Наутро в день похорон меня снова вызвали в кабинет директора. И я решил, что он хочет уточнить процедуру церемонии, поэтому удивился, когда увидел в приемной подпирающую стену Адскую Каланчу. Значит, нас все-таки вычислили. Ну и к лучшему.
— Спеклись, — шепнула она.
— Туда нам и дорога, — ответил я.
— Так-то оно так. Но кто же ожидал, что он может эдакое выкинуть?
— Прекратить разговоры! — рявкнул директор и, открыв дверь, махнул рукой, приглашая нас в кабинет. Адская Каланча вздрогнула, словно ей дали пощечину, а я подумал: интересно, в каком возрасте она обнаружила, что обладает властью заставлять особей противоположного пола выбрасывать из поезда шляпы? Если я спрошу ее сейчас, запомнит ли она этот день? Этот момент? Это событие? Чего бы я только не дал, чтобы перекроить сагу о моей слабости в историю о ее силе.
В кабинете, положив руки на колени, сидела худощавая женщина, и пока я шел от двери, ее глаза с каждым моим шагом прищуривались еще на четверть дюйма.
— Вы, оба, — начал директор, — что вы можете сказать в свое оправдание?
— Она к этому не имеет никакого отношения, — ответил я. — Это все я.
— Это так? — повернулся директор к Каланче.
Та виновато кивнула.
— Не так! — вмешалась женщина и указала на меня пальцем: — Он исполнял, но приказывала ему она.
Пришлось проглотить обиду, ибо она сказала правду. Я поднялся и оперся руками о директорский стол.
— Сэр, подождите секунду и посмотрите на ту, которую вы обвиняете. Вы смотрите на нее? — Он смотрел. — Эта девушка — жертва своей красоты. А почему? Потому что красота — это сила. Мы узнали из занятий по истории, что сила развращает. Таким образом, абсолютная красота несет абсолютное развращение.
Адская Каланча смотрела на меня во все глаза. Директор кашлянул.
— То, что ты совершил, Джаспер, непростительно.
— Согласен. Но вам не придется меня исключать. Я ухожу сам. — Директор прикусил губу. — Вы все еще настаиваете, чтобы я прочитал псалом на похоронах?
— Полагаю, ты должен это сделать, — ответил он ледяным тоном.
Черт его побери! Я так и думал, что он это скажет.
Похороны были примерным повторением погребения Бретта: все стояли с таким видом, словно достоинство что-то значило, от наигранной улыбки священника начинали косить глаза, вид гроба ранил. Адская Каланча не сводила с меня глаз, хотя мне вовсе не хотелось, чтобы на меня таращились. Я желал одного: остаться наедине со своей виной. Но невольно поднимал на нее глаза — на этого ангела смерти с длиннющими ногами. Сама того не ведая, эта девушка стала главным виновником, уничтожившим целую семью.
Я покосился на холодное тело мистера Уайта и безмолвно взмолился: «Прости меня за то, что я выбросил твою шляпу из поезда. Я не знал, что твоя голова все еще в этой шляпе. Прости! Прости, что я столкнул тебя с идущего на полной скорости поезда!»
Священник кивнул мне — это был кивок человека, не сомневающегося в своем всевидении.
Я поднялся.
Все ждали, что я прочту псалом. Но вместо него я прочел вот это:
Закончив, я поднял глаза. С той стороны, где стоял священник, доносился, по выражению его любимой книги, скрежет зубовный.
IV
Возвратившись домой из «Сиззлера», я задержался в лабиринте и постоял, глядя на луну. Она показалась мне каменной развалиной, сожженной Богом ради страховой премии. Ко мне подошел отец.
— Я встревожен, — проговорил он.
— Чем?
— Будущим моего сына.
— А я нет.
— Что ты собираешься делать?
— Уехать за границу.
— У тебя нет денег.
— Знаю. У меня нет денег. Мне прекрасно знакомо ощущение пустого кармана. Но я их заработаю.
— Каким образом?
— Найду работу.
— Какого рода? У тебя нет никаких навыков.
— Значит, устроюсь на неквалифицированную работу.
— Кто тебя наймет? Никому не нужен бросивший школу бездельник.
— Неправда.
— Хорошо. Тогда скажи, кому нужен бросивший школу бездельник?
Отец повернулся и пошел прочь, и его меланхоличный вздох тянулся за ним как запах. Не знаю, сколько времени я простоял на холоде, стараясь проникнуть за покров будущего. Кем я стану: пекарем или мужчиной-стриптизером? Филантропом или мальчиком на побегушках? Мозговым центром криминального мира или дерматологом? Это была не шутка: меня захватил поток мыслей, и каждая боролась за первенство. Телеведущий? Акушер? Частный сыщик? Торговец автомобилями? Кондуктор в поезде? Мысли являлись без приглашения, заявляли о себе, затем уступали место другим. Некоторые из особенно настырных пытались вползти в голову снова. Кондуктор в поезде! Телеведущий! Продавец автомобилей! Продавец поездов!
Следующий день я провел, глядя в пустоту, и получил много удовольствия из воздуха: так хорошо
