министр, избранный в 1936 году. В 1936 году он был с Франко и едва избежал смерти от рук анархистов. Теперь Вальядарес рассказывал, как Франко пытался убедить его передать ему власть после выборов. Коммунисты, в рядах которых сейчас насчитывалось 300 000 человек, кроме PSUC и Объединения молодежи социалистов и коммунистов, потребовали проведения новых выборов. Конечно, представительство коммунистов в парламенте из шестнадцати человек не отражало их влияния, но это требование было отвергнуто Негрином. Коммунисты даже начали задумываться, стоит ли им поддерживать Негрина. Это стало главным вопросом на их съезде 12–13 ноября. Диас потребовал выборов, но никто из делегатов не захотел, чтобы партия ушла из правительства. Кроме того, хотя политическое влияние коммунистов и падало, они по-прежнему сохраняли свой авторитет в среде армейских офицеров. Так же как опасения за судьбу националистской Испании удерживали фалангистов от ссоры с Франко, так и нехватка продовольствия и вооружения заставляла держаться вместе все силы республики.
Конечно, коммунисты продолжали оставаться мощной силой. В дополнение к их непрестанному контролю над военной помощью республике, они имели возможность бросать в тюрьмы своих врагов. Лидеры POUM, арестованные в июне, до сих пор так и не предстали перед судом. Люди Орлова продолжали работать. Появилась и новая организация SIM (тайная полиция и военная разведка). Ее с самого начала возглавляли коммунисты. Формально она должна была выявлять шпионов. Но SIM не собиралась ограничиваться только этими задачами. С самого начала своей деятельности она взяла на вооружение все самые жуткие пытки НКВД. Камеры были такими маленькими, что заключенные с трудом в них умещались, еле удерживаясь на кирпичах, стоящих на ребре. Мощный электрический свет слепил, звуки глушили, на пленников лили ледяную воду, их жгли раскаленным железом, избивали дубинками. Вне всяких сомнений, SIM несет прямую ответственность за гибель многих призывников в республиканской армии, которые не столько проявляли трусость или плохо воевали, сколько не хотели подчиняться приказам командиров- коммунистов. Первый начальник этой службы, пианист Дуран, стал организатором омерзительного плана. Он позволил распространиться в Мадриде слухам, что из некоего дома в предместье Усера прорыт туннель, по которому можно выйти к передовой линии националистов. Немало сторонников националистов, включая и тех, кто укрывался в иностранных посольствах, попались на эти слухи и жестоко поплатились за легковерие. Когда они появлялись у входа в туннель, имея с собой лишь кое-какие ценные вещи, их встречал выстрел в упор. В конце войны в «туннеле смерти» было опознано 67 тел.
Республиканская армия насчитывала примерно 450 000 человек. Начальником генерального штаба теперь был Висенте Рохо, бывший профессор тактики в Толедо и адъютант Мьяхи во время обороны Мадрида. Армию усиливали 350 самолетов и 200 орудийных стволов. В резерве были 90 батальонов и 35 орудий. Армией Центра командовал Мьяха; на востоке (некогда Каталонская армия) соединения возглавлял Эрнандес Сарабиа, профессиональный военный, который был военным министром в начале войны, а армией Леванте командовал Менендес, давний адъютант Сарабиа. Эти двое последних были близкими друзьями Прието.
К тому времени интербригады формально влились в армию республики. Официально они заняли место Иностранного легиона в старой испанской армии. Большое внимание в них теперь уделялось дисциплине и военной форме. В еженедельном издании 15-й интербригады на английском языке появилось толкование смысла салюта из пяти пунктов:
(1) Салют (конечно, имеется в виду сжатый кулак) – это воинский способ приветствия.
(2) Салют – это для солдата самый краткий способ сказать офицеру: «Каковы будут ваши приказы?»
(3) Салют нельзя считать недемократическим видом приветствия: два офицера одного звания, встречаясь на военной службе, приветствуют друг друга.
(4) Салют – это знак того, что товарищ, который может быть в частной жизни закоренелым индивидуалистом, соотносит себя с коллективом.
(5) Салют – свидетельство того, что наша бригада из собрания искренних любителей превращается в несгибаемый стальной инструмент уничтожения фашизма.
В начале 1937 года это толкование сопровождалось призывами учить испанский язык, что считалось «прямой обязанностью антифашиста».
Но теперь бригадам стало трудновато получать новых волонтеров из-за границы. Рассказы добровольцев, вернувшихся домой разочарованными, сообщения о ликвидации POUM – все это играло большую роль. Нехватка рядовых бойцов бригад восполнялась испанскими добровольцами. Большинство из них были коммунистами. Француз Гайман (Видаль), который при Марти командовал базой в Альбасете, был обвинен в растрате. Под предлогом ухудшения здоровья он отбыл в Париж. Видалю унаследовал Гомес, немецкий коммунист, чье настоящее имя было Цейсер. Раньше он командовал 13-й интербригадой. Это назначение лишь усилило давнюю неприязнь между немецкими и французскими коммунистами в Альбасете. Капов, главный квартирмейстер (пришедший на смену Луису Фишеру), и французский коммунист Грийе с женой тоже были обвинены в растрате казенных денег. Семья Грийе ходила в близких друзьях мадам Марти. Наконец, и Марти обвинили в том, что он «обкрадывал солдат Свободы». Скандал обрел такие размеры, что «великому человеку» пришлось самому лететь в Москву и оправдываться. Долгое время он не возвращался в Испанию.
В экономическом смысле республика была в куда худшем положении, чем националистская Испания. Не хватало продовольствия, а с падением севера начались перебои и с горючим. Что же до вооружения, то Прието сказал американскому представителю в Валенсии, что благодаря России и Мексике самого необходимого вполне хватает. Сталин явно боялся, что весь мир узнает о продаже оружия республике, хотя это и так всем было хорошо известно. Военный министр добавил, что республика не получает от СССР никаких благодеяний, поскольку платит за товар полную рыночную стоимость. Кроме этих источников, республике приходилось иметь дело с посредниками и авантюристами. Все они, жаловался Прието, получают обильные доходы1. В центре этого мира продавцов оружия, агентов Коминтерна и жуликоватых торговцев находился Луис Фишер из отеля «Лютеция» на перекрестке Рю-де-Вожирар и бульвара Распай 7-го арондисмента Парижа, который продолжал управлять сетью организаций, поставлявших оружие2.
После падения Сантандера баскские лидеры перебрались в Барселону, где организовали свое правительство в изгнании и создали штаб-квартиру. Как следствие этого, в столице Каталонии снова возобновились католические богослужения. Баски продолжали требовать от правительства религиозной терпимости. Хотя в принципе никто против этого не возражал, но Негрин считал, что публичное мнение «еще не готово» к такому шагу. Однако правительство выдавало лицензии, разрешавшие богослужения в частных домах. К зиме из изгнания вернулись в Барселону примерно 2000 священников. Они обзавелись облачением, и не в пример тому, что было раньше, их не призывали на военную службу. Ватикан, надо добавить, без энтузиазма отнесся к формальному возрождению религии в республике, ибо это могло ослабить позиции католиков при Франко. Так, архиепископ Таррагоны хотел вернуться в свой кафедральный собор, но не получил на это разрешения3.
Тем временем во все еще осажденном Мадриде нарастала угроза голода. Город часто обстреливали и бомбили. Эрнест Хемингуэй писал пьесу «Пятая колонна», сидя в своем отеле «Флорида», в который снаряды попадали не менее тридцати раз. Летом этого года в Мадриде собрался конгресс писателей, целью которого стало обсуждение отношения интеллектуалов к войне. Коммунистические организаторы конгресса решили осудить на нем Андре Жида. В своей последней книге «Возвращение из СССР» писатель нападал на Советский Союз, где его принимали как гостя правительства. Конгресс посетили Хемингуэй, Спендер и многие из литературных апологетов республики. Их возглавлял Андре Мальро. Делегаты разъезжали в «роллс-ройсах» и беседовали о войне с испанскими поэтами – Рафаэлем Альберти, Бергамином, Мачадо и Мигелем Эрнандесом. Самым плодовитым из них, без сомнения, был Рафаэль Альберти. Почти не было номера газеты «Волонтеры свободы», органа 15-й интербригады, который не содержал хотя бы одного его стихотворения. Скорее всего, самым известным поэтом был Мигель Эрнандес, который в начале войны был членом коммунистического Пятого полка. Он был пастухом в горах, которого в шестнадцатилетнем возрасте священник научил читать по текстам XVI и XVII веков. Гражданская война вызвала в нем неожиданный взрыв поэтического творчества.
На конгрессе с речью выступил Бертольт Брехт4. Как и на других подобных мероприятиях, на конгрессе исполняли национальные гимны разных стран, так что Спендер поймал себя на том, что
