воздушная армия генерала К. А. Вершинина Она уже имела богатый боевой опыт, приобретенный в воздушных сражениях на Кубани и в Крыму. Славный путь прошла и 1 ВА генерала Т. Т. Хрюкина. Вместе с ней нам предстояло наносить удары по противнику в районе Минска. Меньше я был знаком с 3 ВА и ее командующим Н. Ф. Папивиным. Знал только, что в юности, будучи курсантом школы ВЦИК, он охранял кремлевскую квартиру и кабинет В. И. Ленина За войну вырос до командарма, отличился при освобождении Смоленщины. Его армия была далеко от нас и с нами непосредственно не взаимодействовала.
Я знал обстановку и замысел каждого из соседей — генералов Вершинина и Хрюкина Они, в свою очередь, были в курсе наших дел.
Хотя мы и доложили о готовности соединений к бою, нас очень волновало то, что молодежь в 300-й штурмовой авиадивизии не имела боевого опыта. Особенно тревожило, что даже командиры звеньев и эскадрилий не участвовали в боях. А ведь им предстояло водить группы штурмовиков. Прикомандированные инструкторы 2-й гвардейской дивизии, конечно, помогли молодежи. Но эти опытные наставники убедительно посоветовали нам ввести в бой 300-ю дивизию на второй или третий день сражения, когда войска уже выйдут на оперативный простор. Там ориентиров будет больше, легче разобраться в обстановке. И я принял решение: при прорыве поднимать дивизию в воздух, а пустить ее в бой на второй день.
Летчики расценили это как отстранение их от участия в крупнейшей операции. Я побывал у них и объяснил, почему принял такое решение. Но они не успокоились, все рвались в бой.
На следующее утро ко мне зашел начальник политотдела армии полковник В. И. Вихров — серьезный и вдумчивый офицер. Мне нравились и его работоспособность, и умение увлечь людей. Партполитработу он строил, исходя из боевых задач, смело поддерживал новое. Вообще наш политотдел был крепко сколочен, укомплектован знающими дело инструкторами и хорошо выполнял свои задачи.
Так вот, пришел ко мне начальник политотдела и предложил:
— Товарищ командующий, нужно все-таки трехсотую дивизию пустить в дело в первый день. Я посоветовал:
— Лучше проведите разъяснительную работу. Надо, чтобы летчики поняли, что боевой работы им хватит и во второй и в третий день сражения.
Дошло дело до Рокоссовского.
— Что ты там целую дивизию заморозил? — спросил он у меня. — Может быть, у тебя лишние войска завелись? Нам сейчас дорог каждый самолет.
Я доложил, что для обеспечения прорыва на паричском направлении у нас достаточно сил и без этого соединения. К тому же летный состав там необстрелянный. Люди могут потерять ориентировку. Константин Константинович поверил мне.
— Все совершенно правильно, — согласился он. — С доводами согласен. Но все же думаю: пусть и молодежь повоюет. Нужно только, чтобы новички получали посильные задачи.
Стало ясно, что на нас ложится дополнительная ответственность. И мы включили 300-ю дивизию в боевой расчет на первый день.
Итак, перед началом операции основные силы 16-й воздушной армии были сосредоточены на рогачевском направлении, где находился представитель ставки ВГК Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Здесь было сосредоточено 13 авиадивизий, насчитывающих 1259 самолетов. Этим «воздушным мечом» предстояло управлять мне.
На паричское направление с оперативной группой фронта прибыл К. К. Рокоссовский, а авиацией командовал мой заместитель генерал М. М. Косых. В эту группу входило 7 авиадивизий, имевших 726 боевых машин.
Громадная подготовительная работа, казалось бы, не оставляла никаких сомнений в том, что все предусмотрено, налажено, выверено, что летчики успешно выполнят свои задачи. И все же кроме естественного волнения, вызванного ожиданием грандиозного сражения, в котором возможны любые ситуации, беспокоило еще одно обстоятельство, которое могло внести в наши планы существенные коррективы. Погода! Уже целую неделю мы жили надежд ой, , что неблагоприятный долгосрочный прогноз окажется ошибочным.
22 июня с разведки боем войска 1-го Прибалтийского фронта начали операцию. А на другой день перешли в наступление его главные силы, а также войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов. По поступившим к нам сведениям, метеорологические условия в районах боевых действий наших соседей в целом не помешали осуществлению авиационной подготовки и поддержки. Это несколько успокаивало. Но 23 июня, в канун наступления войск 1-го Белорусского фронта, когда мы получили прогноз погоды на следующий день, настроение у нас снова упало: синоптики обещали метеоусловия, близкие к нелетным. Во всяком случае, значительное ухудшение погоды могло лишить войска авиационной поддержки. Перспектива, что и говорить, неутешительная.
Утром перед началом боевых действий во всех авиационных частях при развернутых боевых знаменах были зачитаны обращения Военного совета и командования 16-й воздушной армии. Затем выступили командиры авиаполков и эскадрилий, политработники. Призыв «Вперед на врага, за освобождение родной Белоруссии!» вызвал горячий отклик у всего личного состава На митингах летчики, штурманы, инженеры и техники дали торжественную клятву беспощадно громить фашистских захватчиков, не жалея сил и жизни, выполнить боевые задачи. После этого экипажи начали готовиться к вылету.
Маршал Г. К. Жуков приказал руководству оперативной группы выехать на командный пункт 3-й армии 23 июня в 22 часа с таким расчетом, чтобы прибыть туда к началу удара авиации дальнего действия, назначенному на 24 часа. Еще в дороге мы убедились, что погода значительно хуже, чем ожидалось. Однако наши воздушные разведчики пока видели землю и различали отдельные объекты обороны противника Это было особенно важно.
По пути мы заметили один из световых ориентиров, выложенных для экипажей АДД. А. А. Новиков предложил:
— Давай остановимся и посмотрим, как он действует.
До этого пункта экипажи шли по приборам. А когда обнаруживали светящийся знак, сразу связывались по радио с землей и получали команду идти за линию фронта. Я стоял и думал: вдруг по своим ударят? Кстати, всю войну меня страшили такие опасения.
Вскоре подъехал Г. К. Жуков и тоже посмотрел, как операторы переключают электроклапаны. Он одобрительно отозвался о работе расчета. А нам сказал:
— Поехали, нечего на иллюминацию смотреть.
Наблюдательный пункт генерала Горбатова располагался на опушке леса, в нескольких сотнях метрах от переднего края. Среди могучих сосен и лиственных деревьев стояли вышки для скрытного наблюдения за полем боя. Средства связи и управления находились в блиндажах, оборудованных в глубине леса.
Когда мы прибыли на КП, генерал Горбатов доложил маршалу Жукову обстановку и результаты наблюдения за противником. Генерал Скрйпко доложил, что части авиации дальнего действия уже в воздухе и нанесут удар точно в назначенное время. Ровно в 24.00 перед нашим передним краем рванула в воздух первая серия бомб крупного калибра. Пятисоткилограммовки производили такой грохот, что маршал Жуков приказал уточнить: не близковато ли от наших позиций они ложатся? А гул все усиливался и, кажется, ежесекундно приближался к нам. Росла наша тревога… Наконец генералы Горбатов и Скрйпко доложили, что, по наблюдениям с вышек, бомбы ложатся в расположении противника Об этом же доносят командиры стрелковых дивизий. От сердца немного отлегло, но ненадолго — очень уж непривычна для слуха массированная обработка переднего края противника тяжелыми авиабомбами, да и ночь темна — малейшая ошибка экипажа может нанести тяжелый урон плотной группировке наших войск, изготовившихся к удару.
Больше часа продолжалась авиационная подготовка, все уже буквально оглохли от неимоверного грохота А погода испортилась, пошел дождь, темень стала непроглядной. И вдруг наступила тишина Генерал Скрипко доложил: экипажи не видят ни сигналов опознавания, ни целей. Полки авиации дальнего действия с маршрута возвращались на свои базы. Об отсутствии видимости сообщали и экипажи фронтовых бомбардировщиков. Пришлось прекратить полеты.
Стало ясно, что авиация больше не сможет действовать. Маршал Жуков принял решение: начать в назначенное время артподготовку. На какой-то период воцарилась необыкновенная и все более гнетущая
