примерил на себя Фридрих Ницше, так и не сумев ее снять потом.
Ницше начал говорить о толерантности, о том, что истин может быть много — прививка стероидов слабому человеку. Он произносит очень важную фразу: «Я объявил войну худосочному христианскому идеалу не с намерением уничтожить его, а только, чтобы положить конец его тирании и очистить место для новых идеалов, для более здоровых идеалов. Дальнейшее существование христианского идеала принадлежит к числу самых желательных вещей, какие только существуют; хотя бы ради тех идеалов, которые стремятся добиться своего значения наряду с ним, а, может быть, стать выше его…». Что это как не манифестация модной сейчас политкорректности, унавоженная почва для почкования различных тоталитарных сект и обозначение роли и места, особой резервации христианства в современном мире.
В качестве аналогии современного художественного сознания можно привести стихотворение Михаила Лермонтова «Нет, я не Байрон», которое не утратило актуальности и в наше время. В первых строчках стихотворения лирический герой претендует на свою неповторимость («другой»), непохожесть, намекает на собственное высокое предназначение, избранничество («неведомый избранник») — претензия на сверхдостоинство. Но постепенно начинает превалировать другой мотив — ощущение тщетности всего, бренности мира и предсказуемости всей жизни («Мой ум не много совершит»). Неопределенное утверждение («я другой») сменяется абсолютным отрицанием «никто», вопрос «кто» — восклицанием «никто»:
Поэт хоть и герой, полубог, но в тоже время он «никто», хлестаково-чичиковское «ни то, ни сё». А значит, как и герои Гоголя, может быть всем: и ревизором, и Наполеоном, и Антихристом и в то же время никем. Несовершенство лирического героя, его главная беда, по Лермонтову, состоит в том, что «там прошлого нет и следа» («И скучно и грустно»), а человек без прошлого, без памяти — Ионыч А.П. Чехова — бездушный, бесчувственный механизм, «призрак», потерявший связь времен. Мысль православного человека движется от противного: через самоуничижительного «никто» к «кто».
Бог в мире предстает не прямо, Он не навязывает Себя миру, а являет через посредство Слова, проявляется в своих энергиях. Православная вера никого не принуждает. Человек всегда сам приходит к ней, ибо все дороги ведут в одну точку. И как бы человек ни противился, он туда придет и счастье ему, если, придя, он сможет сказать вместе с Достоевским: «Вера моя через горнило сомнений прошла». Христианство — это предельная свобода, свобода выбора и в тоже время, что четкое деление на добро и зло. Не может быть половинчатого или неполного добра, но может злой покаяться и стать святым, также и добрый — грехопасть. Третий путь — это путь той пошлости, от которой предостерегал, в частности Н.В. Гоголь. Это путь срединный, путь компромиссов и, в конечном счете, обмана и лжи — унылое «ни то, ни се». Это мир, в котором мы уже практически живем, но в котором еще не погрязли по уши. Это мир, где нам говорят о политкорректности, толерантности. Это мир, книгу которого раскрыл Ницше, говоря о необходимости возникновения параллельно с христианством множества других истин, на которых, как на мешках с семечками, восседает семипудовая купчиха.
Можно вспомнить одно из самых ранних стихотворений молодой Анны Ахматовой — «Молюсь оконному лучу». Автору 18 лет. Стихотворение открывает ее первый поэтический сборник «Вечер». Юная девушка пишет о своем самом сокровенном, дорогом, интимном, о своем любовном чувстве. Но искренность и правдивость (реализм, если хотите) настоящего дарования в том и состоит, что человек не замыкается только лишь на одном частном чувстве, пусть и очень дорогом в настоящий момент для него. Поэт следует за правдой дальше. Он подходит к себе, через себя ко всему миру, к Богу. Так любовное откровение юной девушки дорастает до уровня поэтической квинтэссенции традиции православной мистической молитвенной практики. И происходит это, потому что движет человеком предельная искренность чувств, правдивость, что не подпадает он в зависимость от ложных стереотипов и обманчиво-льстивой метафоричности. Здесь на уровне высокохудожественного откровения проявляется у человека высший его инстинкт — инстинкт веры.
Отобрали!
У меня отобрали дочь.
Боролся как мог за семью. Разговаривал, не спал по ночам, пил сердечные, плакал, истерил, дал публично в морду подонку. Привыкал жить в одиночестве, свыкался с тем, что дочь приходит на один день в неделю, что живет под одной крышей с чужим мужиком, пытался понять супругу, на сколько хватало сил образумить, договариваться с ней. Потом был развод, который как мог оттягивал только за тем, чтобы мог ребенку смотреть в глаза — боролся за семью до конца. Она так этого хотела, ждала от меня, что я что-то сделаю и все исправлю…
Но потом было лето. Позвонил на мобильный к бывшей супруге: «Ты когда Катю приведешь ко мне?»
— Мы сейчас едем в отпуск в Ленинградскую область. Когда вернемся, не знаю, скорее всего, через месяц. Трубку ей не дам…
Потом — полтора месяца ожидания, отключенные телефоны, полное отсутствие какой-либо информации. Но я твердо знал, что скоро увижу и обниму ее, дочь свою.
Очередной звонок на работу бывшей. Вместо «не знаем когда выйдет», слышу: «Она здесь больше не работает. Переехала в другой город»…
Это были дни безумства. Вот так просто, так легко у меня отняли надежду, лишили смысла. Я не знаю где моя дочь, что с ней, как ей… Позвонила с неизвестного номера бывшая: «Мы в Ленинградской области. Когда приедем в Северодвинск, не знаю. Когда увидишь ее?.. Я не думала об этом».
Упросил дать трубку дочке:
— Как ты, Катюш?
— Мне плохо…
Слезы и тяжкие, разрывающие мозг гудки в трубке. И все последующие дни приговор: «Аппарат абонента выключен…».
Формально у бывших супругов равные права по отношению к ребенку, но на деле отец практически бесправен. Мать может позволить, может отказать, может соблаговолить, а может запретить…
Почему-то вспомнились крепостные крестьяне, когда могли вот так запросто разлучить родителей с детьми и так далее….
Дикая ситуация. Да и речь ведь идет не о дележе какой-то собственности, но здесь ребенок становится собственностью и орудием шантажа, какой-то странной и непонятной мести.
Вот и думаешь постоянно, а на хрена мне, моему ребенку такой закон, который не защищает наши права, работает по инерции, по каким-то странным схемам?
Вора нельзя публично назвать вором, негодяя — его настоящим именем. Все они под защитой закона. Все действия должны совершаться по нормам матрицы, любое нарушение алгоритма, любой внесистемный элемент должен быть изолирован.
Если обесчещенный муж дает в морду подонку, разрушившему его семью, сам же и становится виноватым. Блудливый мужик сейчас практически герой в глазах общества, а неверной жене никто не собирается мазать дегтем ворота — она самостоятельная женщина, знающая толк в жизни и пытающаяся взять от нее по максимуму.
Почему в нашем обществе, к примеру, частная собственность возведена в ранг сакральных ценностей,
