не обратили на него ни малейшего внимания. Во всяком случае, они продолжали бодаться, еле держась на ногах. Но затем, остановившись, чтобы перевести дух, приподняли головы, втянули ноздрями воздух и, почуяв страшного врага, затрусили прочь. Шагов через пятьдесят они оглянулись и затрясли рогами в видимом сомнении — то ли убежать, то ли продолжать схватку, то ли броситься на человека. К счастью, они предпочли первое, и Рольф без дальнейших приключений вернулся в хижину.
Куонеб выслушал его рассказ, а потом сказал:
— Они могли тебя убить. Сейчас все рогачи ополоумели. И часто бросаются на людей. Брата моего отца убил олень в месяц безумия. Когда его нашли, от него осталось какое-то месиво. Он начал было карабкаться на дерево, но олень прижал его к стволу. По следам в снегу было видно, что он удерживал оленя за рога, пока совсем не ослаб. Ружья у него с собой не было. А олень ушёл. Вот всё, что удалось узнать. Нет, уж лучше довериться медведю, чем оленю.
Индеец говорил скупо, но его слова нарисовали страшную в своей достоверности картину. Когда Рольф в следующий раз услышал отдалённый стук рогов, ему тотчас вспомнился ужас этой схватки в снегу, и у него родилось новое чувство к рогатым красавцам столь переменчивого нрава.
Две недели спустя, возвращаясь домой после короткого обхода ловушек, мальчик услышал непонятные звуки в лесных зарослях впереди — громкие, хриплые, басовитые, почти человеческие вопли. Такими жутковатыми криками зимний лес оглашает обычно сойка или ворон, но басовитыми — только ворон.
«Куок, куок, ха, ха, ха! Хрру-у, хррр, ху-уп, хууп!»
Дьявольская ария не смолкала, и, крадучись пробираясь вперёд, Рольф увидел мелькающие в невысоком сосняке чёрные крылья.
«Хо, хо, хо! Уа-а, хью-у-у!» — точно демоны, хохотали смоляные вестники смерти, и Рольф разглядел, что по нижним веткам расселось около десятка этих птиц. Они подпрыгивали, а порой слетали на землю. Один спустился на какой-то бурый бугор. И тут бугор шевельнулся. Ворон клюнул ещё два-три раза, но бугор всколыхнулся, и птица взлетела на ближайший сук. «Ва-ва-ва-во! Хо-ую-воу-ррррр-рррр-ррр!» — закричали остальные вороны.
У Рольфа с собой был только лук, карманный нож и топорик. Крепко сжимая в руке топорик, мальчик бесшумно двинулся вперёд. Вороны хрипло захохотали, взлетели повыше, и вновь раздалось «хо-хо, хо-хо», точно вурдалаки потешались над какой-то своей вурдалачьей шуткой.
А Рольфа охватил ужас, смешанный с жалостью. Крупный, могучий олень — то есть прежде могучий — вставал на ноги, пошатывался, падал на колени, приседал на задние ноги и всё время дёргал, тянул, приподнимал какой-то огромный серый куль — труп другого оленя, своего погибшего соперника. Как потом выяснилось, шея у него была сломана, но рога, великолепные крепкие рога, зацепились за рога победителя, намертво вошли в них, словно свинченные или стянутые стальными кольцами. Живой олень, как ни был он силён, едва мог шевелить головой, отягощённой всем весом погибшего. Следы на снегу показывали, что вначале он протаскивал свой страшный груз на десятки ярдов, объедал побеги и веточки. Так тянулось, пока его силы совсем не иссякли. По меньшей мере несколько дней, если не целую неделю, бедняга мало-помалу умирал, хотя смерть никак не наступала. Бока у него запали, иссохший высунутый язык уже не дотягивался до недоступного снега в каком-нибудь футе от него. Но едва он заметил нового врага, мутные, подёрнутые смертной плёнкой глаза загорелись зелёным огнём. Вороны уже выклевали глаза погибшего оленя и расклевали ему спину. Они примеривались и к живому, но ему удавалось передней ногой отгонять их от морды, тем не менее положение его было ужасным. Такого хватающего за душу зрелища Рольф ещё в лесах не видел. Да и не только в лесах. Сердце у него сжималось от жалости к бедному зверю. Он забыл, как убивал таких же оленей ради их мяса, и видел перед собой просто лесного красавца, которого поджидала неминуемая и страшная гибель, просто страждущее живое существо, и поспешил к нему па помощь. Ровным шагом он подошёл к скованным головам и резко ударил лезвием топорика по рогу погибшего оленя, выбрав место у самого основания. На живого оленя удар этот подействовал самым удивительным образом. Он весь встрепенулся, показывая, что до смерти ему всё же было ещё далеко, дёрнул головой, а потом отпрянул, волоча за собой и труп, и нежданного спасителя. Рольфу вспомнились слова Куонеба: «Твой язык творит большое колдовство!» И он заговорил с оленем — ласково, успокаивающе. Потом шагнул к нему и легонько постучал по рогу, который намеревался срубить. Не умолкая ни на секунду, он постепенно увеличивал силу ударов и в конце концов начал рубить всерьёз. Рог, очень толстый и крепкий в эту пору года, долго не поддавался. Но Рольф добился своей цели и высвободил живого оленя. Высвободил для чего?
Не рассказывайте это поклонникам диких оленей! Скройте от тех, кто слепо верит, будто доброе дело всегда вознаграждается благодарностью. Откуда только у спасённого взялись силы! Дав волю накопившейся злобе, он бросился на своего спасителя, стремясь нанести ему смертельный удар.
Рольф, захваченный врасплох, еле успел схватить убийцу за рога и увернуться. Олень яростно боднул его. Какой дьявол вдохнул в него вдруг такую силу? Рольф не удержался на ногах. Продолжая отчаянно держаться за беспощадные рога, он закричал так, как никогда в жизни не кричал:
— Куонеб! Куонеб! Ко мне! Помоги!
Но олень уже прижал его к земле, надавил на грудь, стараясь изловчиться и ударить его рогами. Рольфа спасал пока только их размах — концы рогов упирались в землю по сторонам его тела. Но на грудь ему наваливалась сокрушительная тяжесть, ему не хватало воздуха, чтобы крикнуть. Как похохатывало вороньё на своих сучьях!
Глаза оленя вновь пылали изумрудным пламенем кровожадной ненависти, и он ворочал могучей шеей из стороны в сторону с бешеной силой. Мальчик уже почти не мог сопротивляться, рёбра его трещали.
— На помощь! — прохрипел он, когда обезумевший зверь приподнял голову и опять попытался высвободить рога для последнего удара.
Это ему уже почти удалось, но тут чёрные птицы взмыли в воздух с громким карканьем, а из-за деревьев вылетел какой-то клубок и ринулся в бой. Олень поменьше? Нет… Но кто же? Рольф ничего не успел понять, а Скукум уже с рычанием сомкнул пасть на задней ноге убийцы. Опрокинуть оленя ему не удалось бы, но кусал и грыз он неистово, а зубы у него были острые. Мгновение — и, отпустив ногу, пёс впился в нежный живот. Олень, уже обессилевший, взвился было на дыбы, но зашатался и упал. Прежде чем он успел подняться, Скукум уже пиявкой повис у него на носу. Олень вертел толстой шеей, волочил пса но земле, но стряхнуть не мог. Рольф воспользовался передышкой, встал на подгибающиеся ноги, поднял топорик и оглушил зверя ударом по лбу. Потом нашёл в снегу свой нож, нанёс охотничий удар в горло и рухнул в снег, ничего уже не видя и не слыша. Когда он открыл глаза, над ним наклонялся Куонеб.
33. Хвалебная песня
Лицо индейца было озабоченным. Рольф скосил глаза на пылающий рядом костёр. Заметив, что он очнулся, Куонеб улыбнулся удивительно ласковой и нежной улыбкой, показав ровные, белые зубы. Он тут же напоил Рольфа горячим чаем, и мальчик настолько пришёл в себя, что сел и рассказал о своём приключении.
— Это злой манито! — Куонеб посмотрел на убитого оленя. — Мы не будем есть его мясо. Но каким колдовством ты привёл сюда Скукума?
— Колдовством моего языка. Когда олень бросился на меня, я закричал, я позвал на помощь!
