порога. На ее открытой шее виднелась нитка жемчуга, тонувшая в глубоком вырезе шелкового розового платья — воздушного, живущего, казалось, своей собственной переливчатой жизнью. И когда она обернулась ему навстречу, то все вместе — жемчуг, и шелк, вся она показались ему дрожащим в воздухе миражом. Они оба таинственным образом поняли, что эта встреча станет антиподом предыдущей.
Все шло по обычному в таких случаях сценарию. Она с благодарностью приняла его подарок.
— «Чардонни»... как мило, — сказала она, рассматривая наклейку.
— Причем охлажденный, — поддержал Эрик, снимая куртку.
— У меня есть чудесные рюмки.
— Вот и прекрасно.
Она поставила вино в холодильник, и Эрик взглянул на ее ноги. Туфли на высоких каблуках, того же цвета, что и платье, поблескивали лаком в ярко освещенной кухне. Закрыв дверцу холодильника, она обернулась, но не подошла, выдерживая дистанцию.
— Ты очень элегантна, — сказал Эрик.
— Ты тоже, — ответила она.
Готовясь к встрече, Эрик выбрал дымчато-голубой костюм, бледно- персиковую рубашку и полосатый галстук, сочетающий оба эти цвета. Она оценила его наряд и снова посмотрела в глаза. Каждый из них инстинктивно постарался пленить другого своим внешним видом.
— Мы принарядились. — Она печально улыбнулась.
Эрик хмыкнул.
— Да, действительно.
— Я решила зажечь свечи, чтобы было уютней, — сказала она, проводя его в огромную гостиную, освещенную шестью свечами и пахнущую розами. Громадный стол, за которым уместилась бы дюжина едоков, был сервирован на двоих — так, чтобы можно было смотреть друг на друга.
— Ты закончила оформление комнаты. Красиво.
Эрик огляделся: обои цвета слоновой кости, гирлянды на окнах, фарфор в стеклянном шкафу-горке, полированный стол вишневого дерева.
— Спасибо. Садись сюда. Тебе нравится лосось или ты только ловишь его?
Он довольно засмеялся и, заняв указанное место, принял игру в ресторанный обед.
— С удовольствием его отведаю.
— Я, наверное, должна спросить, когда подать вино — прямо сейчас или попозже?
— Прямо сейчас, но позволь я его принесу, Мэгги.
Он уже было поднялся, но она остановила его, придержав за плечо.
— Нет, лучше я сама.
Он наблюдал, как она вышла из комнаты и вернулась в мерцании свечей, в переливах шелка и жемчуга, дрожащими отсветами ложащихся на ее фигуру. Она наполнила бокалы и села на свое место напротив Эрика, между оплетенным в белое сифоном и хрустальной вазочкой с букетом душистых коралловых роз. Канделябры освещали сервированную часть стола, будто остальной огромной поверхности вовсе не существовало.
— Расскажи мне о Миннеаполисе, — попросила Мэгги.
Попивая вино и изучая друг друга в свете свечей, он рассказывал, а она слушала. Потом она подала салат и французский хлеб с хрустящей корочкой, которая начинала крошиться, стоило только отломить кусочек. Эрик зачарованно смотрел, как Мэгги, облизав палец, собрала парочку мелких крошек со стола и слизнула их.
— Когда ты собираешься открыть свою гостиницу?
Она ответила, следя глазами, как он наполняет бокалы, мажет маслом еще один кусок хлеба, с аппетитом откусывает и вытирает рот цветастой столовой салфеткой.
Чуть позже она подала ему лосося с соусом из яблочного сидра, жареный картофель с сыром и спаржу, украшенную алыми розами, которые как-то умудрилась вырезать из куска мяса.
— Неужели ты сама все это приготовила? — спросил он в изумлении.
— Мм-мммм.
— Это можно есть или поместить в рамку?
— Как хочешь.
Он ел, смакуя каждый кусок, ценя угощение как первый, но многообещающий дар — это обещали ее глаза, которые в таинственном свете свечей он мог изучать до полного сердечного удовлетворения.
А потом, позже, когда тарелки были убраны и вино допито до дна, она появилась из кухни, неся тяжелый, величиной со шляпу, шоколадный пирог на подносе «Фостория» с плавающей в центре свечкой, как бы продлевающей стеклянную ножку основания подноса.
— Та-даа, — попыталась изобразить подобие туша Мэгги.
Он обернулся и залился смехом, откинувшись на спинку стула и наблюдая, как она устанавливает перед ним свое коронное блюдо.
— Если сможешь его съесть, получишь в награду еще один такого же размера.
Когда Мэгги наклонилась, сервируя стол к чаю и смеясь вместе с ним над тортом невероятного размера, его рука обвилась вокруг ее бедер.
— Это чудовище, но он мне нравится.
— Сможешь его съесть?
Продолжая улыбаться и глядя ей в глаза, он ответил:
— Если я это сделаю, то потребую награды.
Его руках обхватила ее покрепче, и улыбки исчезли.
— Мэгги, — прошептал он и притянул к себе так близко, что ее колени уперлись в сиденье стула. — Этот месяц стоил мне года.
Он уткнулся лицом в ее грудь. В ее карих глазах заплясали отсветы свечей, и она положила ладонь на его голову.
— Наверное, ты готовила этот стол несколько дней, — добавил он приглушенно, не отрывая лица от груди Мэгги.
Она лишь улыбнулась в ответ и склонилась к его волосам, пахнущим кокосовым орехом.
— Я соскучился по тебе, я хочу тебя, — сказал Эрик, — больше, чем торт.
Она подняла его лицо, и, удерживая в ладонях, прошептала:
— Дни без тебя кажутся мне пустыми и бессмысленными.
Наклонившись, она поцеловала его так, как мечтала в безысходно долгие одинокие дни — в поднятое навстречу ее губам лицо. Оторвавшись от его рта, она нежно провела подушечками пальцев по щеке, чувствуя, как под ними растворяется напряженность отчаянья, накопившаяся за четыре недели разлуки.
— Какой самообман, как глупо было думать, что мы сможем подавить свое чувство, боясь осложнить будущую жизнь,
В «Бельведере» ее розовый наряд соскользнул на пол рядом с его парадным костюмом. Они расторгли обет воздержания и отпраздновали конец добровольной пытки. А много позже, лежа обнявшись, они делились своими переживаниями в разлуке, изумляясь той безысходности бытия, когда чувствуешь себя разодранным надвое, и радуясь возвращению полноты и цельности жизни сейчас, когда они вновь обрели друг друга.
