своих подопечных классифицировал их по разрядам. Его хорошо знали в мире рекламного бизнеса, ценили за быстрые и решительные действия, приносившие ему баснословные барыши. После долгих переговоров брату удалось уговорить его умерить свой аппетит и довольствоваться не 50-, а только 40-долевыми процентами.
Не удивительно, что довольно скоро мой портрет появился в виде приложения к упаковке какого-то маргарина и в огромных размерах, больше натуральной величины, - на плакате рекламы сигарет.
Не веря глазам своим, я читал:
'Чтобы успокоиться, Манфред фон Браухич перед стартом жует 'Энерголь';
или в каком-то иллюстрированном журнале:
'...он не признает никакого освежающего средства, кроме наших мятных лепешек'.
Опасный повар
Моя новая профессия расцветила мою жизнь всеми красками. Я зарабатывал много денег, был знаменит и популярен.
Гаральд, став моим секретарем, ежедневно просиживал по нескольку часов над грудами присылаемых мне писем. Ему приходилось отвечать на брачные предложения, различные просьбы и всевозможные призывы вкладывать капитал в якобы выгодные предприятия, жульнический характер которых сквозил между строк.
Со временем я подыскал и отделал новую квартиру для матери и начал давать ей прибавку к скудной пенсии.
Преисполненный гордости, телом и душой отдавшись опьяняющей страсти к большим скоростям, я запросто якшался с 'великими' международного автоспорта. Достаточно серьезное знание особенностей этой нелегкой профессии оберегало меня от легкомыслия, и вопреки всем трудностям я довольно твердо стоял обеими ногами на земле.
Надо ли говорить, как мне не терпелось усесться наконец за руль моей 'скроенной по мерке' машины. Произошло это в начале марта 1934 года на автодроме близ Монцы, где проводились пробные заезды.
Бетонная трасса, построенная в 1922 году на территории бывшего королевского парка, представляла собой десятикилометровый эллипс с двумя длинными прямыми участками и несколькими поворотами, которые приходилось проезжать довольно быстро. При проектировании этого трека максимальные скорости машин держались на уровне 150 километров в час, но к 1934 году двухсоткилометровый рубеж остался далеко позади, так что наклон поворотов уже был недостаточен для езды 'на всех парах'. 10 сентября 1933 года на этом треке случилась тяжелая катастрофа. При первом заезде на 'Большой приз Монцы', который выиграл польский граф Чайковский, у его соперника, итальянского графа Тросси, ехавшего на американской машине 'дюзенберг', сломался маслопровод. Вдоль верхнего края южного поворота протянулось длинное жирное пятно. Автомобилисты обратились к устроителям гонок с требованием удалить масло с бетона.
На масло посыпали песок. Сделано это было второпях, потому что публика уже начала волноваться. Но масло в песок не впиталось. Образовался еще более опасный слой, скользкий, как ледяная горка. И это на повороте, в который машины, пройдя по прямой вдоль трибун, буквально влетали со скоростью порядка 250 километров в час...
По взмаху стартового флажка группа итальянских машин помчалась к южному повороту. Их вели опытнейший Джузеппе Кампари, Марио Борцакини, Кастельбарко, Барбиери, еще кто-то. И вдруг... тысячеголосый вопль ужаса проносится вдоль всей трассы. В самой высокой точке поворота машину Кампари занесло. Оторвавшись от асфальта и крутясь, она пролетела около пятидесяти метров по воздуху и грохнулась о барьер.
Шедшие следом Борцакини и Кастельбарко перевернулись. Барбиери направил свою машину внутрь поворота, налетел на барьер, тоже перевернулся и остался под обломками. Из-за проклятого масляного пятна погибли три лучших гонщика. Остальные участники остановились, все потребовали отменить гонки. Но публика запротестовала. Она желала досмотреть финальный заезд или получить свои деньги обратно.
Главный организатор соревнования, боясь лишиться дохода, распорядился дать старт последнему заезду.
На десятом круге зрители вновь сорвались с мест. На сей раз несчастье обрушилось на графа Чайковского. Из-за того же масляного пятна! Задние колеса заскользили, машина перевернулась, врезалась в дерево у обочины и мгновенно вспыхнула ярким пламенем. Случившиеся поблизости болельщики попытались вытащить водителя из горящей машины. Слишком поздно: на них смотрели застывшие, стеклянные глаза...
Только после этого гонку прекратили. В знак траура были приспущены флаги.
За несколько лет до того в Монце уже однажды был 'черный день' в том же духе. Устроители гонок не позаботились о самых примитивных мерах безопасности перед главной трибуной. Люди сгрудились у обочины маршрута. И когда машина итальянца Матерасси врезалась в толпу, 24 человека погибли и 98 получили ранения. Этот страшный урок показал, что вместо строительства новых трибун для привлечения зрителей и их денег необходимо взяться за реконструкцию поворотов.
Когда я делал 'первые шаги' на своей новой машине, изготовленной по 'формуле' и вскоре названной 'Серебряная стрела' — так ее окрестили болельщики, — я, как и мои коллеги, обходил эти трагические события почтительным молчанием. Автогонщик всегда и во всем должен быть мужественным!
Мы никогда не знали: повезет нам на следующем повороте или в нем притаилась смерть?
Хорошо натренированные физически, мы должны были выдерживать многочасовую нервную нагрузку за рулем, сотни раз переключать скорости, выжимать педали сцепления и торможения, в каждую данную секунду — на поворотах, на подъемах или спусках — уверенно владеть своей машиной, несущейся вперед, точно снаряд. Для этого необходимы крепкие нервы, нервы, подобные стальным тросам, но вместе с тем предельно чувствительные и мгновенно реагирующие.
Поведение того или иного гонщика после соревнования, когда наступала разрядка, позволяло судить о его темпераменте и душевном состоянии. Отчаянно смелые мужчины, способные смотреть смерти в лицо, после трудных перипетий сложной гонки, закончившейся для них поражением, внезапно разражались рыданиями. А однажды кто-то, окончательно потеряв контроль над собой, схватил молоток и едва не размозжил голову тому, кого считал виновником своей неудачи...
Наши испытания новой 'формульной' машины нарушились неожиданным появлением в Монце команды фирмы 'Ауто-унион', доставившей сюда 'серебряную рыбку' — гоночный автомобиль с 16- цилиндровым кормовым мотором.
Все мы старались держать в строжайшей тайне даже самые незначительные подробности своих конструкций. Подготовка машин велась за натянутым брезентом или одеялами, выставлялись 'часовые', все враждебно разглядывали друг друга в бинокли.
На трассу высылались разведчики с задачей установить, на какой передаче и приблизительно с каким числом оборотов двигателя конкуренты преодолевают повороты. С течением лет развилась система форменного шпионажа и всяческой слежки, позволявшая заблаговременно узнавать намечаемые соперниками улучшения конструкций двигателей или шасси. С утра до вечера мы находились на трассе или торчали в своих боксах, где инженеры и механики возились с машинами. В нашей мастерской-передвижке, оборудованной на грузовике, стояла крохотная кухонька, снабжавшая нас кофе. Нередко у нас разгорался волчий аппетит, и мы искали повара, который мог бы приготовить нам хотя бы одно горячее блюдо. Миланский представитель концерна 'Ауто-унион', синьор Рикорди, порекомендовал моему менеджеру Нойбауэру какого-то виртуоза по части приготовления спагетти. Специальностью нашего повара были равиоли13 и итальянские спагетти под острым соусом. Поэтому Нойбауэр без колебаний нанял этого человека, который к тому же, по словам Рикорди, не знал ни слова по-немецки.
За обедом мы в его присутствии, не подозревая ничего дурного, обсуждали события дня, говорили о наших маленьких секретах — дефектах и слабых сторонах своих машин. Молодой повар не покидал нас ни на секунду и отлично все понимал, что мы, однако, узнали позже.
