– Кто же мне еще сварит? Что потопаешь, то и полопаешь.
Раньше Витек и Василиса Петровна обретались в одной компании на Ярославском вокзале, но с тех пор как их оттуда выжили, дороги их разошлись. Петровича тогда называли «Василиса с хреном».
– Давай, Витек, – сказал Василий Петрович, наполнив мутные пластиковые стаканчики, – за прежние времена. Хорошее было время, что ни говори!
– Да, неплохое, – согласился Витек.
Они выпили и захрустели зеленым луком.
– А что сейчас на вокзале? – спросил Василий Петрович.
– Давно там не был, – ответил Витек. – Кажется, киоски убрали.
– Это плохо, – неодобрительно покачал головой Василий Петрович. – Без киосков – что за жизнь?
– Без киосков жизни нет, – согласился Витек. – Так, одно название. По крайней мере, для нас.
– Согласен.
Некоторое время они молча жевали колбасу.
– Ну, а ты теперь как? – спросил Василий Петрович.
– Кое-как, – мрачно ответил Витек и вспомнил о всех свалившихся на него неприятностях.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– Тогда расскажи, зачем пришел.
Витек ответил не сразу. Момент был щекотливый. Он подумал, как получше сформулировать просьбу, и ничего не придумал.
– Прикид нужен, – сказал он.
– Какой прикид?
– Бабский. Одолжи на пару дней. У тебя ведь есть? Василий Петрович расплылся в радостной улыбке:
– Э-э! Вот оно в чем дело! И тебя, значит, пробило! За это надо выпить!
И он стал разливать по стаканчикам остатки водки.
– Ничего меня не пробило! – запротестовал Витек. – Это я просто так.
– Не прячь свою природу, Витя, – стал убеждать его Петрович. – Ни к чему это. Вот я – прятал всю жизнь, таился. А что хорошего? Да я, может, и счастье-то обрел только с той поры, как перестал прятаться. Жаль мне теперь потраченных впустую лет, а ничего не поделаешь – время упущено. Ладно, держи! – он сунул в руки Витька стаканчик.
Витек озадаченно переваривал сказанное.
– За наше бабье счастье! – провозгласил Петрович тост и выпил первым.
Витек поморщился, но тоже выпил. «Во дает пидорюга!» – подумал он.
Петрович тем временем продолжал:
– Это такое удовольствие, Витя, когда не надо прятаться. Ты как бы заявляешь всему миру – да, я такой! И хочу, чтобы об этом все знали. И знаешь, что потом происходит?
– Что? – нехотя спросил Витек.
– Мир тебя принимает, вот что! Вдруг оказывается, что нечего было бояться. Ты только подумай: они все, – он широко взмахнул рукой, – принимают тебя. Ты их сделал, понимаешь? Они смирились с твоей природой, посторонились перед твоей жизненной силой. Ты крут!
– Ну да?
– Да! Именно так! – горячо заверил его Петрович. – О, это незабываемое, ни с чем не сравнимое чувство победителя, особенно сильное в первые дни! Жаль только, что нельзя довести дело до конца, – вдруг помрачнел он.
– То есть? – не понял Витек.
– Ну, сделать операцию.
– Какую еще операцию?
– По перемене пола, какую же еще.
– И что там оперируют? – Витек почти забыл о своих заботах и все больше проникался новой темой.
Петрович заговорщицки ему подмигнул и толкнул плечом:
– Что, тоже захотелось?
Витек выразительно посмотрел на него и ничего не сказал.
– Молчу-молчу! – воскликнул Петрович со смехом. – Тебе кое-что отрежут, кое-что подошьют, а кое-что изготовят заново.
Витек понял, что тот имеет в виду и ужаснулся. Ничего из перечисленного Петровичем он для себя не хотел. Ему было бы жалко, даже если бы эти хирургические манипуляции произвели над Петровичем. Он представил себе причиндалы того уже отрезанными и сиротливо лежащими в хирургической эмалированной ванночке, и его пронзила дрожь. Не хотелось бы ему быть на месте Петровичева хрена, приговоренного к смертной казни с отсрочкой исполнения.
«Кто же из нас сумасшедший?» – подумал он.
– И ты бы на это пошел? – спросил он.
– Хоть сейчас! – с готовностью ответил Петрович. – Но нет, бля, денег.
– А много надо?
– Много.
– Сколько?
Петрович назвал сумму. Витек присвистнул:
– Нам и за две жизни столько не накопить.
– Что правда, то правда, – согласился тот. – Об этом остается только мечтать. Но жить можно и так.
– Ну а прикид ты мне все-таки одолжишь? – вернулся Витек к цели визита.
– Прикид? – очнулся тот от сладких мечтаний. – Это можно. Отчего же не одолжить хорошему человеку? Тебе только верхнее шматье или еще всякие там лифчики, стринги, колготки?
– Нет, нет! – в ужасе отшатнулся Витек. – Только верхнее по минимуму: юбку, кофту, платочек. Ничего лично... тьфу, лишнего.
– Подожди здесь, – сказал Петрович и исчез в темноте. Было слышно, как под его ногами затрещал мусор, потом раздался глухой удар о доски.
– Блядь! – выругался Петрович.
Заскрипела давно не смазываемая дверь. Минут через двадцать Петрович возник из темноты с шишкой на лбу и кучей шмоток в руках.
Витьку подошла длинная шерстяная юбка в складку, которую он одел прямо поверх штанов, цветастая шерстяная же кофта и большой платок. Поверх кофты он одел куртку от спортивного костюма. Получилось некое подобие давно не бритой цыганки. Спереди и с боков куртка выглядела ничего, но на спине у нее зияла дыра величиной с кулак с обожженными краями, как будто туда всадили заряд крупной дроби из обоих стволов охотничьего ружья. Витек предпочел не задумываться над ее происхождением. Ведь дыра могла получиться и от ночного костра, если придвинуться к нему слишком близко, и от удара молнии в грозу.
На прощание Петрович дал ему тюбик дешевой помады с прогорклым запахом. Витек расчувствовался.
– Хороший ты мужик, Петрович! – сказал он. – Если я когда-нибудь разбогатею, то непременно одолжу тебе денег на операцию.
– Ладно, чего уж там, – сказал Петрович. – Главное – нашего полку прибыло, как говорится.
Витек не стал убеждать его в обратном.
11
Маленький высушенный солнцем дворник не спеша подметал дорогу у обочины. Он собирал мусор в совок на длинной ручке и относил в черный пластиковый мешок, стоявший на газоне. Мешок можно было поставить рядом, но ему нравилось ходить по траве. Трава напоминала ему поле со всходами бузины в родных краях, а совок – кетмень. Не хватало только арыка. Но с арыками в Москве везде проблема.
