сжала в какую-то плоскую шайбу и стала тормозить.
Появились «право», «лево» и «перед». Прямо перед собой Василий увидел какого-то китайского вояку. Тот завяз в мягком сегменте и трепетал, словно муха в киселе, да и размеры у него были не больше, чем у насекомого.
Когда Василий с лету врезался в него, китаез уже несколько подрос, но при ударе все равно смялся как гармошка, и вылетел из сегмента в межсегментный зазор. Один раз еще узкоглазый солдатик высунулся из ничего, но потом исчез, как упавший в пропасть скалолаз. Последней была замечена испуганная физиономия, от которой вскоре остался лшь легкий пылевой вихрь. Впрочем, программист успел еще выдернуть из ослабевших рук иностранного военнослужащего пистолет-пулемет.
И, словно почуяв, что банкет продолжается, ожил боди-комп, вернее командный модуль операционной системы, который мужественно вернулся из небытия и забубнил несколько потускневшим механическим голосом:
— Я восстановил свою личностную матрицу на шестьдесят семь процентов, хотя испытываю трудности с применением речевых семантических фильтров. Поскольку коммуникационные блоки совместимые, подсоединяю управляющий чип нового оружия к своей операционке. Однако не могу создать даже начальный описательный алгоритм для поступающей информации. Разделение гравитационных и магнитных зарядов, несохранение бозонного числа, выброс массы из ячеек Хиггса, усложнение пространственной геометрии. Я помню, что там плела система «Зина» о «Яйце дракона», но не могу переложить это на язык науки, поскольку обладаю способностями среднего доцента. Но, кажется, мы впервые столкнулись с понятием пространственного заряда. Как говорит доктор Гутентанцер, тут пахнет нобелевкой. Дерзание — одно из сорока пяти положительных душевных качеств человека…
Но пока Василий Самуилович дерзал совсем в другом. Бимоны сразу выдали целеуказание и перекрестье прицела, можно было открыть огонь. Впрочем, по Рютину враги уже давно стреляли, причем на самое что ни на есть поражение. Но в пещерном зале с искаженной пространственной структурой поразить было не так-то просто.
Будто бы облако светлячков пролетело мимо головы Василия и свернуло куда-то в «потолок». В свою очередь стрелок Рютин выпустил стаю пуль в обведенного контуром целеуказателя китайского офицера, но так и не задел за живое. Неожиданно вновь объявился тот китаец, который свалился в зазор, он выскочил ниоткуда с ушуистским воплем и сделал выпад в традициях школы «журавля».
Но Василий видел, что китаец соединен каналом совсем не с ним. Ктото, похоже, Академик, пустил ракету с кассетной боеголовкой и малость промахнулся. Кассета разделилась уже в китайце. Тот пробежал с воинственными воплями еще несколько метров, а потом из него стали вылетать огненные шарики дочерних боеголовок и разрываться где попало. Солдат несколько секунд напоминал напоминал фейерверковую шутиху, а весь пещерный зал был иллюминирован гроздьями вспышек.
— Не стреляйте. Я сам с ним покончу. — кинул Саид.
И правильно, очередь могла вернуться к тому, кто ее пустил. Черные шаровые молнии комкали зал, как бумагу. Уже слышался треск каменных слоев, и со свода сыпались здоровенные каменюки. Василий еще пять секунд ничего не понимал, а потом поймал эмоциональную волну. Они сейчас с Саидом будут драться из-за Яйца.
Они оба, опередив других драконов, идут к драконессе по оранжевой грязи под лиловым небом, стараясь не попасть под фонтаны адской энергии, стремящейся вонзиться в небо. Они месят грязь шестью лапами и цепляются за кочки рукочелюстями. Они идут к самке с разных сторон и впервые встретятся, когда она окажется совсем рядом и ее чарующий запах будет бить в панцирные швы и, естественно, возбуждать неистовство.
Они будут драться за право сразиться с самкой, пока один не сдастся и не залезет сращивать проломленный панцирь в какую-нибудь складку. А тот, кто победил, отправится к Ней.
Асия Раисовна. Зина.
Яйцо к тому времени уже достаточно поспеет в ее теле.
Именно в битве с самкой чьи-то жизненные нити обязательно будут пресечены. Если погибнет он, она разорвет ему брюшной шов, испытывая при том высоты блаженства и вложит в кровавое гнездо свое Яйцо. Лярвы, вылупившись из Яйца, обязательно должны расти в драконьем теле, пожирать его плоть, брать его силы. В трупной обители лярвы будут сражаться и поедать друг друга, наращивая массу и умение. Они будут размножаться делением, производя все более изощренных бойцов. Через девятьсот поколений, разрывая оболочку его выеденного трупа, наружу выйдут лярводраконы. Все молодые твари останутся только детьми своей матери — недоразвитыми самками. Из них не получатся настоящие драконы- дальнобойщики, знающие Пути.
Если победит он, то, кайфуя по высшему уровню, вспорет ее брюшной шов и искупается в слизи ее внутренних покровов, и оголит Яйцо, и постучит по щиту-скорлупе. Когда внутри Яйца зашевелится Страж, то внутрь будет запущен Гаденыш. Он загрызет Стража, и тогда лишь останется пустить в Яйцо отросток Знания.
Через девятьсот поколений драконьи личинки покинут выеденную пожухлую оболочку ее трупа, и почти все они станут вечно незрелыми самками-яйценосительницами. Но, помимо них, окажутся те, кто получил знание Путей и еще в укромной трупной обители приобрел настоящие женские признаки. Они-то и вырастут в зрелых самок, способных… Что способных? Этого уже нет в его памяти…
Ровный огонь сердца давно превратился в московский пожар 1812 года. Гневным спринтером Василий ринулся по одному из каналов к Саиду. Но, кажется, ему не хватило ни дыхания, ни умения. Как неудачного бобслеиста его перевернуло несколько раз и выкинуло из «желоба». Конечно же, было слишком скользко. (Уже позднее он понял, что тормозная сила, придающая клейкость конечностям, в нем самом.) Василий попал в твердый сегмент, его зашвыряло, как луч света между поверхностями — все чувства растряслоразбросало, словно костяшки в стакане. Но вот они — первые навыки. Василию удалось ненадолго прилепиться грудным панцирем к одной из поверхностей и мягко выскользнуть из ловушки.
Хоть и выскользнул, но его сильно крутило вокруг пяти или шести осей. Вдобавок он еще не мог управлять длинными своими конечностями и его втянуло прямо в пружинящий мешок мягкого сегмента. Крупно залетев, Василий словно рассопливился, мысли и чувства тоже стали растекаться. Молодой дракон раскисал, тонул, и никакие трепыхания тут не помогали. Но в какой-то момент удачно полыхнул огнем, заставив отпрянуть мягкую, почти живую плоть сегмента, толкнулся распорками лап, вырвался и снова заскользил по каналу.
На взгляд стороннего наблюдателя все это напоминало бы путешествие шарика в игровом автомате: скачкИ, торможения, резкие повороты, соударения. Вторым шариком катался Саид, еще где-то проносились китайцы и Академик — они, видимо, не успели вырваться из пещеры, так что их тоже захватили вездесущие каналы.
— Я восстановился на девяносто четыре процента, — снова залопотал боди-комп. — Вначале о грустном. Физика настолько изменилась, что я не способен оценить новые пространственные параметры. Как я уже говорил, в меня заложен творческий потенциал доцента, в лучшем случае средненького профессора и Aй-Кью[9] не более ста сорока. Однако с тревогой могу известить, что время канализировано и течет то с опозданием, то с ускорением. Если хотите, могу вывести на экраны сведения о концепции временных шнуров известного математика Гутентанцера, ныне находящегося на лечении в психбольнице города Геттингена.
Из теории геттингенского Гутентанцера Василий успел усвоить немногое: тело, перемещающееся по каналу с ускоренным временем (пространственной складке с повышенным хрональным давлением), плохо различимо для противника. А само оно, если с глазами, порой видит то, что еще должно произойти. Этот канал лучше подходит для атаки. А вот тело, перемещающееся по каналу с замедленным временем (пониженным хрональным давлением) — находится под наблюдением врага и вообще под его контролем. В такой канал лучше не соваться.
— Кошмар. Я это и запомнить-то не могу.
Конечно же, Василий хотел воспользоваться хоть какой-нибудь теорией. Но ему как всегда помешали. Некий активный китаез вдобавок к неумолкающим очередям выпустил из подствольника гранату с игольчатым зарядом. На этот раз не без успеха. Одна игла воткнулась в ладонь Василия, другая в плечо, остальные пришлись в белый свет как в копеечку. Впрочем, этих двух, с крючками, вполне хватило.
