очередь. Слышались английский, польский и японский. Один турист с сияющей физиономией держал в руке еще теплое яйцо, найденное на газоне. Яйцо было измазано куриным пометом. Турист непременно хотел сфотографироваться на фоне куры с яйцом в руках.
«Придурки», – мрачно подумал Витек и стал счищать с себя куриные перья и помет. Куры успели его немного обосрать по ходу дела. Перья счищались легко, а помет плохо. Он нашел стеклышко и стал соскребать помет им, но так до конца все и не отскреб.
Потом он пошел вверх к Детскому миру. Навстречу то и дело попадались одноногие клерки. Они спрашивали друг у друга, в каком направлении тем надо двигаться, найдя попутчиков, объединялись в пары и уносились прочь, размахивая портфелями. На их лицах не было никакой печали по утерянным конечностям. Только деловой энтузиазм и целеустремленность, как и подобает корпоративным, прости Господи, самураям. У дверей офисов они разъединялись и скакали по своим кабинетам. Туристы старались запечатлеть моменты их соединения и разъединения, а еще лучше – сняться самим на их фоне.
«Интересно, что нужно им пообещать, чтобы они отрезали от себя еще чего-нибудь? – подумал Витек. – Лиса отгрызает лапу, чтобы уйти из капкана на свободу, а они делают то же самое, чтобы сильнее увязнуть в рабстве».
Он еще не знал, что одноногие клерки объединяются также для покупки обуви и берут одну пару на двоих. Теперь они могут позволить себе более дорогие ботинки ручной работы.
Он вспомнил о синем напитке. «Хорошая штука, – заключил он, – здорово расширяет сознание. Надо будет заглянуть к Лупоглазому еще раз и попросить рецепт».
14
Вечером Витек опять вышел на Садовое. В этот раз он был почти спокойным – бабские тряпки придавали ему уверенности. А разговор с рябой курой давал еще и ощущение того, что он под защитой городской программы по развитию туризма.
«А под чьей защитой ты, придурок? – мысленно обратился он к своему врагу. – От своих ты ушел, а к другим не примкнул. Ты один в чужом городе. Без связей, без друзей, без денег. У тебя есть только физическая сила, но использовать ее правильно мешает ушибленная голова. Выходит, ты слабее меня».
Он уверенно рисовал свои магические знаки на домах и быстро продвигался дальше. Теперь ему уже не требовалось сверяться с бумажкой, профессор был прав. Он начал уже прикидывать, когда сможет закончить первый круг и сколько времени понадобится на все десять. Выходило, что к концу лета он должен управиться. Где-то к середине августа, если все будет нормально.
Конечно, если идти днем без отдыха и ничего не рисовать на стенах, то Садовое можно было бы обойти за три дня. Ночью и с рисованием все получалось гораздо медленнее. А с преследованием омоновца так и вообще затягивалось на неопределенный срок. Уже несколько дней Витек из-за него не мог выйти на обход, а Профессор сказал, что нужно торопиться.
Поторопишься тут с такими препятствиями!
И Витек еще прибавил шагу. «Интересный тип этот Профессор, – размышлял он. – На первый взгляд немного пришибленный и убогий, а приглядишься – ничего подобного. Ясная голова, твердый взгляд, подвешенный язык. И все время что-то пишет в своей тетради. А спросишь, что – отшутится. Так, говорит, записки сумасшедшего. Как же, сумасшедшего! Кто бы поверил, что он сумасшедший. Живет сразу в нескольких шалманах и кочует между ними. Чего, интересно, не сидится ему в одном?»
Витек знал, что почти у каждого бомжа есть своя придурь, и ничему не удивлялся. Хочется тому кочевать – на здоровье. Делай все, что хочешь, если это не касается меня. Такое у бомжей правило. Говорят, что в одном шалмане у Профессора была и баба. Тоже из ихних, из ученых. Он не таскал ее за собой, а только наведывался к ней. Это Витек одобрял. У него и самого подруга жила отдельно. Не то чтобы он не мог забрать ее к себе – просто не видел смысла. Пользы от нее немного, а забот – куча. Бомжи лишние заботы не любят, и Витек тоже их не любил. Пусть лучше сидит, где сидит. Не так уж часто она и нужна.
Витек уважал Профессора за ум. О чем ни спросишь – все знает. Иногда, правда, ошибается. Заявил, что Толян, который из канализации, – покойник. Это же надо! Ха-ха! Какой же он покойник, если стрелял у Витька сигареты и жадно курил. И катера по говну, сказал Профессор, не плавают. А Витек недавно проходил мимо офиса нефтяной компании того самого олигарха и видел на служебной стоянке два гидроцикла. Чистые, сверкающие, а говном от них немного приванивало. Совпадение? Вряд ли. Да и зачем олигарху гидроциклы? Нет, все сходится, что Толян говорил. Ездит олигарх по канализации, еще как ездит. Вот бы заварить все люки в городе, как на Олимпийских играх делают, чтобы он там и остался навсегда. У него кончился бы бензин и его потихоньку снесло бы на очистные сооружения, а там – измельчение, поля фильтрации, компост. Логический для него конец. Жаль только, что это неосуществимо.
Витек тогда у местного охранника спросил, чего это от гидроциклов воняет, но тот ответил, что он все перепутал, – это от самого Витька несет. На всякий случай Витек отошел и принюхался. Нет, от гидроциклов воняло не так.
А еще славно было бы прицепить к одному из гидроциклов мину. Но Витек в этом ничего не смыслил, а то бы смастерил. Да и охранник за гидроциклами бдит. Интересно, платит ли олигарх городу за проезд по его коммуникациям? Говорят, что в Венеции каналы от моторных лодок разрушаются. Тогда и канализация должна разрушаться. Значит, нужно платить. «Вот же суки, – подумал Витек, – только говно у народа и оставалось. Так нет же – добрались уже и сюда! Утопить бы их здесь всех скопом!»
Подгоняемая ночной свежестью и общим возбужденным состоянием, его творческая мысль не желала останавливаться и продолжала работать. «Кстати, – подумал он, – как это еще никто не додумался открыть торговлю экскрементами? Если говорят, что на каждый товар есть свой покупатель, то и на этот должен найтись. Скажем, человеку нужно получить в медицинскую карту запись о заболевании, которого у него нет. Подтверждается это только анализами. Если бы он знал кого-то с таким диагнозом, то мог бы позаимствовать анализ у него. А если не знает? Вот тут бы и пригодился рынок экскрементов, там любой смог бы купить экскремент с желаемым диагнозом. Все чин-чином: стояли бы ряды по одной группе заболеваний, на прилавках аптечные баночки для анализов с этикетками, например, „холера“, „тиф“, „чума“, „диарея“, „метеоризм“, продавцы со справками, подтверждающими диагноз, а значит, и качество товара.
И разговоры соответствующие.
– Да вы не сомневайтесь, уважаемый, – заверял бы продавец. – Экскремент первый сорт – свежий, утренний. Час назад еще по организму гулял. Сам страдаю этим заболеванием уже десять лет. Вот и справочка имеется.
– А дешевле нельзя? – угрюмо бубнил бы покупатель. – Кусается больно ваш экскремент. Золотой он, что ли? Сбавьте цену чуток.
– Нет, дешевле никак нельзя. Я ведь специально не лечусь, чтобы обеспечить население качественным экскрементом. Мучаюсь, между прочим и помереть раньше срока могу. Это ведь чего-то стоит? Как вы думаете?
– Слишком уж дорого, – упирался бы покупатель. – За эти деньги я неделю жить могу.
– Нормально. А если хотите дешевле – ступайте в тот угол. Там гастарбайтеры из Азии торгуют. Но сразу предупреждаю – они без документов. И никакой гарантии качества нет. Могут и диагнозы перепутать. Продать, например, проказу вместо хронического гастрита. Так что берите у меня. Дорого – да мило, дешево – да гнило. В итоге выйдет дешевле.
Витек уже представлял себе здание рынка. Назвать его можно было бы так: «Экспериментальный экскрементальный рынок». А ниже слоган: «Наш отличный экскремент можно клеить в документ». Сам он, как автор идеи, мог бы стать директором. А что? Вопрос давно уже назрел и даже перезрел. Все граждане должны торговать, на то и рыночная экономика. А у многих торговать нечем, кроме экскрементов.
Рынок можно было бы построить на месте рухнувшего Бауманского рынка. А на открытие пригласить одноногих клерков и одноногих кур. И сказать прочувствованную речь, что в прежние времена никто и подумать не мог о такой торговле, а теперь пожалуйста – торгуй. Потому как свобода, стабильность и свой путь.
Конечно, на рынок зачастили бы проверяющие, но им можно было бы давать взятки экскрементами. Для друзей говна не жалко.
