спрашивать, какую игру? Не все ли равно? Во что-нибудь всегда играют.
— Так чем я могу быть вам полезен?
— Вот что, Джаспер, как я уже сказал, я работал журналистом в программе последних новостей на девятом канале. И меня выперли.
— За что?
— В самом деле не знаешь? В последнее время об этом много кричали. Я брал интервью у двадцатишестилетнего отца двоих детей, который не только не платил алименты, но сам жил на пособие по безработице, поскольку не мог обойтись днем без телевизора. Я задал ему несколько вопросов, и вот в середине разговора…
— Он вытащил пистолет и застрелился.
— А говорил, что не смотришь телевизор!
— Иначе быть не могло, — ответил я, хотя и слукавил. Я все-таки иногда смотрел телевизор и теперь внезапно вспомнил повтор самоубийства в замедленной съемке. — Все это очень интересно, но какое имеет отношение ко мне?
— Если я откопаю уникальный материал, который еще никому не попадал в руки, то снова стану ценным кадром.
— А я тут при чем?
— Твой отец ни разу не давал пространного интервью о своем брате.
— Господи!
— Вот если бы бросить взгляд на историю Терри Дина изнутри…
— Чем вы сейчас занимаетесь? Работаете?
— В телефонном маркетинге.
— Работа не хуже других.
— Я журналист, Джаспер.
— Послушайте, Брайан, если есть такая тема, о которой не хочет говорить отец, так это его брат.
— Но ты не мог бы…
— Не могу.
Брайан вдруг показался мне изрядно потертым жизнью, причем в буквальном смысле слова — огромным напильником для ногтей.
— Хорошо, — вздохнул он. — А как насчет тебя? Может, ты знаешь нечто такое, что не известно остальным?
— Может быть.
— Не согласишься дать интервью?
— Извините.
— Ну хоть что-нибудь. Расскажи об «Учебнике преступления».
— А что о нем рассказывать?
— Существует теория, что его написал не твой дядя.
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил я и увидел, как его лицо сжалось и стало размером с кулачок.
Когда я вернулся домой, отец лежал, свернувшись на диване, и тяжело дышал. Вместо того чтобы сказать: «Привет, сын, как жизнь?», он только выше поднял над собой книгу. Это была «История самосознания». Вместо того чтобы ответить: «Привет, папа, я тебя люблю», я проскользнул к книжному шкафу и стал рыться на полках в поисках, чего бы почитать самому.
Листая страницы, я почувствовал сладковатый, тошнотворный запах ароматизированных сигарет. Неужели здесь Эдди? Из кухни до меня донеслись приглушенные голоса. Я открыл дверь — Эдди и Анук устроились за столом и тихо разговаривали. Эдди одарил меня улыбкой, Анук поманила пальцем.
— Я только что из Таиланда, — прошептал Эдди.
— Не знал, что ты ездил в Таиланд, — так же шепотом ответил я.
Он внезапно нахмурился, и от этого на его лице появилось удивленное выражение.
— Джаспер, у меня плохие новости, — едва слышно проговорила Анук.
— Говори, не тяни.
— Твой отец снова впал в депрессию.
Я через дверь посмотрел на отца. Даже когда в доме были люди, он все равно производил впечатление затворника.
— Откуда ты знаешь?
— Он плакал. Смотрел в пустоту. И говорил сам с собой.
— Он всегда говорит сам с собой.
— Но на сей раз он обращался к себе официально — мистер Дин.
— Это все?
— Ты хочешь повторения прошлого раза? Хочешь, чтобы он опять отправился в дом для душевнобольных?
— Человек в депрессии. Что мы можем поделать?
— Я думаю, это от того, что его жизнь пуста.
— И что дальше?
— Мы должны помочь наполнить ее.
— Только не я.
— Джаспер, ты должен больше разговаривать с отцом, — заявил Эдди с неожиданной суровостью.
— Но не в этих обстоятельствах, — бросил я, выходя из кухни.
Депрессия отца могла пару дней подождать. А пока мне неожиданно захотелось заглянуть в «Учебник преступления» Терри Дина (то есть Гарри Уэста). Я подумал: раз мои отношения с Адской Каланчой начались с шантажа, эта книга может дать мне какой-нибудь дельный совет по поводу их продолжения. Я нашел ее в груде томов на полу, в самой середине пирамиды печатного слова. И, не выпуская из рук, отправился через лабиринт к своей хижине.
Завалился в кровать и пробежал глазами пункты оглавления. Мое внимание привлекла семнадцатая глава. Она носила название «Любовь: самый эффективный из всех доносчиков». «Тайна — вот что более всего необходимо нарушителю закона, а любовь — главный враг тайны» — так начинался этот раздел.
Имена поставщиков информации, все, что ставит под угрозу планируемые операции, тайники, где хранится оружие, наркотики, деньги, места, где можно отсидеться, перетекающие друг в друга списки друзей и врагов, связи, скупщики краденого, пути отхода — все, о чем следует помалкивать, человек выдает, если влюбляется.
Влюбиться — значит обзавестись гарантированным средством утечки информации, ибо любовь внушает иллюзию, что она вечна и неизменна. Человек не может вообразить ее конец, как не может представить предел собственной головы. И поскольку любовь невозможна без близости, близость невозможна без откровений, а откровения невозможны без правды, у человека развязывается язык, и он выкладывает все до последнего — ведь неискренность во время близости не проходит и только медленно отравляет драгоценнейшую любовь.
Когда любовь кончается — а она непременно кончается (даже самый рискованный игрок не решится поставить на обратное), — он или она, то есть предмет любви, уходит, владея твоими тайнами. И может ими воспользоваться. А если разрыв произошел с ожесточением — воспользоваться злонамеренно, с недобрыми целями.
Более того, очень вероятно, что именно те секреты, которые ты выдал, когда обнажал душу, и послужат причиной разрыва. Твои откровения во время близости подожгут запал, который взорвет динамит, он и отправит любовь на тот свет.
Нет, возразишь ты. Она знает, в каком жестоком мире я живу. И понимает, что цель оправдывает средства.
