— Он здесь переночует, — говорит Элинор. — Не может он сейчас тащиться в Женеву на мотоцикле.
— Признаться честно, я вылез из постели, — говорит его преподобие. — Пойдите скажите Клопштоку, что я здесь.
— Не велено беспокоить. Ни под каким видом.
— Надеюсь, они не взялись за свое в библиотеке. В библиотеке. А который час?
— Без четверти три, — говорит Листер.
— Мне пора спать. Нам всем пора спать. И зачем вы меня погнали в такую даль?
Листер идет к внутреннему телефону, поднимает трубку, нажимает на кнопку. Ждет. Снова нажимает, несколько минут не отпускает палец.
Наконец трубка рявкает в ответ.
— Сестра Бартон, — говорит Листер в трубку, — вы зачем погнали его преподобие в такую даль?
Тотчас его преподобие вставляет:
— О да, ну как же, мой бедный мальчик наверху. — Покуда Листер терпеливо слушает.
Его преподобие с громким скрипом пытается приподняться в кресле. Кловис, сидевший сложа руки и поджав свой маленький рот, вскакивает, чтобы ему помочь.
Слышно, как Листер говорит:
— Вот и напрасно. — И вешает трубку.
Его преподобию Листер объясняет:
— Сестра Бартон говорит, что он, на чердаке, нуждался в вас, но теперь он заснул.
И в тот же миг протяжный вопль летит из-под крыши, падает в лестничный колодец, вьется по ступеням и сквозь все перила просачивается в людскую.
— Она его разбудила, — говорит Адриан. — Вот она чего сделала.
— Это она нарочно, — говорит Элинор. — Лишь бы его преподобию досадить, только и всего.
— Но зачем? — говорит Кловис. — Какая идея?
— Помогите мне подняться, — кряхтит его преподобие.
Элоиз улеглась. Опершись на подушки, она потягивает чай. В ногах кровати, с двух сторон, Пабло, мальчик на побегушках, и Адриан, подручный повара, оба столь же безупречно юные, как и она.
— Ей-богу, поспать бы, — говорит Элоиз. — Честно, вздремнуть бы немножко.
— Нет, — говорит Пабло. — Листер хочет, чтобы мы все переживали шок, когда придет полиция. Недосып окажет то же действие — Листера слова.
— Я вам в любой момент тако-ой выдам шок, да еще в моем интересном положении. — Она зевает, одной рукой придерживая чашку, другой прикрывая рот. — Листер прям чудо. — Она вздыхает.
— Блеск, — говорит Адриан.
— Супер, — говорит Пабло. — В жизни не видел, чтобы так время человек умел рассчитывать.
Наверху что-то оглушительно хлопает, потом еще, еще.
— Как выстрелы, ей-богу, — говорит Элоиз.
— Ну прямо, — говорит Пабло. — Ставни это. Ветер, видно, опять поднялся. Здорово я эти ставни расшатал, а?
— Пластиночку поставить. — Адриан, соскользнув с кровати, идет к патефону и выбирает, так и сяк вертя, пластинки и быстро, острым глазом схватывая все, что напечатано на каждой стороне, хотя в этой части комнаты темно — свет включен только у изголовья Элоиз.
Снова и снова наверху стреляют ставни, потише, дребезгом отзывается окно. Адриан ставит пластинку. Громыхание сотрясает комнату, Адриан убавляет звук.
Потом Элоиз закуривает, а мальчики танцуют под звуки рока. Элоиз ставит чашку на столик рядом. Вынимает гребень из лежащей на постели бахромчатой сумочки, берет со столика зеркальце. Кладет то и другое на постель и распускает волосы, по моде стянутые сзади хвостиком. Потом поднимает зеркальце и начинает волосы расчесывать, чуть поводя плечиком в волнах музыки и языком отцокивая такт. Мальчики танцуют, глаза в глаза, раскачиваясь, но не сходя с небольшого кружка соснового лоснящегося пола.
Комната Элоиз обставлена, как для хозяйской дочки. Из-за лозунгов, плакатов, пришпиленных фотографий почти не видно стен. Мебель низкая, прямая, обита темно-красной, черной и желтой тканью. Белый пушистый коврик косо лежит перед письменным столом, по которому в беспорядке разбросаны карандаши, яркие журналы, какие-то аптечные коробочки. Мальчики дотанцовывают до самого коврика, но на него не ступают.
Элоиз говорит:
— И совсем даже не сильно она пила, я что хочу сказать. — Она давит сигарету.
Пабло замирает посреди танца. Он говорит:
— Все рассуждаешь, Элоиз.
Адриан, продолжая один танцевать, просит:
— Давай, рассказывай, Элоиз.
— О чем это ты, интересно? Я, что ли, не рассказываю?
— Когда рассказывают, не спрашивают — о чем это ты. Такая штука существует, как идея.
— А ты, интересно, кто такой, по-твоему? Председатель Мао?
Пабло уже снова танцует. Кончается пластинка. Он ее переворачивает, запускает другую сторону.
— Кловис, он тоже очень даже ничего, — замечает Элоиз. — Я буду за Кловисом скучать.
Пабло говорит:
— Пусть остается с нами. Чего ему с нами не остаться?
— Кловис может остаться с нами, — решает Адриан.
— Баронесса очень даже нормальная была, — говорит Элоиз. — Я что хочу сказать. Почему, интересно, не имеет полное право женщина в голом виде фотографироваться и в кино сниматься?
Адриан перестает танцевать.
— А знаете, — он говорит, — Виктора Пассера мне ни вот столечко не жалко. Живого или мертвого.
— И мне, — говорит Элоиз.
— Что-то в нем было такое, было. — Пабло говорит, качаясь и вскидывая руки.
— Знаю, — говорит Адриан. — Но все не в соответствии.
— Надо же, и ведь он, именно, оказался, — говорит Элоиз.
Пабло говорит:
— Мог оказаться и кто-нибудь другой.
Адриан говорит:
— Но раз она его выбрала. Она же на него подсела.
— Так подлежало, — вздыхает Элоиз.
— Мог бы и другой оказаться, — говорит Пабло. — Любой мог его ошибку совершить.
— Существует такая штука, как идея, — повторяет Адриан. — Повелся бы он на барона, так, может, и был бы в соответствии.
— Но он не был, — заключает Элоиз, кладя зеркальце обратно на столик и закуривая новую сигарету.
На время все смолкают. Элоиз курит, томно оглядывая танцующих. Музыка кончается, молодые люди вместе молча выбирают другую пластинку и ставят. Сначала Адриан, потом Пабло снова танцуют, подпрыгивая, качаясь, будто тугой вал музыки их несет.
Немного погодя Элоиз говорит:
— А мне мистер Макгир нравится.
— По саундтреку лучший в бизнесе. Вот кто в соответствии, — говорит Адриан.
— Классный специалист, — говорит Пабло. — Типа, почувствуйте разницу, да?
— Мистер Макгир и мистер Сэмюэл, — говорит Адриан, — эти двое — особая статья. И зачем судить людей за то, что они успеха смогли добиться? Шикарная команда.
— Их, было дело, в тюрягу за это упекли, — погодя говорит Адриан.
— Ты чего? Правда? — спрашивает Пабло, и Элоиз тут же:
